Девочка из рода ОХара - Рита Тейлор

А через день в форт вернулся полковник Джереми Уилкс. Он сам увидел результат своего отъезда.

Две девушки лежали рядом, а над ними с винтовкой наперевес стоял Батлер и никого не подпускал.

Он только повторял: «Я тебя прощаю».

До приезда полковника Чарльза Батлера не хотели арестовывать. Полковник привез с собой приказ прекратить военные действия против ацтеков, как не имеющие под собой оснований. Полковник прочел эту депешу, посмотрел на трупы, выслушал от очевидцев, как было дело, заперся у себя — через некоторое время из кабинета раздался выстрел.

Вбежавшие солдаты застали Уилкса криво улыбающимся. Он твердил: «Не бойтесь, так легко я не умру — мне-то они не простили. (Он имел в виду индейцев.) Что же — прямо в ад непрощенным отправляться? Я бы отправился — в ад ацтеков. А в ваш ад — белый — не хочу». В тот же день он — когда пришел приказ от командующего объявить награды отличившимся в ацтекской кампании — внимательно его прочел и сказал, что сам будет награждать отличившихся. Его просили этого не делать — понимали, как ему будет трудно. Но Уилкс не послушался.

Вызвался осуществить публично награждение — перед гражданской публикой — на плацу.

Чарльз Батлер с тех пор как его освободили — все стоял на плацу: глаза в землю. В домишко не уходил. Целые сутки уже стоял.

Его друг начал обходить строй и зачитывать благодарности.

Когда подошла очередь лейтенанта Робийяра, он произнес: «Особая благодарность» — и плюнул ему в лицо.

Оба офицера тут же схватились за сабли. Их разняли — но вечером они стрелялись.

Робийяр понимал, что они должны определить смертельные условия дуэли. Они выбрали пятнадцать шагов.

Первым стрелял Уилкс. Он промахнулся. Это можно было из-за сильнейшего нервного волнения.

Выстрел был за Робийяром. Он попал. Но, представьте, его попадание, хоть и было удачным, оказалось не смертельным — в плечо.

А Батлер все время оставался полностью безучастным к происходящему. На него не произвел впечатление запоздалый героизм Уилкса.

На следующий день в штаб депешами полетели две отставки: Джереми Уилкса и Батлера. А еще через день — Робийяра. А дальше, как я полагаю, и начинается самая большая тайна.

Болезнь Уилкса

Уилкс заперся в своем доме. День и ночь он переживал события последних дней службы. Его мозг, наконец, не выдержал. Доктор Мид, семейный врач Уилксов, подозревал, что это была реакция на всю жизнь пациента, которая стала преступной в его собственных глазах.

Он продал свое имение и обратился к правительству штата с просьбой проложить на собственные средства в самые глухие уголки штата железную дорогу.

Это стало его манией.

Он с головой окунулся в инженерию. Он, даже не кончивший университета, стал отличным специалистом в этой области, и все это только ради того, чтобы оказаться вне света, вне цивилизации — на природе, там, где он мог искупить свои грехи. Он хотел оказаться там, где жили индейцы, чтобы вымолить у них прощение, а, значит, хоть частично искупить свою вину перед памятью любимой девушки, невольным пособником смерти которой он стал.

Джереми Уилкс твердо считал, что Полин, как и Звонкий Ручеек, оказалась в раю ацтеков. Там, куда он попасть не мог.

Богатство полковника Уилкса стало таять.

Он забрался в самую глушь штата. На собственные деньги начал строительство железнодорожной колеи. Женился на дочери простого охотника, и у него родился Джекки Уилкс.

Судьба мальчика часто обсуждалась в доме Пьера Робийяра, который считал себя жертвой собственного чувства долга, заставившего его применить силу против индейцев.

Сьюлин — жена Робийяра очень переживала за мальчика и понуждала Пьера искупить вину перед семейством полковника, который сошел с ума. Сьюлин хотела, чтобы мальчик жил в свете и не становился невинной жертвой.

Пьер Робийяр в свое оправдание считал, что если бы полковник Джереми Уилкс, как красна девица с испугу, не помчался в штаб, он бы нашел выход и спас индейское племя.

Джереми Уилкс смалодушничал, а красиво выражаясь, решил быть честным перед долгом офицера.

Были другие тайные причины, которые его заставили так поступить. По-настоящему Уилкса ничто не привязывало к ацтекам. Звонкий Ручеек любила Чарльза Батлера, и можно было предположить, что Джереми Уилкс не мог простить простой индианке, а значит, и всем индейцам, что его — шотландского дворянина — отвергли.

Как бы то ни было, он оставил полк, и приказ привели в исполнение без него.

