Дети порубежья - Вера Школьникова

Но Леар знал, что пяти капель бесцветного настоя алой волчаницы в течение восьми дней достаточно, чтобы состарить любое сердце. Обычно этот яд не используют, у волчаницы омерзительный вкус, но в тюрьме разносолами не балуют, съешь и прогоркшую кашу.

Он слишком отвлекся — спор между магом и жрецом зашел в тупик. Сейчас они опять пойдут по кругу, если только Саломэ не примет решение. Он предпочел бы не вмешиваться, но не мог. Честь рода, Аред ее побери. Леар усмехнулся: в данном случае это и произошло. И без разницы, что он своего кузена ни разу в жизни не видел — герцог Суэрсена не может допустить, чтобы его родственника сожгли на площади, даже если тот и в самом деле проносил в жертву Ареду нерожденных младенцев, вырезанных из материнского чрева. Или чем там нынче принято Проклятого задабривать? Хранитель откашлялся:

— Какие доказательства предоставили отцы-дознаватели?

— Никаких, — удовлетворенно ответил Ир. Он знал, что Хранителю придется поддержать магов, позабыв о старой вражде. Воистину герцогам Суэрсена не везет с родственниками!

Снова возмутился жрец:

— Слуги Хейнара борются со скверной тысячи лет! Если они утверждают, что преступник служил Ареду, значит, так оно и есть.

Леар вежливо уточнил:

— Если мне не изменяет память, — а все знали, что память Хранителей не подводит, — основным доказательством вины подсудимого отцы-дознаватели во все времена считали чистосердечное признание.

— Он во всем признается.

— Не сомневаюсь. Учитывая методы слуг Хейнара, во всем признается даже каменная статуя. Ваше величество, человек, которого они хотят судить, тяжело болен. Он не в себе и не может отвечать за свои преступления.

Саломэ кивнула — она была бы рада помиловать несчастного. От одной мысли, что живого человека сожгут на потеху толпе, будь он хоть трижды виновен, ей становилось не по себе. Но последнее время жрецам и так слишком часто отказывали в просьбах.

Еще при прошлой наместнице белые ведьмы получили право исполнять обряды Эарнира, а не так давно Высокий Совет запретил строительство новых храмов в столице, справедливо заметив, что в Суреме их и так достаточно, а в провинциях — не хватает. Малая уступка поможет загладить большие потери. Но как можно нанести такой удар Леару, едва оправившемуся от раны? Хранитель выглядел больным, хотя и утверждал, что совершенно здоров.

Внезапно заговорил министр Чанг:

— Ваше величество, пусть орден Дейкар возьмет этого молодого человека на излечение. Если они исцелят его, он перестанет быть опасен и сможет искупить свою вину. Если же они не смогут вернуть ему способность мыслить, отцы-дознаватели исполнят свой долг. Назначьте разумный срок, по истечении которого дело будет пересмотрено, скажем, год.

Саломэ с облегчением выдохнула: министр, как всегда, пришел на помощь. Ордену Дейкар безумец ни к чему, они охотно отдадут юношу правосудию, если не смогут вылечить. А через год все позабудется, она сумеет помиловать несчастного своей властью, настояв, к примеру, на пожизненном заключении под охраной жрецов Хейнара.

— Решено. Мэлин Эльотоно передается на один год на поруки ордену Дейкар. Через год мы рассмотрим это дело еще раз.

Жрец кивнул, сухо поджав губы:

— Ваше величество проявляет милосердие даже в справедливости.

Саломэ с облегчением улыбнулась, она не надеялась, что жрецы так легко сдадутся. Тем неожиданнее оказался следующий ход:

— Ваше величество, отцы-дознаватели просят вашего позволения арестовать Вэрда Старниса по результатам расследования этого дела. Обвинение в пособничестве слугам Ареда.

Саломэ растеряно оглянулась на министра. Чанг хищно подался вперед:

— Прошу прощения, но это уже относится к моему ведомству.

— Ни в коем случае. Пособничество слугам Ареда приравнивается к служению Ареду по кодексу Саломэ Святой и находится в ведении дознавателей Хейнара.

— Арест графа приграничной провинции определенно скажется на государственном спокойствии, так что это находится в моем ведении.

— Позвольте вам напомнить, что Вэрд Старнис — не граф, и по закону его можно арестовать и без позволения ее величества. Но, учитывая сложившуюся ситуацию, жреческий совет счел нужным согласовать арест с ее величеством. Имеются неопровержимые доказательства пособничества. Обвиняемый Мэлин признался, что их опекун спрятал своих подопечных, сознательно обманув дознавателей.

— Мы только что согласились, что упомянутый Мэлин — не в себе и нуждается в лечении. Вы собираетесь арестовать Старниса на основании слов безумца?

— Нет причин сомневаться в его словах. Но мы проведем дополнительное расследование после ареста.

Саломэ устала от бесконечных споров. Если жрецам нужен Старнис — пусть забирают. В конце концов, если человек в здравом уме и твердой памяти нарушает закон, он должен за это ответить. Особенно если у него нет родственников в Высоком Совете. И, не обращая внимания на возражения министра, она подписала протянутую бумагу.

Министр Чанг не считал нужным скрывать недовольство — под его взглядом наместница чувствовала себя маленькой девочкой, разлившей чернила на важные отцовские бумаги. Но к неловкости примешивалось раздражение: она наместница, а не глупое дитя, пора бы господину министру уяснить, кто правит империей. Собственная безропотность последнее время начала утомлять Саломэ. Но она не находила повода придраться к Чангу, не скажешь ведь: "Господин министр, мне не нравится, как вы на меня смотрите!" Приходилось терпеть.

Министр протянул наместнице небольшой портрет в овальной рамке. С портрета на нее смотрела серьезная молодая девушка. Саломэ поднесла изображение поближе: тонкие упрямые губы, прямой нос с большими ноздрями, густые брови, сросшиеся на переносице, и огромные, прозрачно-голубые глаза.

Модное платье с кокетливыми оборочками плохо сочеталось с ее сосредоточенным взглядом. Художнику следовало бы меньше внимания уделить кружевам, и больше — выражению лица. Подобные портреты обычно отсылали женихам, а девушке с таким взглядом скорее подойдет обитель, чем замужество. Наместница отложила портрет:

— Кто это?

— Рэйна Доннер.

— Мне ничего не говорит это имя.

— Она племянница придворного виночерпия, ваше величество. Сирота, взятая под опеку милосердным дядюшкой. За семь лет добросердечный опекун растратил и без того небольшое наследство девушки, и теперь не может выдать ее замуж — супруг потребует приданое. Он несколько раз пробовал сосватать племянницу знакомым, но до свадьбы дело не дошло. Девушка не настолько красива, чтобы ее взяли без гроша.