Мозгоимение: Фальшивая история Великой войны - Марк Солонин

Вернемся от бреда к реальности. Указанные выше цифры показывают ту дистанцию отставания, которую немецкой танковой промышленности предстояло преодолеть для того, чтобы догнать СССР. Кое-что удалось сделать за два года. Радикально изменился состав танкового парка вермахта — пулеметные танкетки вытеснялись полноценными легкими и средними танками. Вооружение Pz-III усилили, заменив 37-мм пушку на 50-мм (т. е. новейшая немецкая «тройка» по вооружению догнала и даже несколько перегнала «безнадежно устаревшие» — по версии советских историков — советские Т-26 и БТ). В результате всех усилий на вооружении 17 танковых дивизий, развернутых в июне 41-го у границ СССР, числилось:

— 439 танков Pz-IVс 75-мм пушкой;

— 707 танков Pz-III с 50-мм пушкой;

— 1039 танков с 37-мм пушкой (чешские и Pz-III ранних серий).

Итого — 2185 танков. Только половину из этого количества (439 + 707) с очень и очень большими оговорками можно было назвать «танками с противоснарядным бронированием» (усиленная до 50–60 мм лобовая плита корпуса выдерживала попадание 45-мм снаряда советских танковых и противотанковых пушек, но башня, высоченный борт и корма даже этих, самых лучших немецких танков, имели лишь противопульное бронирование). Для полноты картины надо учесть еще порядка 250 «штурмовых орудий» (шасси Pz-III, на котором в неподвижной броневой рубке был установлен 75-мм короткоствольный «окурок») и 8 дивизионов «истребителей танков» (чешская 47-мм противотанковая пушка на шасси танкетки Pz-I), что добавляет к немецким бронетанковым вооружениям еще 216 боевых машин. В целом никак не набирается и трех тысяч танков и САУ. Еще 1081 «танк» армии вторжения представлял собой легкую танкетку Pz-I или Pz-II.

Много ли это — три тысячи танков (из них половина — легкие, с противопульным бронированием и малокалиберной 37-мм пушкой) на фронте от Балтики до Черного моря? Страшно много, — не тратя лишней минуты на размышление, — отвечали хором советские историки. Именно «многократное численное превосходство противника в танках и авиации» всегда выступало в качестве главного объяснения всех неудач. «Стальная лавина танков с паучьей свастикой на бортах… немецкие танковые клинья проломили оборону советских войск… прорыв крупной танковой группировки противника сделал неизбежным… немецкие танковые дивизии сомкнули кольцо окружения вокруг… подтянув свежие танковые части, противник перешел в наступление…» — так и именно так писалась у нас история 41-го года. Так снималось «документальное кино про войну», в котором 50-тонные советские танки 60-х годов, «загримированные» с помощью фанеры и картона под немецкого «Тигра» образца 44-го года, устрашающе ворочали башней с орудийным стволом, размером в половину телеграфного столба…

Немецкие танковые соединения, причем неизменно и отменно «свежие», появлялись в самых неожиданных местах. Даже там, где их и вовсе не было. Так, войска Южного фронта отступили за Прут, Днестр, Южный Буг и Днепр, преследуемые немецкой (и что совсем уже странно — румынской!) пехотой. Огромные пространства юга Украины с уникальным промышленно-сырьевым районом (Кривой Рог, Запорожье, Днепропетровск, крупнейшие в Европе марганцевые рудники Никополя) были заняты немцами безо всяких танков. Затем, также без единого танкового батальона, немецкая пехота прорвала укрепления Перекопа и овладела Крымом. Так это было в реальности, но «лавина немецких танков» продолжала разливаться по страницам мемуарной, а иной раз — и претендующей на звание «исторической» литературы. Порой казалось, что советские историки решили перещеголять само Совинформбюро, которое 4 октября 1941 г. сообщило, что «за три с лишним месяца войны немцы потеряли более 21 000 танков… Таковы факты».

Мышеловка, в которую с таким усердием загоняла сама себя советская историческая «наука», с треском захлопнулась на рубеже 80–90-х годов. После затянувшихся на полвека восхвалений несокрушимой мощи танков и их решающей роли в сражениях 41-го года были рассекречены и обнародованы данные о составе и вооружении бронетанковых войск Красной Армии накануне начала войны. 61 танковая и 31 моторизованная дивизии (моторизованная дивизия Красной Армии по своей структуре — один танковый и два мотострелковых полка — и штатному числу танков, по меньшей мере, не уступала танковой дивизии вермахта). Так что фактически в составе Красной Армии было 92 «танковые» дивизии. 23 268 танков (в том числе — 3607 плавающих пулеметных танкеток Т-37/Т-38/Т-40). Если считать предельно жестко (исключив все пулеметные танки и устаревшие БТ-2), то набирается 17 806 настоящих танков. Вполне сопоставимым с легким танком по вооружению и бронированию был бронеавтомобиль БА-10 (трехосный автомобиль повышенной проходимости, укрытый противопульной броней и вооруженный стандартной башней легкого танка с 45-мм пушкой). Этих, незаслуженно забытых бронеавтомобилей было 3361 единица.

