Твердая рука - Густав Эмар

-- Если хочешь.

-- Сколько?

-- Предупреждаю: человек этот не робкого десятка.

-- Поэтому-то он вам и мешает. Дальше.

-- Что -- "дальше"?

-- Сколько?

-- Тысячи пиастров будет довольно?

-- Не скажу, чтоб это было много.

-- Черт возьми, ты парень с запросом!

-- Не спорю; зато работаю на совесть. Выкладывайте все же имя человека, которого надо убрать с вашей дороги.

-- Хосе Паредес.

-- Управитель асиенды дель Торо?

-- Он самый.

-- Ну, знаете, с этим парнем не так-то просто справиться. Он здорово насолил вам?

-- Я его даже не знаю.

-- Рассказывайте! -- недоверчиво произнес бандит.-- Вы платите тысячу пиастров за убийство человека, которого даже не знаете?

-- Невероятно, но факт.

-- Не верю! Хотя я и бандит, но знаю, что человек не курица, его так, здорово живешь, не убивают.

-- Только что ты сам высказал предположение, что человек этот стал мне поперек дороги.

-- А! Это другое дело,-- сказал бандит. Этот довод показался ему достаточно убедительным, чтобы убить человека.

-- Слушай же меня внимательно и запомни раз и навсегда мои слова.

--У меня отличная память.

-- Дня через два-три Паредес отправится в Эрмосильо. Он повезет векселя на довольно крупную сумму.

--Превосходно! -- воскликнул Кидд, потирая от удовольствия руки.-Ему -- пуля, мне -- векселя.

-- Ничего подобного! Ты дашь ему спокойно проехать. А убьешь его на обратном пути, когда он будет возвращаться с деньгами.

-- Верно! Что за идиотская у меня башка! Ну конечно, так будет лучше.

-- Да, но ты отдашь эти деньги мне,-- насмешливо глядя на него, произнес дон Руфино.

-- А сколько с ним будет денег?

-- Пятьдесят тысяч пиастров.

-- Vivo Dios! И вы хотите, чтоб я отказался от таких денег? Да я скорее удавлюсь!

-- И все же тебе придется вернуть их мне.

--Ни за что!

-- Полно врать! -- сказал сенатор.-- Ты ведь в моих руках и отлично это знаешь... Значит, отказываешься? Тем хуже для тебя: теряешь две тысячи пиастров.

-- Вы сказали: "тысяча".

-- Я оговорился.

-- Когда можно будет их получить?

-- Да хоть сейчас.

-- Разве они у вас при себе?

--Разумеется. Внезапно в глазах бандита сверкнул зловещий огонек, он весь напружинился и с ножом в руке бросился на сенатора. Но на этот раз бродяга наткнулся на достойного ему противника: дон Руфино знал, с кем имеет дело, и, ни на минуту не спуская глаз с бандита, следил за малейшим его движением. Он успел предупредить молниеносное нападение Кидда, схватив бродягу за руку своей левой рукой, а правой наведя дуло пистолета почта в упор на грудь разбойника.

-- Гей, маэстро! -- произнес сенатор, сохраняя при этом полное спокойствие.-- Ты что, взбесился? Какая муха укусила тебя?

-- Пустите меня,-- угрюмо пробурчал бандит, пристыженный своей неудачей.

-- Не раньше, чем ты бросишь нож, парень. Бандит разжал руку, нож упал на траву; дон Руфино мгновенно наступил на него ногой.

-- Я думал, ты работаешь лучше,-- иронически заметил дон Руфино.--Жаль, что я не размозжил твою башку,-- это научило бы тебя в другой раз бить без промаха.

-- Я не всегда даю промах! -- с затаенной угрозой пробормотал Кидд.

Наступило короткое молчание. Твердая Рука, явно заинтересовавшийся разговором, внимательно следил за ними, ловя каждое слово и каждое их движение.

-- Ну как? Решился наконец? -- прервал молчание сенатор.

-- На что?

-- Принять мое предложение.

-- Разве оно еще в силе?

-- Конечно!

-- В таком случае, принимаю.

-- Но на этот раз придется вести честную игру,-- сказал сенатор,-- без жульничества. Понятно?

-- Понятно,-- кивнул головой Кидд.

-- Я рассчитываю на твою добросовестность, Кидд. Пусть сегодняшний урок послужит тебе на пользу. Я не всегда такой сговорчивый, и, если подобное недоразумение возникнет между нами еще раз, оно будет иметь для тебя самые серьезные последствия.

Внушительный тон, которым были произнесены эти слова, и выразительный взгляд, которым они сопровождались, произвели свое действие и заставили призадуматься бандита.

-- Ладно,-- сказал он.-- К чему эти угрозы? Ведь мы договорились.

-- Тогда давай кончать.

-- Где же я вас найду после "дела"?

-- Это уж не твоя забота; я сам тебя найду.

-- Отлично. Деньги?

-- Вот они. Но только знай: если вздумаешь обмануть меня...

