Sin (СИ) - Moon Mila

«Ты это делаешь, чтобы быть рядом с ним».

Пару раз моргаю. Палец замирает над буквами, но я ставлю смартфон на блокировку и кутаюсь в одеяло, подтягивая коленки к груди. Возможно, Тинки прав. Он всегда говорит разумные вещи, но мне нравится петь. Нравится происходящее, нравится отдавать людям всю энергию и снова наполнять ею опустошенное тело, словно сосуд. Да, я не в восторге от того, что на меня слишком много навалилось в последнее время, зато чувствую себя нужной. Раньше схема практически не менялась: школа, дом, уроки, сон, посиделки с Тинки, вылазки в город — всё. Скучная, однообразная и неинтересная жизнь, пока в ней не появился Син Эванс и зажег внутри искорку.

В тот момент, когда он предложил место в группе, я действительно думала, что мне чертовски повезло, ведь мы будем видеться каждый день, но сейчас… Сейчас, узнавая неординарную противоречивую натуру парня, вливаясь в коллектив, музыку, понимаю: я это делаю не только для того, чтобы стать ближе к Сину Эвансу. Мне нравятся изменения. Я не чувствую себя той слабой девчонкой, которая пряталась, старалась быть невидимкой, смущалась, краснела, запиналась. Я рада, что сейчас во мне постепенно оживает более уверенная Джи Браун.

Утром следующего дня, когда мы с отцом заходим в гараж Шема, парни удивленно смотрят на нас, открыв рты. Затем быстро приходят в себя и уважительно жмут руку папе и знакомятся. Я наблюдаю за этим с застенчивой улыбкой на губах и кошусь на Сина. Брюнет сидит без особого энтузиазма с лицом: «без настроения, лучше не трогать» — написано на лбу большими буквами.

— Ладно, ребятки, удивите старика, — папа устраивается в кресле и ободряюще улыбается.

Парни пару минут настраивают инструменты, Шем с широкой улыбкой на губах крутит палочками за ударной установкой, весь наготове, а я поворачиваюсь к Эвансу, спрашивая:

— С чего начнем?

— People are strange, — сухо бросает он и проводит пальцами по струнам гитары.

— Окей, — отворачиваюсь, глядя на внимательно наблюдающего отца.

— Люди для тебя чужие, когда ты просто прохожий. Их лица выглядят уродливыми, когда тебе одиноко. Женщины кажутся порочными, когда тебя не хотят, а улицы кривы, когда ты чувствуешь себя подавленным.

— Когда ты чужой, ты видишь лица, словно через завесу дождя…

Распахиваю глаза и оторопело смотрю на Сина, сосредоточенного на Гибсоне. Боже… Зачем им вокалистка, если голос Эванса… Даже не знаю, как описать. Бывает такое, когда получаешь наслаждение, слушая только тембр, и уже не важно, какая внешность у человека.

— Джи?

Хлопаю ресницами, осознавая — все в ожидании уставились только на меня, пока я пребываю в немом шоке.

— Простите.

Син насмешливо хмыкает, и мы играем заново. Все никак не могу привыкнуть к тому, как он поет. Его голос такой насыщенный, переливающий всеми красками, глубокий, чистый. Черт, только от одного бэка Эванса аудитория будет наша — от пары фраз все превратятся в лужицы. ПОЧЕМУ ОН НЕ ПЕЛ РАНЬШЕ? Я не понимаю.

Перевожу взгляд на отца и замечаю, как он с интересом изучает Сина, не Райта или Оззи — всем его вниманием завладел Эванс.

— Что ж, ребятки, неплохо, неплохо, — произносит Руперт, когда заканчивается композиция. — Есть один момент: сыграйте первый куплет, а ты, Син, спой.

Я перевожу взгляд с отца на замершего Эванса. С ним что-то не так. От парня исходит такой неимоверный холод, что бегут мурашки по коже: челюсть напряжена, на лбу появилась испарина. Подхожу и осторожно дотрагиваюсь плеча.

— Син…

Он как будто выныривает из своих раздумий и бросает на меня тяжелый взгляд. Опускаю руку и сжимаю пальцы в кулак, не отрывая обеспокоенного взгляда от потемневших сапфиров. Руперт Браун сидит со сдвинутыми к переносице бровями и постукивает нетерпеливо по подлокотнику.

— Хорошо, — выдавливает Эванс лишь одно слово.

