Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. [1944-1945] - Леонид Леонов

Большое впечатление произвел на меня памятник в селении Чиваго (провинция Реджо-Эмилия), построенный на средства, собранные от добровольных пожертвований. Это памятник иноземным партизанам, сражавшимся в области Эмилия-Романья, и итальянским партизанам, боровшимся за рубежами Италии. Памятник, сооруженный по проекту архитектора Р. Виола и скульптора А. Калои, представляет высеченную из белого мрамора фигуру человека, разбивающего ударом могучей руки черную свастику.

Местом для памятника выбрано довольно глухое селение за добрую сотню километров от большой автомобильной дороги, так как это был район первой «партизанской республики» Монте-Фиорино, которая в течение 45 дней существовала в окружении фашистов, отражая их натиск. Здесь сражался и Русский ударный батальон под командованием капитана Переладова. На одной из стен памятника приведены красноречивые цифры: в области Эмилия-Романья (напомним, что здесь действовала и наша бригада Маттеотти) рядом с итальянскими партизанами сражались 1400 человек из других стран; среди них были и югославы, и поляки, и французы, но основную массу — значительно более тысячи человек — составляли советские граждане. Вдумываясь в эти цифры, понимаешь, какую значительную роль играли советские партизаны в Италии.

Алексей Голиков. «Грузитесь все!»

Герой Советского Союза Владимир Федорович Павлов, в прошлом один из лучших летчиков Аэрофлота, получил копию документа, датированного 28 августа 1944 года. В нем генерал Твининг, командир авиационного соединения США, базировавшегося тогда в итальянском городе Бари, выражал сердечную благодарность командиру корабля старшему лейтенанту Павлову и его экипажу: Щелкунову, Лисину, Князькову и Шевцову за спасение американских пилотов.

…Бари. Лето сорок четвертого. В узких, мощенных плоским камнем улицах, круто сбегающих к лазурному морю, гулко отдавался тяжелый шаг подразделений солдат союзных армий, их разноязычный говор.

Рядом с городом — крупная англо-американская военно-воздушная база. На ней располагалась и группа наших транспортных самолетов, полученных по ленд-лизу. Из Бари летали к югославским партизанам, доставляли им оружие, боеприпасы, обратными рейсами вывозили раненых.

Тогда союзники силами 5-й американской и 8-й английской армий вели тяжелые наступательные бои, и на аэродроме в Бари днем и ночью гудели моторы. В небо уходили группы бомбардировщиков и истребителей. Возвращались они с пулевыми и осколочными пробоинами, с ранеными и убитыми на борту.

Мы тоже попадали под зенитный огонь противника, подвергались атакам его ночных истребителей. И тоже привозили пробоины да и повреждения, полученные при посадках на маленькие партизанские аэродромы. Ремонт и техническое обслуживание наших самолетов должны были выполнять англичане. Но их ближайшие склады авиационного имущества находились в Каире и Бизерте. А американцы имели в Бари огромный склад запасных частей для самолетов и моторов.

Наш инженер Милославский взял переводчика и пошел к своему американскому коллеге. Фамилию его я не помню. Выслушав Милославского, американец хлопнул его по плечу:

— Нет проблем! Буду вам выдавать запчасти, какие нужно!..

Как-то, выполняя боевое задание, Павлов попал под прицельный зенитный огонь. К счастью, экипаж не пострадал, но самолету досталось сильно. С трудом, на одном моторе, летчики дотянули до своего аэродрома. Машина нуждалась в серьезном ремонте. Опять обратились к американцу. Тот критически осмотрел самолет и сказал:

— Если вас интересует мое мнение, то оно такое: его нужно отправить на свалку. Но у нас есть представитель компании «Дуглас», он и решит.

Представитель сразу же пришел и удивился, как Павлов на таком самолете прилетел. Но если русские хотят, то самолет восстановят. Его тут же закатили в ангар и приступили к ремонту.

Через сутки Павлов поднялся в воздух на своем самолете. И этот полет он запомнил на всю жизнь.

Югославские партизаны запросили срочной помощи. Их отряд попал в окружение, а боеприпасы на исходе. Однако туман и низкая облачность приковали авиацию к земле. Но Павлов вырулил на старт, хотя даже огни взлетной полосы просматривались не до конца.

Когда самолет приблизился к берегам Югославии, облачность поредела, стали видны звезды. Вскоре среди гор Павлов различил сигнальные костры партизан и пошел на посадку.

