Граница не знает покоя - коллектив авторов

...Поеживаясь от холода, Подкатилов шагал вслед за темнеющей впереди фигурой сержанта Анатолия Перемышлина, командира отделения. Тропа, слегка запорошенная снегом, вилась между редких кустарников. Идти было трудно: ноги скользили по замерзшим кочкам. Спускаясь с пригорка, Подкатилов поскользнулся и чуть было не упал, едва удержавшись руками за куст. Карабин прикладом гулко стукнулся о землю.

— Эх, пограничник! — с досадой плюнул Анатолий Перемышлин.— Разве так ходят? Шумишь на всю вселенную...

— Темно уж очень, — оправдывался Подкатилов, но больше ничего не сказал. Да и что он мог сказать, коль пограничному делу только начал учиться.

— Темнота нам не помеха,— проговорил сержант. А наоборот — наш союзник. Учись бесшумно ходить. Ступай сначала на пятку, а затем уж на всю ступню. Никогда не споткнешься. Ясно?

— Ясно, товарищ сержант!

И пограничники пошли дальше. В эту ночь, пожалуй, больше никаких казусов с Подкатиловым не было, командир замечаний не делал, но Иван чувствовал, что он, хотя и старался нести службу исправно, допустил немало ошибок. Почему командир остановился на развилке троп? Услышал шорох в кустах, а он, Иван, шел бы и шел дальше, любуясь звездами на небе. Ничего не услышал. А там ведь пограничный наряд был. Вон как ловко действовал солдат, тихо спросил пропуск, а затем так же тихо доложил, что нарушений границы на порученном участке не обнаружено. Это был Михаил Махнов.

«Знающий дело парень»,— посмотрев вслед удаляющемуся в кустах пограничнику, подумал Подкатилов.

Спокойно прошла ночь. Уже перед рассветом Перемышлин с Подкатиловым вернулись на заставу. После долгого пребывания на морозе, очутившись в тепле, Иван как—то сразу обмяк, мышцы расслабли, потянуло ко сну. Не допив чай, он зашел в казарму, разделся и сразу же уснул мертвецким сном. Поспать же долго ему не пришлось — его разбудил командир отделения:

— А кто карабин будет чистить?

— Позабыл я, товарищ сержант.

— Сейчас же почистить и доложить. Если еще повторится такое — пеняйте на себя...

Как будто все беды свалились на Ивана в этот день. Да, нелегка ты, пограничная служба, казавшаяся молодому парню такой романтичной. А романтика здесь пока такая — ежедневно занимайся то строевой, то огневой, коли дрова, чисть картошку, выслушивай ежедневно замечания командира, дежурного. Нет, не такой представлял Иван службу на границе — думал он, что в первый же день придется ему и запутанные следы разгадывать и участвовать в преследовании лазутчиков.

Шли дни, недели, месяцы, а ничего этого не было. Суровые солдатские будни наполняли всю жизнь этого маленького пограничного гарнизона, начиная от рослого подтянутого и несколько сурового начальника заставы капитана Самборского и кончая таким маленьким, незаметным молодым солдатом, каким был ростовчанин Иван Подкатилов. А он и на самом деле был внешне незаметным: ниже среднего роста, худощавый, в строю стоял всегда чуть ли не последним, а на классных занятиях забивался в самый угол.

Командиры настойчиво обучали его пограничному мастерству, всему тому, что нужно для охраны границы. И сам он постепенно все больше и больше начинал понимать: нужно учиться, чтобы быть готовым к схваткам с врагами. Вот только одна мысль одолевала его: когда же в этой схватке ему придется участвовать?

Как—то, это было уже весной, Иван в полночь возвратился с границы. Доложив дежурному, он по длинному заставскому коридору прошел в сушилку. Открыл дверь, и сразу же на него пахнуло теплым воздухом, перемешанным с запахом махорки и распрелых портянок, вывешенных над печкой на тоненькой стальной проволочке. Печка представляла из себя железную бочку, обложенную кирпичом. Она вся пылала жаром, но несмотря на это сидевший тут остряк и балагур рядовой Булкин подкидывал в открытую пасть толстые смолистые поленья.

— «Пар костей не ломит» — так говорил мой покойный дедушка. Невредно! — ни к кому не обращаясь, сказал Булкин.

Подкатилов присел на скамейку, положил рядом карабин. Вид у него был усталый, подавленный.

— Что, тяжела ты, служба солдатская? — спросил Булкин и, не дождавшись ответа, продолжил: — Это тебе не с девчатами по деревне гулять. Сам знаю. В гражданке, бывало, всю ночь, до утренней зорьки, проходишь — ничего, не устанешь и спать не хочется. Бывало?

— Бывало,— поднял голову Иван,— но не об этом я сейчас думаю...

— А что солдату думать? Солдат спит — служба идет. Кормят до отвала. Не хватит — повар всегда добавки даст. Вот еще бы...

Не закончив, Булкин опять улыбнулся, потирая руки, словно вспомнил что—то веселое: что, мол, нам грустить, мы уже закаленные. «Мы» — это старички, солдаты, прослужившие по два и больше года, и Булкин, конечно, их имел в виду.

— Не к теще на блины приехал. Это ясно, как дважды два. А трудно — так это дело временное. Втянешься еще...

— Да не о тудностях я говорю,— обрезал напрямик Подкатилов. — Знаешь, что я думаю... Скучновато здесь, на границе. Тишина какая—то, и в боевых делах не побываешь. Отслужишь, приедешь домой, а тебя спросят: «Ну, как, пограничник, сколько задержал шпиёнов?»,— он с усмешкой сделал ударение на «ё».— А где их взять этих шпиёнов—то? Ходишь, ходишь — и все без толку,

В это время дверь сушилки открылась и в теплую комнатушку зашел вернувшийся также из наряда Николай Чураев — широкоплечий, с прямым и открытым взглядом пограничник, секретарь комсомольского бюро заставы.

Чураев был всеми уважаемый пограничник. К нему солдаты липли, словно пчелы к меду. И он умел со всеми поговорить, каждому душу согреть теплым словом. Особенно любили его слушать молодые солдаты о службе, о героях—пограничниках. Он и о себе мог немало рассказать: три знака «Отличный пограничник» и медаль «За отличие в охране государственной границы СССР», сияющие на его груди, даны не за красивые глаза, Но Чураев о себе предпочитал не говорить.

— Что—то тут вы насчет шпионов завели разговор. Кто это — Подкатилов? Да?

— Он, он,— вмешался Булкин.— Хочет, чтобы ему сюда, прямо на заставу, привели нарушителя и сказали: «Пожалуйста, товарищ Подкатилов, вот вам лазутчик, задержите его».

— Да ты не смейся,— перебил Чураев.— О чем у вас тут разговор?

По натуре Иван Подкатилов был прямой. Уж если что сказал, так не отступит, за спиной товарища шептать не станет. И сейчас высказал он старшему товарищу, коммунисту, вожаку молодежи, все свои думы, сомнения, высказал прямо, как думал.

— Знаешь, Подкатилов,— внимательно выслушав товарища, сказал Чураев,— ты неправильно думаешь...

— Что неправильно? Кто с нами граничит? Польская Народная Республика. Вчера замполит говорил, что это наш хороший друг. А друзьям зачем ссориться?..