Три кольца (СИ) - Артём Рыбаков

— Поняли, башибузуки? — полковник обвёл взглядом своих офицеров. — В бане все лекцию слушать будем! — несмотря на необычность предложения было хорошо видно, что глава «тайного посольства» не шутил.

Глава 3

Еду и напитки нам принесли на удивление быстро, только пиво на квас и морс заменили, но тут я с полковником согласен, — не время расслабляться, а конфликт с официантом вполне себе помог замаскировать нехарактерный для местной публики заказ. Непьющий бредун — это персонаж сказочный и в реальной жизни встречающийся не чаще того японского страшилища, что города ело… Громила или Грузило, не помню уже, давно это кино смотрел…

Для маскировки, правда на стол была выставлены пара фляг и две бутылки с «водкой» — чистой водой, которую периодически разливали по маленьким металлическим рюмочкам и, не чокаясь, «закидывали» в себя.

В процессе трапезы Гриша-прапорщик пересел поближе ко мне:

— Не помешаю?

— Да нет, садись.

— Аккуратно ты того уложил… Красиво! — и в ответ на мое невнятное мычание (я буквально за несколько мгновений перед этим откусил внушительный кусок домашней колбасы и не мог нормально разговаривать), он довольно неожиданно спросил: — Я только не заметил, как именно. Покажешь?

— Показывать нечего, подножка обыкновенная, — сказал я в ответ, прожевав и запив «вкусняшку» брусничным морсом.

— Понятно… Что-то мне эти «чебурашки» серьёзными не показались… — продолжал налаживать контакты прапорщик.

Что значит это слово на Юге я не знал, но, судя по контексту, ничего серьёзного. Скорее всего, что-нибудь вроде нашего «душка».

— Ну, им и не положено быть слишком «серьёзными». Ты ведь там, у себя, не подпаском служишь, верно?

— Верно, — согласился Седов. — А что, есть и по-настоящему лихие рубаки?

— Попадаются ещё. Не все друг друга перебили. Вон, у Бритвы, — заметив недоумение на лице Григория, я пояснил: — Ну, у «князя» про которого я рассказывал… Так у него и «спецназ» свой был, с неплохими, по нынешним временам, ребятишками. Почти сотня ухорезов и вырвиглазов, считай… Так после того, как его завалили, они друг дружку и перестреляли, власть деля. Дисциплины им всем не хватает… Ну и времени на подготовку, конечно.

— Точно! — подключился к нашей беседе Федя-Говорун. — А ещё они как дети малые…

— Поясни! — попросил южанин.

— На всякую фигню падкие. То у них поветрие было Алмазный фонд искать, а то — традиции Дикого Запада восстанавливать.

— С этого места, пожалуйста, поподробнее, — наш разговор заинтересовал остальных гостей с юга.

— Вам про что, конкретно? — переспросил Удовиченко Федор.

— Про Алмазный фонд не надо, и так знаю, что это ваша с посадскими мулька.

«А неплохие у них там, на Юге, аналитики, — подумал я, прикрыв глаза. — Просчитали, что слухи о несметных сокровищах Алмазного Фонда и Оружейной палаты распускаются кем-то преднамеренно. И даже организаторов вычислили. Хотя чего нас со «святошами» искать? Тут мы, на виду. Для опытного глаза, конечно. А что делать — оперативно-стратегическая, если так можно выразится, необходимость. Пока наиболее резкие и отмороженные молодчики пробивались к центру Города, мы спокойно себе работали по реальным объектам. Причём даже не столько мародёрили, сколько опорные пункты создавали и делянки помечали. И ещё один интересный побочный эффект был — насколько я знаю, тот же Тушканчик неплохо заработал на продаже «совершенно точной и надёжной информации»».

— Про Дикий Запад давай!

— А за это родственника Ильи, нашего, свет Васильича, благодарить надо! — Федя оскалил зубы в подобии «обворожительной улыбки». — Короче — подхватили местные молодчики от наших «кинопередвижников» моду на дуэли в американском стиле… Ну, это когда, кто быстрее из набедренной кобуры ствол вытащит и в пузо противнику пулю всадит.

Работа моя — ганфайтер,Моя жизнь для меня — мой кольт,И нервы под напряженьемВ несколько тысяч вольт.Он зря тогда дернул рукою,Мог бы жить без проблем, идиот —Никогда не стреляй на вздохе,И жизнь проживешь без хлопот.

— Совершенно неожиданно процитировал хорошо известного мне автора капитан Верстаков. Вот уж от кого поэзии не ожидал, так от него.

— Ага, и ты Андрей «Скоростную стрельбу»[111] вспомнил? — улыбнулся Удовиченко.

