Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

Первым пришел в себя Юдхиштхира: «Мы преклоняемся перед тобой, о брахман. У других такого не увидишь. Кто же ты, что мы можем для тебя сделать?» Незнакомец улыбнулся и сказал: «Опишите Бхишме мою внешность и мои способности. Он сам непременно узнает меня».

Это был Дрона! С того дня он стал наставником юных царевичей, обучая и сыновей Панду и сыновей Дхритараштры с такой тщательностью и самоотдачей, как будто это были его собственные дети. Но, как уверяют чараны, самым любимым его учеником был всегда Арджуна. Именно для младшего сына Кунти военная наука стала способом познания себя, открытой дорогой к высотам мира Брахмы.

Редкий брахман с таким упорством и отрешением читает молитвы, с каким Арджуна постигал тонкости искусства кшатриев. Однажды Дрона велел ученикам стрелять в чучело ястреба, привязанного на вершине дерева. Когда Юдхиштхира прицелился, Дрона спросил, видит ли он ястреба? «Да, — ответил старший Пандава, — и ястреба, и дерево, и всех вас!»

Тогда Дрона сказал: «Отойди, тебе не поразить цель». И другие его ученики, взявшись за лук, говорили, что видят мишень и все вокруг, и никто из них не попал в чучело ястреба. Один Арджуна, натянув тетиву, сказал, что не видит ничего, кроме ястребиной головы. И когда Дрона, удовлетворенный, разрешил ему пустить стрелу, то все увидели, как на землю упала отсеченная голова птицы.

Однажды Арджуна спросил Дрону, нельзя ли научиться стрелять в темноте. Дрона уклонился от ответа, так как считал, что ученики должны сами постигать важнейшие тайны искусства. Но в тот же вечер, когда сгустились сумерки, и Пандавы вместе с наставником сидели за вечерней трапезой, Дрона вдруг нагнулся и дунул на единственный светильник в комнате. Стало темно, но, разумеется, никто не пронес пищу мимо рта. Все продолжали спокойно есть, и вдруг в темноте раздался взволнованный голос Арджуны: «Я понял! Простая привычка творит чудеса!»

Найдя правильный ответ, Арджуна начал тренироваться в стрельбе с удвоенной силой. Со временем он достиг такого совершенства, что однажды смог поразить стрелой крокодила, плывущего под водой, и спасти тем самым жизнь беспечно купающимся друзьям. Его часто называют Савьясачин, что значит «стреляющий из лука с обеих рук». И все это достигнуто только благодаря упражнениям в стрельбе и сосредоточении!

— Но я слышал, что Арджуна смог овладеть искусством видеть в трех мирах, — подал голос Митра. — Хоть я и не знаю, что это такое, но чараны поют, что постичь его можно только простояв шесть месяцев в неподвижности.

Я не рассмеялся только потому, что у меня на это уже не было никаких сил. Мы с Митрой не могли простоять неподвижно и двух часов. Что бы ни говорили легенды про Арджуну или других подвижников, я понимал, что подобный подвиг человеку вообще не под силу.

— Арджуна получил это знание в дар. Ему не понадобились аскетические подвиги. Чараны утверждают, что это было так: Арджуна, странствуя со своими братьями, столкнулся на берегу реки с якши. Между ними произошла ссора, закончившаяся поединком. Арджуна, прекрасно стрелявший в темноте, сжег огненными стрелами колесницу своего противника. Только вмешательство благоразумного Юдхиштхиры спасло жизнь полубогу. Чтобы выкупить свою жизнь, якши отдал Арджуне своих белых коней и посвятил в тайное искусство видеть невидимое.

— А почему Арджуна не научил других? — спросил Митра.

— Потому что так устроен мир. Можно подарить сокровища, трон, оружие, но духовный опыт обретается каждой отдельной сущностью в собственных сомнениях, трудах и страданиях. Тогда он имеет значение для зерна твоего духа. Впрочем, у вас не будет шести свободных месяцев для аскетических подвигов, даже если бы вы и захотели. Очень скоро, я чувствую, нашему братству понадобится не ваша неподвижность, а действия.

Дослушать рассуждения Крипы мне тогда не удалось, так как, не выдержав напряжения и солнечного жара, я рухнул без сил на жесткую землю. Несколькими мгновениями позже упал и Митра, сохраняя на своем лице улыбку превосходства. Он все-таки доказал, что выносливее меня.

Потом пришло время и нам с Митрой учиться стрелять из лука. Снова часами простаивали мы в неподвижности, держа на вытянутой руке тяжелые боевые луки. Конечно, это оружие было знакомо мне и прежде. Но луки, которыми пользовались охотники в моей деревне, были сделаны куда проще, к тому же, стрелы были редкостью, и охотники прилаживали к лукам широкие тетивы для стрельбы камнями.