--Хватит! Сказано уговор-и баста! Сенатор вытащил из кармана длинный вязаный кошелек, сквозь зеленые петли которого просвечивало золото, и, под

бросив его несколько раз на ладони, швырнул кошелек шагов на двадцать в сторону от себя. В воздухе зазвенел чистый металлический звук.

-- Ступай подбирай,-- сказал сенатор, а сам, воспользовавшись тем, что бандит кинулся за деньгами, вскочил в сед

ло.-- Прощай и помни! -- крикнул он бандиту, послав коня галопом.

Кидд, занятый пересчетом золотых, молчал. "Счет верен",-- подумал он, облегченно вздохнув. Опустив кошелек за пазуху, Кидд злобно следил за удалявшимся во всю прыть сенатором.

"Берегись, дьявол! -- мысленно грозил он дону Руфино.-- Сегодня твоя взяла. Но настанет же день, когда и я дознаюсь о каком-нибудь темном пятне на твоем прошлом, и ты в свою очередь будешь в моих руках! Уж я-то маху не дам! Так и знай: пощады не жди!"

Выразительно плюнув вслед умчавшемуся сенатору, бандит взнуздал своего коня, подтянул подпруги, вскочил в седло и ускакал в другом направлении.

"Так вот оно что! -- поднимаясь с земли, подумал Твердая Рука.-- Нет, не станет дон Руфино убивать Паредеса с целью грабежа. Совершенно ясно, что задуманное убийство должно ударить по маркизу. Ну нет, я это дело расстрою!" Читатель уже знает, как свято выполнял Твердая Рука свои обещания.

Глава XXIV ОТЕЦ И СЫН

Теперь, когда мы посвятили читателя в события, разыгравшиеся в дель Торо, мы продолжим наш рассказ с того эпизода, на котором прервали его. Иначе говоря, мы будем присутствовать при разговоре Огненного Глаза и Твердой Руки. Если читатель помнит, этот разговор начался еще в пирамиде, тотчас же после заседания совета сашемов. Отец и сын, следуя друг за другом, поднялись на вершину левой пирамиды, затем прошли по мосту из лиан, перекинутому на огромной высоте, проникли в правую пирамиду, откуда спустились в нижний этаж, почтительно приветствуемые по пути встречными индейцами. Здесь Огненный Глаз легонько стукнул два раза в дверь, перед которой они остановились. Изнутри прогремел засов, и показавшаяся на пороге молодая служанка пропустила их мимо себя.

Отец и сын мгновенно перевоплотились. Куда девалась их подчеркнутая индейская сдержанность! Всякая натянутость бесследно исчезла, уступив место непринужденности людей, привыкших вращаться в европейском обществе.

-- Мария,-- обратился Огненный Глаз к индианке,-- доложите своей госпоже, что ее сын вернулся.

На этот раз Огненный' Глаз отказался от наречия команчей, которым он пользовался до сих пор: распоряжение было отдано на чистейшем испанском языке.

-- Но это уж известно сеньоре, ми амо,-- ответила молодая девушка.

-- Вот как! -- удивился Огненный Глаз.-- К ней ктонибудь заходил?

-- Фрай Серапио; он и сейчас у сеньоры.

-- Прекрасно. Доложите о нас, дитя мое.

Девушка поклонилась и порхнула словно птичка за портьеру, но, едва исчезнув, снова появилась и пригласила их войти. Они прошли за портьеру, приподнятую служанкой, и очутились в просторной комнате в четыре окна; в окна были вставлены деревянные рамы с настоящими стеклами -- роскошь неслыханная в этих краях! С потолка вдоль окон свисали занавеси из плотной красной камки'.

Стены комнаты были обиты тисненой кожей, и вся она была обставлена в том хорошем испанском вкусе, секретом которого еще обладают одни лишь родовитые кастильцы. Аналой в углу с висевшим над ним крестом из слоновой кости,

пожелтевшей от времени, картины Мурильо и Сурбарана2 на евангельские темы придавали этой комнате вид молельни, тогда как удобные диваны, столы, заваленные книгами, и кресла делали ее похожей на гостиную. У серебряной жаровни, в которой догорал ароматный сандал, сидели женщина и 'Камка --шелковая цветная ткань с узором.

М у р и л ь о Бартоломео -- знаменитый испанский живописец XVII века. Сурбаран Франсиско -- испанский живописец, современник Мурильо. монах. Оба были уже не молоды, точнее говоря -- приближались к пятидесятилетию.

На женщине был старомодный наряд времен ее молодости. Седина, пробивавшаяся в волосах, несколько глубоких морщин, коснувшихся ее лица, не в силах были уничтожить следы редкой былой красоты. Резко очерченные черты смугловатого лица выдавали в ней представительницу чистой расы ацтеков. Взор черных, чуть раскосых глаз излучал какое-то необыкновенное тепло; лицо дышало добротой; ее худощавая фигура не была еще тронута временем, а красивые руки и ноги были до странности маленькими.

фрай Серапио представлял собой совершенный тип дородного и представительного испанского монаха; казалось, он сошел с одного из полотен Сурбарана.