Румпельштильцхен - Эд Макбейн

— Я уже могу идти?

— Но сначала мне бы хотелось, чтобы вы постарались отыскать для нас тот дом, где живет эта ваша дама, Дженни.

— Да, хорошо, я отведу вас туда.

— Я сейчас вызову машину, — сказал Блум и взялся за трубку телефона.

— Где сейчас моя дочь? — спросил Кениг.

— В морге, — ответил ему Блум, по телефону же он сказал, — Гарри, мне срочно нужна машина. Сможешь быть внизу минут через десять? Спасибо, — поблагодарил он собеседника и положил трубку.

— А морг этот где? — продолжал Кениг.

— Это «Калуса-Дженерал».

— А то ведь мне еще надо к похоронам кое-что подго… — Кениг замолчал на полуслове. — А что с ней там делают? Вскрытие, да?

— Да, вскрытие.

— И у них что, есть на это право? — этот вопрос Кениг обратил уже ко мне. — Чтобы изрезать ее и…

— Да, сэр, — ответил я. — В соответствии со статьей 406.11 в случае, если смерть наступила вследствие преступного насилия, вскрытие должно быть произведено в обязательном порядке.

Кениг глубоко вздохнул и понимающе кивнул.

— Тогда давайте уж поскорее закончим со всем этим, — проговорил он и тяжело поднялся со стула.

Дженни жила на Авокадо-Уей, в черном районе Калусы, что находился по другую сторону от беговых дорожек стадиона и как раз за торговым центром «Пляжный пейзаж». Очевидно застройщик обладал очень сильным воображением или же страдал галлюцинациями, так как до ближайшего пляжа отсюда было никак не меньше пятнадцати миль. Дом, на который указал Кениг, оказался обыкновенной постройкой из шлакоблоков под крышей из серой дранки и с ярко-красными ставнями на окнах. Свет от уличного фонаря падал на почтовый ящик, выкрашенный одной краской со ставнями. Имени на ящике указано не было, только цифры — 479. Мы все вместе подошли к входной двери (все того же красного цвета), увитой по обеим сторонам плющом. Жалюзи на окнах со стороны улицы были наглухо опущены. Света в доме не было. Блум позвонил в дверь. Немного погодя, он опять позвонил. Потом еще. Все это время сидевший на ступеньках крыльца соседнего дома пожилой негр с интересом наблюдал за нами. Блум в очередной раз нажал кнопку звонка.

— Кажется, дома ее нет, — сказал он и взглянул на часы. — Так во сколько, вы говорите, она была в баре в пятницу?

— Примерно в пять пятнадцать, — ответил Кениг.

— Сейчас половина девятого, — проговорил Блум и пожал плечами. — Должно быть она развлекается где-нибудь в городе с другим хахалем. Что ж, давайте поглядим, что нам имеет сообщить вон тот парень на соседнем крыльце.

Мы пересекли лужайку и подошли к негру, все так же сидевшем на своем крыльце и точно под фонарем. Представившись, Блум показал ему жетон и удостоверение полицейского. Негр сидел с таким невозмутимым видом, что можно было подумать, что общение с полицейскими было для него самым привычным делом. С нами он был даже более чем почтителен, но в то же время карие глаза его смотрели настороженно-выжидающе.

— Вы знаете того, кто живет в том доме по соседству с вами? — спросил у него Блум.

— Да, сэр, знаю. Там живет Дженни, — сказал негр.

— Дженни… А вам случайно не известна ее фамилия?

— Дженни Мастерс.

— А не знаете, где она сейчас может быть?

— А что? Она что-нибудь натворила?

— Нет, еще совсем ничего, — сказал Блум.

— Полицейские всегда так говорят: «Совсем ничего», — глубокомысленно заметил негр, — а потом приходят и забирают…

— Я не собираюсь никого здесь арестовывать, — возразил Блум. — А вы все-таки случайно не знаете, где ее можно сейчас разыскать?

— Откуда мне знать-то?..

— А где она работает?

— В центре. Клуб «Элис».

— Это тот, что на 301-м?

— Угу…

— Спасибо, — сказал Блум.

— Только смотрите, не обдурите меня. Вы уж ее не забирайте.

— Нет-нет, не беспокойтесь, — поспешил его заверить Блум и зашагал к стоявшему на обочине седану.

— Куда теперь? — спросил патрульный полицейский, дожидавшийся за рулем.

— Клуб «Элис» на 301-м, — ответил Блум.

— Что, сэр, на сиськи решил поглазеть?

— Решил, решил, поехали, давай, — огрызнулся Блум.