— О! И у вас эту песенку поют! — Тушканчик отходил на несколько минут, «воздухом подышать» скорее всего, и вернулся как раз когда капитан занялся декламацией.

— Да мы толком и не знаем, чья это песня. Давным-давно кассету ещё с прежних времён оставшуюся кто-то из стариков приволок, ну и подхватили.

— Кассету? — удивился Тушканчик. — Это ж сколько ей лет?

— Дофига! — полковник наморщил лоб, пытаясь очевидно вспомнить числовое значение этого определения. — Они и до Тьмы-то уже редкостью стали даже в нашей глуши, не то что в столицах… — он мотнул головой, словно отгоняя неприятные воспоминания, и полог на мгновение приоткрывший тайны его прошлого, снова опустился. — А что, у вас эта песня тоже известна?

— А то! — улыбкой Мура можно было подвалы освещать, настолько она получилась ослепительной. — Говорят, — он перешёл на трагический шёпот, — Илюхин отец лично автора знавал, — и он посмотрел на меня.

— Ух ты! — искренне восхитился Седов. — А…

— Про народный фольклор давайте позже поговорим, — перебил его полковник. — Что с дуэлями этими? — и он посмотрел на Говоруна.

— А чего с ними? Всё — как всегда. Смертность в этом районе выросла раза в три, если не больше. Местные народ и так-то не слишком выдержанный, а тут по любому поводу давай стреляться. В иных бандах едва треть народу на ногах осталась.

— Ну это-то понятно… Так, а это что за чучела? — и полковник посмотрел мне за спину, туда, где располагался вход в заведение.

Обычно я спиной к двери никогда не сажусь, тем более в таких весёлых местах, но шесть человек с нашей фактурой, все как один разместившиеся в кабаке за одним столом лицом ко входу это, согласитесь, весьма подозрительно. Так что пришлось мне развернуться.

«Да уж, «феерия варварского искусства» как батя говаривал». — Почти всегда бредуны, особенно напавшие на «жилу», цепляли на себя добычу без всякого смысла и меры. Вскроют, бывало, магазин спортивных товаров, так вся банда в тренировочных костюмах и хоккейных доспехах щеголяет. Или в дорогущих кашемировых пальто все ходят, пока не истреплют или покупателя не найдут. Здесь- похожая ситуация. Вошедшая четвёрка была как раз из поклонников стиля «Дикий, Дикий Запад», о чём говорили широкополые шляпы на головах двоих из них и набедренные кобуры у всех. Вожак, вдобавок щеголял ещё и двумя богато украшенными кобурами на животе, из которых торчали рукоятки «наганов».

— Сержио Леоне и Клинт Иствуд[112] в одном кармане, — буркнул сидящий рядом Иван. — Есть мнение, что мальчики по нашу душу пришли.

Последнее, впрочем, было ясно без комментариев Мура, поскольку бравая четвёрка совершенно недвусмысленно направилась к нашему столу.

— Сергеич, похоже ребята пострелять в приезжих собрались, как ты считаешь? — быстро спросил я Удовиченко.

— Есть такая буква…

Для стороннего наблюдателя ничего практически не изменилось, так — мелочи. Тушканчик опустил правую руку под стол — никому не видно, но я-то знаю, достал он свою трещотку.

Верстаков откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди — зуб даю, расстегнул ремешки на обеих подмышечных кобурах и готов шмалять с обеих рук.

Федя Говорун чуть развернулся и, кажется, сильно заинтересован тем, что ему рассказывает Удовиченко, — но можно быть уверенным, что ствол его «сайги» смотрит в сторону недругов, а патрон дослан в патронник.

«Как там раньше было принято говорить? «Хорошо сидим!», — кажется? Вот так и мы…»

— Эй, вы там! — «Ох, какое тривиальное начало! Фантазии у этого «ковбоя» — ноль целых ноль десятых! А ведь если судить по голосу мужику лет тридцать, не меньше. Должна была жизнь научить».

— На «эй» зовут блядей! — сурово отбрил его полковник, причём интонационно сыграл так, что я поневоле поверил древней байке, что до наступления Тьмы в военных учебных учреждениях был курс «второго командного».

«Жаль, что не могу посмотреть на лицо этого «ковбоя». Начну елозить и дергаться — может нехорошо выйти… Так что сиди, Следопыт, не петюкай и жди, когда лепший дружок Ваня знак подаст».

Пауза затягивалась. У Удовиченко на лице замерло брезгливо-презрительное выражение, Федор уставился на незваных гостей с плохо скрываемым раздражением, капитан Верстаков играл бицепсами (не выпуская, впрочем, пистолетов), а Тушканчик просто сделал вид, что назойливые посетители значат для него не больше, чем парочка мух, залетевших в помещение.