На то и волки - Александр Бушков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пискнул селектор. Митрадора доложила:
— Появился Виталик и требует встречи с вами. На имя Ивлева с утренней почтой пришло письмо.
— Сначала письмо, потом Виталика, — распорядился Данил. — Максим Иваныч, посидите, какие тут секреты от вас…
Митрадора принесла письмо, сообщила с ухмылочкой:
— У Виталика невероятно самодовольный вид…
И ушла, повернувшись через левое плечо.
— Так, — сказал Данил, покрутив конверт в руках. — Штемпель московский, абонементный ящик… быстро дошло, а? Кто там твердит про разруху…
«Уважаемый Вадим Степанович!
Убедительно прошу Вас оставить Сергея Ипполитовича в покое. В конце концов, он не единственный специалист в нужной Вам области. Обратитесь хотя бы к Спаровскому, Богдан Сергеевич и по складу характера, и по возрасту гораздо более подходит для таких эскапад. Мы же, уж не прогневайтесь, стары и неповоротливы для столь современных игр, в которых, признаемся, не ориентируемся совершенно. Столь увлекательные предприятия хороши в юности. Очень Вас прошу объяснить это Юлии — у меня создалось впечатление, что игра оказалась гораздо серьезнее, нежели Вы оба полагали.
С уважением.
Сергей Ипполитович, заглядывая мне через плечо, просит добавить: не слыхали ли Вы когда-либо, что иные клады бывают положены на определенное количество голов?»
Каретников перечел письмо глазами, положил на стол, и они какое-то время смотрели друг на друга.
— Вот вам и ниточка, — сказал Данил. — Подпись неразборчива, фамилии на конверте нет, зато есть номер паспорта. И некий Спаровский с именем-отчеством… у меня такое впечатление, что вместо «склада характера» бабушка очень хотела бы выразиться порезче, не зря же подчеркнуто столь жирно. Но не решилась по воспитанности своей… Слово «эскапада» нынче числится по разряду устаревших… попахивает интеллигенцией старой закваски, нет?
— А головы здесь при чем?
— Что, неужели не помните? — пожал плечами Данил.
— Вообще не знаю.
— Ну, это просто. В старину ходило поверье, что человек, знакомый с ведовством, если прячет клад, заклинает его на определенное количество голов. Скажем, десять — условно. В зависимости от ситуации клад либо дастся десятому пришедшему за ним, либо нужно положить десять жмуриков, иначе не возьмешь, и пытаться нечего…
— Что же он, клад нашел? — фыркнул Каретников.
— Если бы он нашел клад, он бы его выкопал, — задумчиво сказал Данил. — Как и мы с вами. Не верю я во все эти заклятья… Просто старушка, точнее старик, в деликатной форме дает понять, что погоня за фортуной — дело рискованное… А вообще, давайте поздравим друг друга еще раз. Дело еще более запутывается. Теперь у нас есть столичные интеллигентные старички, отказавшиеся оказать покойному некую услугу, плюс загадочная Юлия… загоняйте в «Кольчугу» ориентировку на этого Спаровского, не сидеть же сложа руки. И собирайте портфельчик, завтра летим в Байкальск, как белые люди, на казенном самолете, — он включил селектор. — Давайте ко мне сексуального террориста.
Виталик вошел с видом крайне окрыленным и устроился в кресле без всякого приглашения, мало того — вынул сигарету.
— Валяй, мон пти жиголо, — сказал Данил, — кури уж свои вонючие, по роже вижу, что прибежал с полным клювиком…
— Статью забабахала Танька Демина.
— Увы, ангел мой, я это и сам уже знаю, — сказал Данил. — Конечно, всякую информацию следует перекрестно перепроверить, но подвел ты меня, я-то ждал…
— Она прилетела. В субботу утром.
— Кто?
— Танька. Она п р и л е т е л а. Из Байкальска.
— Ну и что?
— Галина сказала, что Танька упоминала в субботу утром, будто прилетела только что из Байкальска, — сказал Виталик, по-прежнему сияя. — Не понимаете, шеф?
Каретников щелкнул пальцами:
— Расписание! Данила Петрович, в субботу есть только два байкальских рейса. Один в шестнадцать сорок, прямой оттуда, второй — в двадцать двадцать, транзитный, Хабаровск — Москва!
— Так-так-так, — сказал Данил. — Я, значит, дурак, а вы умные. Признаю, не врубился… Выходит, если она не врет, самолет был либо частным, либо непассажирским? И кто-то озаботился ее туда доставить — или, как минимум, оттуда привезти? Интересно, господа! Максим Иваныч, займитесь немедленно аэропортом, — он подал заместителю письмо. — И этими тоже…
Когда Каретников вышел, Данил подошел, похлопал Виталика по плечу:
— Можешь, паразит, когда захочешь… Еще что-нибудь интересное есть?
— Галка сказала: по «Листку» кружат слухи, будто Астральная Мамаша предсказала насчет «Интеркрайта» что-то жуткое, то ли земля под нами рассядется, то ли Нептун на голову упадет… Озарение ей такое было вчера.