Партизаны быстро разгружали самолет. Они торопились: немцы наступали, уже ясно слышались разрывы мин. Командир партизан отвел Павлова в сторонку. Оказалось, у него в отряде находятся американские пилоты. Их самолеты были сбиты над Австрией и Румынией. Спасшись на парашютах, они пробирались в Италию, к своим.

— Все американцы очень изнурены, у них стерты ноги, есть раненые, — говорил партизанский командир. — А положение отряда критическое. Будем выходить из окружения крутыми горными тропами, через ущелья и скалы. Путь очень тяжелый, американцы его не выдержат. А оставить их здесь — попадут в плен к немцам. В общем, возьми с собой, сколько сможешь.

Когда Павлов вернулся к самолету, из темноты на свет костров вышел американец в потертой испачканной форме, в шляпе вместо пилотки. Приложив руку к виску, представился по-русски:

— Капитан военно-воздушных сил США пилот Карриган.

Он передал просьбу своего командования — вывезти в Бари американских летчиков.

— Мы знаем, — говорил он, — в «Дугласе» двадцать одно место, поэтому полетят только больные, раненые и совсем изнуренные.

— А сколько вас всех? — спросил Павлов.

— Тридцать два!

— Да, для «Дугласа» многовато.

Американцы, помогая друг другу, начали посадку в самолет. Когда по трапу поднялся двадцать первый, Карриган поблагодарил Павлова, пожелал ему счастливого полета. Владимир Федорович посмотрел на остающихся. Они выглядели немного лучше тех, которые улетали. «Ну как их оставить здесь? На гибель?» — подумал он и распорядился:

— Сажайте еще пятерых!

А сам пошел снова посмотреть взлетную полосу. «Коротка, ох коротка! — подумал он. — И кругом горы! Отсюда и порожняком-то взлетать надо весьма аккуратно!»

Павлов попросил партизан свалить три дерева в конце полосы, а самолет откатить назад хотя бы на десяток метров. И тогда решился:

— Грузитесь все!

— Кэптен, ради нас вы рискуете своей жизнью, — возразил Карриган. — Ведь самолет будет перегружен в полтора раза, да и такая взлетная полоса… Я же пилот, я все понимаю.

— Мы союзники, товарищи по оружию, — ответил Павлов. — Все будет о'кей!

Запустили моторы. В отблеске костров винты образовали розовые диски. Машина стала набирать скорость. У самого конца полосы Павлов плавно взял штурвал на себя. Самолет тяжело оторвался от земли, на секунду словно бы завис в воздухе, но потом послушно стал набирать высоту. Павлов облегченно вздохнул и тут же почувствовал, что рубашка прилипла к телу, а пот заливает глаза.

«Самое опасное позади, — подумал он, — часа через полтора будем дома!» Но как только миновали береговую черту, перед самолетом встала черная стена грозового фронта, полыхающая молниями. Синоптики оказались правы. Эту стену нельзя было обойти или пролететь под ней. Оставалось только идти через грозу.

При вспышках молний, до которых, казалось, можно было дотянуться рукой, летчик видел, как вокруг все кипело. Самолет швыряло, словно былинку. Вдруг пилотская кабина озарилась ярким светом. Вся носовая часть корабля словно горела, от пляшущих на ней язычков холодного пламени, вдоль крыльев самолета потекли мерцающие струи, они срывались с концов плоскостей, как огненные стрелы. Все пилотажные приборы вышли из строя, и Павлов с трудом удерживал штурвал, стараясь не потерять пространственной ориентировки. Казалось, гибель самолета в этом электрическом аду неизбежна. И тут Владимир Федорович пожалел, что взял на борт американцев: в партизанском отряде, может быть, хоть некоторые из них уцелели бы…

Самолет еще раз содрогнулся всем своим металлическим «телом» — молния вторично ударила в него. Двигатели стали давать перебои, но центр грозовой тучи был уже пройден. Электрическое свечение померкло, стрелки приборов ожили, бешеная болтанка прекратилась. Распахнулось звездное небо. От лунного света по морским волнам протянулась золотистая дорожка, как бы указывая курс на базу.

— Никогда еще после боевого вылета мне не оказывали такую встречу, — вспоминает Владимир Федорович. — По радио мы сообщили на базу, что взяли на борт всех американских пилотов, и на нашу стоянку пришли представители командования союзников. Меня обнимали, жали руку, что-то говорили, но после перенесенного нервного и физического напряжения я был словно в полусне, хотелось только добраться до своей койки. И как лег, заснул мгновенно.