Непосредственно в западных округах находилось — и вступило в боевые действия уже в первые две недели войны — 40 танковых и 20 моторизованных дивизий, на вооружении которых числилось 12 379 танков. Еще порядка двух тысяч танкеток (главным образом — плавающих пулеметных Т-37/Т-38/Т-40) находилось на вооружении разведывательных батальонов стрелковых и кавалерийских дивизий Красной Армии.

«Мы ленивы и нелюбопытны», — сказал про своих соотечественников величайший русский поэт. Но даже у самого ленивого человека при столкновении с такими цифрами и фактами неизбежно возникал вопрос: «Как это возможно?» Если 17 немецких танковых дивизий, вооруженных тремя тысячами танков, — это всесокрушающая непреодолимая сила, то почему же 60 бронетанковых соединений Красной Армии с двенадцатью тысячами танков вообще не оставили заметного следа на картах сражений лета 41-го года? Почему единственным видимым «следом» остались только горы бронетехники, завалившей собой все дороги Литвы, Белоруссии и Западной Украины? Почему советские «танковые клинья» ничего не проломили, не окружили, не сомкнули и не уничтожили?

В начале сентября 1941 г. немцы с ходу, практически без серьезных боев форсировали полноводный Днепр в районе Кременчуга, навели 1,5-километровые понтонные мосты, по которым на восточный берег переехали три танковые дивизии 1-й танковой группы. Три танковые дивизии 2-й танковой группы форсировали реки Десна и Сейм по понтонным переправам и невзорванному мосту у Макошино (и по сей день выходят книги, в которых это позорище объясняется тем, что «мост был захвачен крупным отрядом немецких парашютистов»). Вечером 14 сентября в районе Лохвицы (170 км к востоку от Киева) передовые части 1-й и 2-й танковых групп сомкнули кольцо окружения гигантского «киевского котла». Огромная группировка советских войск (21-я, 5-я, 37-я, 26-я, часть сил 38-й армии, всего более 40 дивизий) была разгромлена в течение одной недели. Верховное командование вермахта сообщило тогда о захвате 665 тыс. пленных, 3718 орудий и 884 танков. Советские источники признают, что в плен попало порядка 400 тыс. человек.

О катастрофе под Киевом было немало написано и в советские, и в постсоветские времена. Все пишущие дружно цитировали последнюю фразу из оперативной сводки, отправленной в Москву в ночь с 13 на 14 сентября начальником штаба Юго-Западного фронта: «Начало понятной вам катастрофы — дело пары дней». Горячие дискуссии шли (и идут по сей день) по вопросу о том, кто ж виноват в том, что «понятную катастрофу» не удалось предотвратить? Сталин, который по политическим соображениям до последней минуты не разрешал сдать Киев? Начальник Генштаба Шапошников, который своевременно и адекватно не оценил неизбежные последствия прорыва немецких танковых дивизий в глубокий тыл Юго-Западного фронта? Командующий Ю-3. ф. Кирпонос, который не решился взять ответственность на себя и своей властью вывести войска фронта из намечающегося «котла»? Все, кто обсуждал этот вопрос, ломали голову над тем, когда (12 сентября? 14 сентября? а может быть, уже 10 сентября?) надо было все бросить и бежать на восток. К сожалению, мне лично не попадался на глаза ни один текст, в котором бы были просуммированы в столбик боеспособные танки, с которыми немецкие танковые дивизии «замкнули кольцо окружения».

Исправим эту досадную оплошность. В первой декаде сентября (т. е. примерно за неделю до того, как танковые клинья встретились у Лохвицы) в трех танковых дивизиях 1-й ТГр (9-, 13-й, 16-я тд) числилось 185 исправных танков. В трех танковых дивизиях 2-й ТГр (3-, 4-, 17-я тд) числилось 140 исправных танков. Особенно впечатляет состав танкового парка «неизменно свежей» 3-й танковой дивизии, в которой после предшествующих многомесячных боев на маршруте от Бреста до Могилева и от Могилева до Десны осталось 5 Pz-IV, 6 Pz-III, 30 Pz-II. Всего 41 исправный танк (и это если считать танком Pz-II с его 20-мм «пушкой»).

Появление такой «стальной лавины» в тылу полумиллионной группировки Юго-Западного фронта считается у нас причиной «понятной всем» катастрофы — хотя уместно было бы задать вопрос: а кто кого окружил? Шесть изрядно потрепанных дивизий с 325 танками на фронте окружения общей протяженностью 250 км (по прямой от Кременчуга до Конотопа, фактическая линия фронта была еще длиннее) — это «стальной клин» или тонкая нить? И если шесть танковых дивизий, в которых осталось менее одной трети исходного числа танков (да и людей, надо полагать, было не густо), способны окружить четыре общевойсковые армии, то почему же 20 советских мехкорпусов (60 танковых и механизированных дивизий) за все лето и всю осень 1941 года не окружили и не разгромили хотя бы одну немецкую пехотную дивизию?