Присаживаюсь на краешек дивана, внимательно глядя на парней. Голос Сина разливается по помещению, моим сосудам, органам, и я вновь задыхаюсь от восторга. Как глупо… Глупо прятать такой бриллиант. Он талантливый не только гитарист, но и певец. Не понимаю, почему Син старательно закапывает дар. Восхищенно слушаю каждую строчку, слово… Но все заканчивается с первым куплетом, а я сижу с разинутым ртом.

— Как видите, любая песня звучит по-другому, когда ее исполняют разные люди, — произносит, откашливаясь, мой отец. — Было бы неплохо петь дуэтом: баритональный тенор и драматическое меццо-сопрано. Что ж, давайте подробнее обсудим игру каждого…

Он поднимается и разговаривает с парнями, используя непонятные термины типа сустейн (продолжительность звучания извлечённой ноты), фидбэк (обратный сигнал, при котором струны резонируют с выходным сигналом), баррэ (приём игры на гитаре и некоторых других музыкальных инструментах, когда указательный палец играющей на грифе руки, зажимает одновременно все или несколько струн на грифе).

— Думаю, замечания вы поняли, — отец по-доброму улыбается и складывает руки на груди. — Син, на пару минут.

Руперт прощается со всеми, добавляя:

— Джинни, ты же будешь ночевать дома?

— Пап, — закатываю глаза и хмурюсь.

Он подмигивает и выходит, Эванс следует за ним.

— Твой отец крутой, — говорит Оззи, дергая за колечко в брови. — Зачетный мужик.

— Угу, — буркаю под нос.

Через пару минут Син возвращается с еще более мрачным выражением на лице, хватает гитару и цедит сквозь зубы:

— Продолжаем.

Цокаю языком, недоумевая, о чем они разговаривали, что Эванс вдруг с цепи сорвался. Устрою потом отцу допрос.

Вечером в гараже появляется Черелин, повисает на Шеме, и несколько минут они беспрерывно лижутся. Беру пакетик сока и стараюсь не обращать на них внимания. Наконец, голубки друг от друга отрываются под недовольное ворчание Райта и Оззи, а Черри вытягивает меня на улицу.

— У Шема завтра день рождения, — шепчет она с придыханием, сверкая синими глазами. — Я решила устроить барбекю, как думаешь, хорошая идея?

— Ого, я не знала, — округляю глаза, поглядывая в сторону гаража.

Черелин кивает и смущенно опускает взгляд.

— Я приготовила ему сюрприз. Останусь ночевать и поздравлю после полуночи.

Она расстегивает кожаную курточку, поддевает свитер, показывая кружевное белье насыщенного красного оттенка.

— Ох… Вау… Думаю, Шем обрадуется, — смущенно бормочу, отводя глаза от шикарной груди девушки, и вспоминаю о своем первом размере. На моем детском теле такое белье смотрелось бы смешно и нелепо, к сожалению.

Черри кивает и заговорщицки спрашивает:

— А как дела у вас с Сином? Мне кажется, вы в последнее время не ладите. Что-то случилось?

— Э-э-э… ну… нет, просто он не в духе… — передергиваю плечами и перевожу взгляд на вышедшего Эванса. Парень достает сигареты и закуривает. Наши взгляды пересекаются, ежусь от пронизывающих холодных сапфировых озер и первой разрываю контакт.

— Черри, ты всех отвлекаешь, — недовольно произносит он, докуривая.

— Ой, да что ты говоришь? Хватит быть говнюком, — язвит девушка, и мы возвращаемся в гараж. Истину глаголет: хватит быть говнюком, Эванс!

Син

Сегодня у Шема день рождения, и сестрица устроила барбекю на заднем дворе его дома. Днем мы жарили стейки и лосось, а вечером, взяв гитару, устроились у костра. Оззи конкретно надрался и завывал излюбленную песню своего кумира Оззи Осборна «I Just Want You». Я смотрел на этот цирк с насмешкой и покачивал головой: кого-то понесло не в те степи.

— Эй, чувак, ну харэ! Вызвони свою Люси и трахни, если так хочешь, — бросает раздраженно Райт, а красноволосый замолкает и впивается стеклянными пьяными глазами.

— Какая еще нах*й Люси?

Басист обалдело смотрит на него и мычит:

— Красноволосая с прослушивания. Ты же рассказывал, какая она горячая цыпочка…

— Что-о-о? — непонимающе моргает Оззи, и все громко хохочут над его смешной рожей. — Да пошли вы.