Каменное сердце - Луанн Райс

— Птенец умер? — спросила Мария.

— Да. Утром мы все собрались у них, кажется, на воскресный завтрак, и Саймону захотелось узнать, как себя чувствует Крошка. Гордон отвел его во двор, показал мертвую птичку и стал говорить, что смерть — это вроде как сон. А Саймон все время твердил, «он спит» или «Крошка спит», и на лице у него весь день было это ужасное, растерянное выражение.

— Саймон напуган, — сказала Мария. — Или зол, я бы сказала. Постоянно ходит мрачный. И агрессивно ведет себя с Фло. Когда я пытаюсь утешить его, он смотрит на меня, как на полную дуру.

— Его мать только что застрелила его отца, — заметил Питер, запуская пальцы в свои волосы. — Черт!

— А ты помнишь, как умер папа? — спросила Мария. — Тебе было примерно столько же, сколько Саймону.

— Это совсем другое, Мария, — ответил Питер. — Отец умер от старости.

— Я знаю, что это другое, — тихо промолвила Мария. — Мы почти не заметили его смерти. Он и до этого никогда не бывал с нами.

— Нет, бывал, — сказал Питер. — Я навещал его в его комнате, и он рассказывал мне о работе в суде. О том, как говорил неодобрительным тоном и понижал голос, чтобы запутать свидетелей со стороны противника. Сейчас я сам так делаю.

Мария подняла голову и взглянула на брата.

— Ты пережил его смерть гораздо тяжелее, чем я и Софи. Ты был единственным, с кем он разговаривал. С тобой да еще с мамой.

— Да, — согласился Питер. — А после его смерти мама прилепилась к Софи, и все было кончено.

Мария никогда не задумывалась о том, каково пришлось Питеру после смерти Малькольма. Мария и Софи всегда были близки, они могли утешить друг друга; Мария никогда не обижалась на Хэлли за то, что им приходится делить между собой привязанность Софи. Но Питер — кто был у него? Мать и сестры снисходительно позволяли ему играть роль единственного мужчины в семье и забавлялись, глядя на то, как он старается, чтобы газон всегда был подстрижен, книги расставлены в нужном порядке, а ставни покрашены свежей краской, и иногда снисходили до благодарности. Сейчас Мария понимала, как сильно он старался завоевать их любовь.

— Ты так добр с мамой, — сказала Мария. — Иногда я тоже пытаюсь быть к ней добрее, но у меня такое впечатление, что она живет в своем собственном иллюзорном мире. И никто ей там не нужен.

— Нет, она хочет, чтобы мы были с ней, — произнес Питер, — но не хочет говорить о реальных вещах. Она отказывается думать о том, что случилось с Софи.

— Я знаю. — Ей стыдно. Она не может выносить всех этих телерепортеров, статьи…

Питер покачал головой:

— Дело не в этом. Она ненавидит такую публичность, но это не главное.

— А что главное? — спросила Мария с ноткой сомнения в голосе.

— Если мама признает то, что случилось с Софи, ей придется признать и свою роль в этом. Она должна признать, что Софи не могла обратиться к ней за помощью, никогда не могла.

— Мама никогда и ни в чем не признавала своей вины, — заметила Мария. — Все разговоры между ней и Софи сводились к тому, что Софи слушала мамины воспоминания о ее детстве, да еще они вместе мечтали о том, как Софи будет петь в Карнеги-холле.

— В твоих словах столько горечи, Мария, — сказал Питер, потрясенный.

— Нет, просто я так воспринимаю ее. И вообще нашу семью. — Ее голос смягчился. — Я долго отсутствовала, а ты был здесь и старался, чтобы все было в порядке.

— Спасибо, — поблагодарил Питер. Ее слова он воспринял как комплимент — с этой целью они и были произнесены.

Мария встала, одернула юбку. Ей очень хотелось пойти повидаться с Дунканом. Мысли о нем, светлые и сладкие, заставили ее заколебаться.

— Мне пора. Я еще хотела купить телевизор — кстати, где это можно сделать?

— В «Эрни Электроникс», — сказал Питер. — По дороге на Блэквуд.

— Ясно, — ответила Мария, целуя брата на прощание.

Часом позже, подгоняя машину к дверям магазина Эрни, Мария заметила отца Хоукса, шагавшего около парковки. Он помахал рукой и направился в ее сторону. Мария передала ключи от машины служащему магазина, попросила поставить телевизор на заднее сиденье и пошла навстречу отцу Хоуксу. С тех пор как она узнала, что тот приходился Алисии дядей и совершал обряд бракосочетания Мердоков, она испытывала в его обществе некоторую неловкость.