Клуб «Элис» был одним из немногих имевшихся в Калусе стриптиз-клубов. Он считался ведущим в области и прочих пошлых развлечений подобного рода. Стоит заметить, что в черте города было всего три — по пальцам можно пересчитать, три — кинотеатра, в которых показывали порнографические фильмы (известные здесь как фильмы категории ***), а так же некоторое время тому назад был здесь у нас на Саут-трейл открыт магазинчик, торговавший разными контрацептивами и тому подобными принадлежностями, но в прошлом августе и не без помощи полиции лавка эта была прикрыта, после того, как выяснилось, что хозяин заодно с товаром, относившимся к основному профилю магазина, приторговывал здесь еще кое-чем насчет покурить. Затем у этого заведения появился другой хозяин, делавший свой бизнес на кулинарных изысках китайской кухни, и возможно тоже сбывающий опиум где-нибудь на стороне, но полиции во всяком случае об это еще ничего не известно. Я час в принципе в этом не уверен, но вот моя дочь Джоанна утверждает, что парень, торгующий наркотиками из школы Бедлоу, берет свой товар в этом самом «Гонконге», а у моей дочери нет привычки к лжесвидетельствованию.

Неоновая вывеска над входом в клуб «Элис» гласила «ОБНАЖЕННЫЕ ТАНЦОВЩИЦЫ», а текст помещенного ниже объявления ставил потенциальных посетителей в известность, что заведение открыто с семи часов вечера до двух ночи. На близлежащей стоянке в самом конце длинной черед автомашин был припаркован грузовичок-пикап, за рулем которого сидела молоденькая блондинка с копной мелких кудряшек на голове. Она зазывающе улыбалась нам, пока наш седан выруливал на автостоянку и пристраивался рядом. Патрульный полицейский взглянул на юную прелестницу, а затем, посмеиваясь, спросил:

— Ну как, никто не желает расслабиться?

— Желаем, желаем, — отозвался Блум. — А ты останешься здесь.

— Ну сэр, почему же?

— Я сказал, ты остаешься и ждешь нас здесь. Я не хочу, чтобы лишь только едва завидев твою форму, все тотчас бросились бы к выходу.

— Ну вот, — разочарованно протянул патрульный.

Мы вышли из машины, оставив полицейского скучать за рулем, и подошли к двери, ведущей в помещение самого клуба. Входная дверь была выкрашена в голубой «электрик» и вела в полутемный вестибюль, в самом конце которого на высоком стуле у стола сидела девица. На ней были черные чулки с подвязками, черное трико и черные же туфли на высоких шпильках. Перед ней на столе стоял открытый ящичек для денег. Откуда-то сверху, поверх ее головы, свет от зеленой лампы лился прямо на лежащие в том ящичке банкноты, отчего последние выглядели еще более зелеными, чем это было задумано Казначейством Соединенных Штатов. Завидев, что мы направляемся в ее сторону, девица тут же одарила всю нашу компанию дежурной улыбкой.

— Привет, джентльмены, — обратилась она к нам, — добро пожаловать в клуб «Элис».

Позади нее на стене висела табличка, предупреждавшая, что вход в клуб разрешен только гражданам не моложе восемнадцати лет, и что тем лицам, чьи чувства могут быть оскорблены созерцанием обнаженного тела, лучше воздержаться от посещения данного заведения.

— Надеюсь, джентльмены, всем вам уже исполнилось восемнадцать? — игриво спросила она.

Блум показал ей жетон.

— Полиция, — грубо объявил Блум, и улыбка тут же исчезла с лица девицы. — Мы ищем женщину по имени Дженни Мастерс. Она здесь?

— А зачем она вам? — прозвучал встречный вопрос. — Что она такого сделала?

— Ну почему, почему всем тут же хочется узнать, кто и что натворил? — заговорил Блум. — Ведь возможно, она была свидетелем автокатастрофы, разве такое не случается? А может быть ей досталось наследство в миллион долларов. Так здесь она или нет?

— А ей что, в самом деле, должно достаться наследство в целый миллион? — снова полюбопытствовала девица.

— В два миллиона, — огрызнулся Блум. — Где она?

— Вы просто смеетесь надо мной.

— Она здесь?

— Да, сэр. Плата за вход — по пять баксов с каждого.

— Не смешите меня, — сказал Блум и отдернул портьеру из черного велюра, отделявшую внутреннее помещение от вестибюля. Мы последовали за ним. В самом клубе было даже еще темней, чем в холле. Только одно место в этом помещении являло собой островок ослепительно яркого света — это круглая сцена в центре зала. Когда мы вошли, сцена эта была занята танцовщицей, весь наряд которой состоял из одной блестящей резинки от чулка и пары красных туфель на высоченных шпильках. Над сценой носился рок-н-рольный мотивчик, извергаемый двумя колонками. Сцена была окружена по крайней мере тремя дюжинами высоких стульев, какие обычно стоят у стойки бара, и большинство этих стульев пустовали. Когда мы вошли в зал, эта танцовщица неистово трясла грудью перед группкой посетителей, сидевших к нам спиной. Со всех сторон от сцены были расставлены штук пятьдесят-шестьдесят маленьких столиков. В отличие от стульев у сцены, большая часть мест за столиками была занята. И на то имелись свои причины.