«Настоящим» офицером оказался лейтенант Робийяр.

Бывают такие люди, которые рождаются для того, чтобы подчиняться законам общества. Робийяр был из их числа. Он следовал только нормам, и смеялся над теми, кто смеялся над законами. При этом он считал себя вольным, хотя на самом деле, был — рабом.

Приличий.

Он презирал Батлера, который отрицал любые нормы. Лейтенант Робийяр говорил, что за подобное поведение Бог накажет Батлера. В пылу самообольщения, он чувствовал себя орудием Бога. Он мог доказать Батлеру, что человек отрицающий все нормы — будет несчастлив.

А что касается полковника Джереми Уилкса, то он хоть и сошел с ума, делал все сознательно.

Он разорился вполне намеренно. У него был острый природный ум. Управляющие его обманывали. Он это знал. И не предпринимал никаких усилий, чтобы их наказать. В том, как над ним издеваются, он видел не оскорбление. Он увидел в этом спасение, через принесение своеобразной жертвы. Как у Полин — только без крови.

Джекки Уилкс был мал и не мог знать всего.

Мольбами Сьюлин в доме Робийяра ежевечерне обсуждались подробности похищения мальчика из рук его отца-безумца.

Сьюлин хотела, чтобы Робийяр заботился о Джекки Уилксе. Старания матери Эллин возымели результат. Ее муж, когда полковник обнищал совсем, стал посылать от имени какого-то несуществующего фонда пенсию жене полковника.

Вот так шли годы. Когда Джекки было семь лет, Джереми-отец окончательно повредился в уме.

Однажды ночью дом Робийяра всполошился. Слуги забегали, маленькая Эллин высунула свой нос из спальни, потому что всегда была чрезмерно любопытна, и увидела, как рабы помогают какой-то очень красивой женщине привести себя в порядок. Она была насквозь промокшая.

Эллин, как мышка, прокралась в гостиную. Оказалось, что она видит маменьку Джекки.

По ее словам, муж стал совсем плох, день и ночь твердил одно и то же: «Понимаешь, они простили Чарльзу, но не простили Джереми, — он стал называть себя в третьем лице. — Так вот, я нашел тех, кто сможет отпустить мне грехи».

Жена Уилкса — Эмма, плакала и говорила, что рада этому. Джереми обещал взять ее с собой, и показать тех, кто это был. Он велел ей готовиться и взял клятву, что она будет молчать. Дни шли за днями.

Однажды ночью Джереми явился, днями он пропадал на строительстве — и велел своей жене быть готовой.

Он сказал:

«Одевайся, Эмма, я поведу тебя к тем, кто меня простит. Бери свечи». Они пошли. Лил дождь.

Джереми Уилкс очень долго вел Эмму по каким-то лесным тропам, очень грязным, испорченным ногой белого человека, пока вдали не послышались чьи-то голоса. Эмма Уилкс разобрала обрывки незнакомой речи и разглядела свет факелов. Дождь лил как из ведра. Свет факелов становился ярче, а голоса громче. Джереми подал знак остановиться:

— Это здесь, смотри.

И он раздвинул сосновые ветви. Эмма увидела белых людей, голых по пояс, что в свете факелов возились у огромного паровоза, стоящего на рельсах. Белые люди говорили не то на немецком, не то на шотландском языке.

— Ты имеешь в виду рабочих? — спросила с недоумением Эмма.

— Да нет же, — задыхаясь от восхищения и почтения, пролепетал ее муж. — О вожде. Вон он стоит на боевой тропе. Смотри осторожно, женщина, как бы он тебя не увидел.

«И тут я поняла, что он имеет в виду чудовищный паровоз, — рассказывала Эмма. — Люди, что суетились вокруг него, были его рабы. А Джереми Уилкс его жрец».

Несчастная женщина поняла, что ее муж безнадежен.

Она бросилась от него в чащу леса, не разбирая дороги, ей казалось, сейчас он крикнет: «Смотрите, здесь чужая! Держите ее!» — и положит Эмму на рельсы. У него были глаза сумасшедшего человека….

Эмма закончила свой рассказ и обратилась к Пьеру: «Спасите его, мистер Робийяр! Своей любовью к нему, заклинаю вас. Какой бы он ни был. Я знаю его настоящим мужчиной и отцом. Я его люблю. Спасите его! Он это заслужил».

В лице Робийяра что-то дрогнуло. Он резко махнул рукой несчастной женщине и закричал:

— Почему вы не пришли ко мне раньше?! Это не значит, что я буду с ним разговаривать и забуду нашу ссору, но по крайней мере я помещу его в клинику. Я вам гарантирую, если мы его разыщем, все, что медицина может, она сделает. А остальное — в руках Бога.