— Я ей устрою озарение… — сказал Данил. — Еще?
— Говорят, «Интеркрайт» готовит экспедицию на Таймыр, за каким-то кладом.
— Кладом? — Данил насторожился. — Подробнее!
— Да она сама не знала подробностей. Прошли такие слухи, вот и все. Вот что, шеф… Когда она ближе к ночи поплыла, я взял камеру да заснял на полчасика эпизод с нашим участием. Авось пригодится?
— Поросенок… Кассету сдашь Митрадоре. Свободен.
Данил взял трубку:
— Японец нарисовался? Давай его. Ну что? Рамона… Во сколько? Ну если очень набивается… Сам поеду. А ты выясни, что думает милиция по поводу сегодняшнего ралли на тракте, а заодно разнюхай, что там с Хилем…
…На сей раз Соловей назначил ему встречу на «второй точке» — на другом берегу, возле памятника декабристу Полунину. Декабрист был изваян в облике изможденного кандальника в полный рост — что исторической правде соответствовало мало. Вопреки старательно слепленному пропагандой мифу, будто сподвижники Пестеля и Рылеева угрюмо звенели кандалами во глубине сибирских руд, подавляющее их большинство устроилось за Уралом весьма неплохо, домина Батенькова в Томске мало чем уступал тогдашнему «палацу» градоначальника, а Полунин, получая от московского дяди-сенатора приличное содержание, катался в Шантарске как сыр в масле и помер, как украдкой шептались историки еще в коммунистические времена, не от тоски по утраченной свободе и боли сердечной за Россию, а в результате неумеренных плотских утех с доступным женским народонаселением…
Правда, даже в период всеобщего развенчания декабристы как-то ухитрились ускользнуть от посмертных разоблачений, вероятнее всего, до них попросту не дошли руки, и монумент сенаторскому племянничку до сих пор остался неоскверненным, не в пример козлобородому Феликсу в тихом скверике поблизости от ГБ…
Данил еще издали, вылезая из машины, заметил, что Соловей прямо-таки ерзает на скамейке.
— Ну, что за спешка?
— Потому что Бульдозер навернулся, шеф. Вот я и решил проявить инициативу.
— Костерин? Когда?
— Позавчера. Сейчас как раз хоронят, если не похоронили уже… Позавчера утречком, когда выходил из дома, боданула его какая-то иномарка, и боданула качественно. Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах… Говорят, убило на месте. Только это не самое интересное. Вторые сутки по городу ползают слухи, что убрали его ваши.
— Мои?
— Интеркрайтовские. Якобы за то, что он раскопал подходы к Золотой Бабе, начал даже писать об этом книгу, а вы, акулы капитализма, прослышали и хотели забрать Бабу себе. Ну, и оформили наезд…
— Чушь собачья, — сказал Данил сердито.
— Вообще-то я и сам так думал. Сколько в Бабе золота? Если она и в самом деле золотая? Пшик… Не стоит оно того. Только, уж простите, кое для кого слушок звучит убедительно. Бульдозер бывал на Таймыре, у вас там тоже есть кой-какие интересы, могли пересечься, а у Лалетина страстишка к антиквариату давно имеется, все знают…
— Кто распространяет?
— Боюсь, откуда поползло, уже не выяснить. Знаете ведь, как это бывает… Говорят еще, что ваши ребята влетели в квартиру к его последней симпатии, забрали рукопись, стращали пушками и ганделопами… Вот я и решил, что следует вас немедля вызвать. Между прочим, наши орлы собираются об этом писать. Орлицы, вернее…
— Рамона?
— Ага. Уже заголовочек состряпала: «Мужика убили из-за бабы. Золотой». Там, конечно, пойдут намеки вперемежку с эффектами…
Данил задумчиво уставился под ноги.
След был столь идиотский, что не укладывался в любые головоломки. Как и многие в Сибири, он чуть ли не с детства был наслышан о Золотой Бабе — загадочном идоле таежного кочевого народца, может быть, античной статуе, утащенной предками кочевников из разграбленного Рима, а может, идоле собственной работы — до монгольского нашествия иные обитавшие в Южной Сибири племена выплавляли металл, а у иных были государства, это после прохода орды они пришли в совершеннейший упадок, и государства, и ремесла…
Принято считать, что Золотую Бабу утащили в глухие неизвестные дебри, когда ею живо заинтересовались ребятки Ермака. Видимо, так и было — за последние четыреста лет не отыскалось ни единого мало-мальски убедительного следа, как ни искали. Вполне возможно, когда умерли последние прятавшие Бабу шаманы, народ суровый и некоммуникабельный, координаты захоронки, пусть и приблизительные, забыли сами кочевники. Самые убедительные версии гласили, что Баба спрятана где-то в пещере на плато Путорана. А это — горы Бырранга, нганасанское царство мертвых, тысячи квадратных километров безлесных гор и сопок, болот, тайги и голой тундры, абсолютно нехоженые и неисследованные места площадью с парочку Франций, если не больше. Даже не иголка в стоге сена — копейка в Байкале…