— Добрый день, Мария, — сказал он. Его зоркие глаза пробежали по ее лицу. В последний раз они виделись на похоронах Гордона. — Как поживает ваша семья?

Мария пожала плечами.

— Мы справляемся, — сказала она. — Сегодня я навещала Софи.

— А меня она видеть не хочет, — заметил священник.

Мария понимала почему: Софи, как и она сама, никогда не была особо религиозной. Очевидно, последние события никак этого не изменили. Она не знала, что ответить ему.

— Саймон и Фло живут со мной, — добавила она.

— Наверное, это мешает вашей работе, — предположил отец Хоукс.

— Я ею совсем не занималась с тех пор, как… — Мария пыталась найти нужные слова. — С тех пор, как дети переехали ко мне.

— Возможно, им стоит с кем-то поговорить.

Мария открыла было рот, чтобы возразить — последний, кого Софи хотела бы видеть в роли доверенного лица Саймона и Фло, был отец Хоукс — однако он продолжал:

— Мне говорили много хорошего о докторе Миддлтон. Она специализируется на работе с детьми.

— Она психиатр?

— Клинический психолог, — сказал отец Хоукс, хлопая по карманам. Он достал блокнот и написал: «Доктор Элизабет Миддлтон, Слокум, Коннектикут».

— Я не знаю ее номера, но он наверняка есть в телефонном справочнике. Пойдем-ка к моей машине, Мария, — добавил он, улыбаясь. — Я хотел передать тебе кое-что.

Идя по парковке, они оживленно разговаривали. Мария рассказывала о том, что Хэлли старается как-то пережить последние события, Питер много работает, а Нелл почти каждый день привозит горячие обеды для Марии и детей. Потом она вспомнила о захоронении. Она начала говорить о том, что обнаружила в могиле стрелу и о своих предположениях насчет того, что женщина была убита, однако ей не хотелось снова возвращаться к убийствам. Она вспомнила о Софи, которая сидела в тюремной камере, и все остальные мысли вылетели у нее из головы.

Отец Хоукс отпер переднюю пассажирскую дверь своей машины, синего «бьюика». Покопавшись в кожаном портфеле, он извлек оттуда то, что искал, — листок с ксерокопией какого-то документа, написанного неразборчивым почерком.

— Это из земельного реестра Хатуквити, — объяснил он. — Копия договора о продаже, между вождем индейцев пеко и Чарльзом Слокумом, англичанином, который купил земли на Скво-Лэндинг.

— Да, и не перенес оттуда могилы, — сказала Мария, читая следующий текст:

Настоящим подтверждаю, что я, Нассиквиджон, вождь хатуквити, заключил торговую сделку и продал Чарльзу Слокуму из Адамсвиля в штате Коннектикут все мои права, титулы и выгоды, касающиеся участка земли, который индейцы называют Сквам, лежащего на краю мыса, выдающегося в море.

Площадь участка равна тридцати акрам или около того, включая погребальные земли Хатуквити, и я свидетельствую о продаже мною этого участка, равно как и о том, что права на него не принадлежат другому индейцу или индейцам, за исключением тех, кто похоронен на этой земле и чьи останки должны быть перенесены на другую землю, а также о том, что я получил за него всю сумму сполна. Засвидетельствовано моей подписью, дата: год 1665, 5 августа.

Свидетели: Джон Честер, регистратор, Мэтью Уокер.

Подпись: Нассиквиджон.

— Скво-Лэндинг когда-то называли «Сквам», — задумчиво произнес отец Хоукс. — Никогда об этом не слышал. Я посмотрел, это означает «Приятное место у воды». Наверное, английские поселенцы исказили название, когда заняли эти земли.

— Спасибо вам за документ, — сказала Мария, сворачивая бумагу.

Отец Хоукс улыбнулся, с пониманием посмотрев на нее.

— Я знаю, что работа очень помогает в подобных ситуациях, — добавил он. — Надеюсь, договор вам пригодится.

— Безусловно, — произнесла Мария, тронутая его заботой. И все же, пожимая ему руку, она не могла отвязаться от мысли, что этот человек когда-то венчал Дункана и его жену.

Дети еще не вернулись из школы, от чего Мария испытала облегчение. Она попыталась последовать совету отца Хоукса — поработать — и разложила на столе снимки могилы, свои записи, книги по истории индейских племен в их местности. Однако никак не удавалось сосредоточиться. Зазвонил телефон, Мария взяла трубку.

— Алло.

— У тебя все в порядке? — спросил Дункан.

— В порядке. Я скучаю по тебе.

— Ты даже не представляешь себе, как я скучаю, — ответил мужской голос. Потом, после долгого молчания, продолжил: — Я видел тебя в церкви. Мне очень хотелось быть рядом с тобой!