Теперь же в наших руках было боевое оружие, и для меня трудности начались уже с попытки просто натянуть тетиву из скрученных оленьих жил. Приходилось упирать один конец лука в землю, левой рукой и коленом сгибать его, а правой рукой нацеплять петлю тетивы. Перед стрельбой мы обматывали кисть левой руки защитным ремнем, а на пальцы правой одевали кожанные наперстки, предохраняющие кожу от порезов. В общем, мне многому пришлось учиться заново.

Митра с луком обращался вполне уверенно, но управлять стрелами при помощи брахмы он умел не лучше меня, то есть вообще не умел. К тому же, он опрометчиво полагал, что во время своей службы при дворе раджи уже постиг все тонкости владения оружием. Начинать все заново вместе со мной ему не хотелось.

Тогда Крипа повесил на веревке полый коровий рог и предложил устроить состязание. С десяти шагов рог, чуть раскачиваемый ветром, показался для меня неуязвимой целью. Я попробовал пустить стрелу без особой надежды на успех и, конечно, промазал. Митра целился и приноравливался так долго, что его левая рука, державшая лук, стала дрожать от напряжения. По-моему, он промахнулся еще больше, чем я.

Потом перед мишенью на расстоянии двадцати шагов встал Крипа. Он широко расставил ноги в канонической стойке «треугольника», медленно поднял лук, мягко, почти нежно, оттянул тетиву сгибом большого пальца к самому уху и секунду помедлил, словно прислушиваясь, что шепчет ему на ухо соколиное оперение стрелы. Через мгновение тетива уже билась в широкий кожанный браслет, защищающий кисть левой руки. Стрела пронзила рог так же точно, как нить входит в игольное ушко в руках умелой мастерицы.

— Как поет тетива! Как удобно ложится стержень в руку, отзываясь на каждое прикосновение хозяина. Услышьте мелодию грозного оружия. Найдите свой мотив, и ваши стрелы полетят непрерывным лучом света. — сказал Крипа.

Увиденное заставило задрожать от восхищения мое сердце. Было в искусстве Крипы что-то от дрожания золотой струны вины, медитации, сложного храмового ритуала. Я обернулся к Митре. Он тоже не остался равнодушным:

— Представляешь, так можно и с колесничими драться! Раз… И стрелу по оперенье прямо в глаз … и плевать на любые доспехи! — воскликнул мой друг.

Крипа отложил лук.

— Прежде чем побеждать врага, надо одержать победу над шестью своими главными противниками: страстью, гневом, жадностью, гордостью, недомыслием и высокомерием. Полное сосредоточение на главной цели даст возможность вашим стрелам лететь вслед мысли. Когда стреляет Дрона, кажется, что стрелы в полете догоняют одна другую. Савьясачин может метать стрелы с обеих рук с такой частотой, что они кажутся тучей саранчи. Стрела, летящая в цель, убивает чисто. Если по отношению к войне можно говорить о милосердии, то именно лук до наших дней считается самым милосердным оружием. Что может быть омерзительнее рубки на мечах или боя на палицах! Многие из наших братьев просто не могли заставить себя взять в руки оружие, которое предназначено для отрубания кусков плоти живого человека. А что испытывает человек, обладающий брахмой, раскраивая череп врага… — Крипа даже содрогнулся от отвращения.

— Однако Бхимасена и Дурьодхана именно в бою на палицах достигли наибольшего совершенства, — заметил Митра. — Я слышал рассказы, что даже тренируясь, они были сосредоточены только на одном желании: проломить голову друг другу.

— Да, ты, к сожалению, прав, — вздохнул Крипа. — Многие наши братья потеряли остроту сопереживания. Бхимасена обучен и рукопашному бою, то есть он способен убить человека голыми руками. Для этого надо забыть о том, что твой противник — живое существо, то есть ненавидеть его до помешательства. Всеми видами оружия владеет Арджуна, но, думаю, даже у него не хватило бы духу убить человека голыми руками. — Словно что-то вспомнив, Крипа как бы про себя добавил — Но ведь Бхимасена — не единственный из дваждырожденных, потерявший дар сострадания. Кровь, однажды пролитая, тянется за человеком всю жизнь, искажает его чувства, туманит разум. Тяжелая карма у Бхимы. Вся мощь его брахмы теперь направлена только на убийство. Мне страшно подумать о том, что ждет его впереди. Если бы рядом с Бхимасеной не было бы благого влияния его братьев, он мог бы превратиться в ракшаса. Несколько поколений назад Высокая сабха исключала таких людей из узора. Но сейчас жестокое время, и многие наши заповеди нарушены.