Солнечный круг - Михаил Герчик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ясно, — сказал Фроликов, когда отец закончил рассказ. — Это ваша бригантина там, у поворота, догорает?
— Наша, — кивнул отец.
— Их работа. — Фроликов поскреб подбородок. — Ну, ничего, и за это ответят. А вы не горюйте, братва, — весело подмигнул он нам. — Сейчас главное — «рыбачков» не проворонить. Возьмем их, я вас на своей моторке до самой Крупицы подкину. Палатка у вас есть, ложки-миски уцелели, рюкзаков и харчей на дорогу добудем. Сходите в партизанский лагерь, а назад вас дед Кастусь на своем буксире отвезет. За милую душу прокатитесь… — Фроликов усмехнулся, и на щеках у него появились глубокие ямочки. — Вот так. Давайте лучше прикинем, что делать будем. Скоро светать начнет, самое время «Мухомору» свою добычу вывозить.
— А у вас какой-нибудь план есть? — осторожно спросил Витька.
— Есть. — Фроликов встал и снова забросил за плечо ружье. — Вдоль реки, вверх по течению, метров на четыреста тянутся кусты; если они припрятали рыбу — значит, где-то здесь. Дальше не спрячешь — открытое место. Вот там-то вы, Глеб Борисович, устроите засаду. Ваша задача — не пропустить мотоцикл. Дорога вдоль самого берега идет, справа — вода, слева — круча, никуда он не денется. Выйдете на дорогу — остановится, людей давить не осмелится. Люди — не рыба, шкурой отвечать придется… Я с двумя Шерлоками Холмсами буду его тут выслеживать. Все ясно?
— Ясно, — ответили мы.
— Кто останется со мной?
Мы с Витькой первыми вскочили на ноги. Фроликов снова подмигнул нам и сдвинул свою кепку на затылок.
— Годится. Гасите, хлопцы, костер. А вы, — кивнул он отцу, — идите на дорогу и шпарьте, пока кусты не кончатся.
— Есть! — ответил отец, как солдат отвечает командиру. — За мной, ребята. Только — тихо, а то вспугнем раньше времени.
Через мгновение они растаяли в кустах.
Мы с Витькой тут же забросали костер дерном и вытянулись по стойке смирно, ожидая дальнейших приказаний.
— Сворачивайте палатку. — Фроликов размял в пальцах сигарету. — Вы знаете, что мне покоя не дает? Зачем им ваш плот угонять понадобилось, поджигать его? Вы ж их заметить могли?! Скажем, могли дежурного оставить… Почему они на такой риск пошли, вы над этим задумывались, а?
— А чего тут думать, — проворчал Витька, выдергивая колышки. — Отомстить они нам хотели, это ж как дважды два… Вот и отомстили!
— А мне думается, ты не совсем прав. — Фроликов закурил, пряча огонек в кулаке. — Только ради того, чтобы отомстить вам, не стали бы они себя под удар подставлять. Никакого им расчета не было сейчас с вами связываться. Наоборот, чем быстрее вы отсюда убрались бы, тем для них лучше. А они, выходит, сами вас к Сычкову привязали: куда вы денетесь без плота? Еще больше против них обозлитесь… Что-то тут не то, братцы вы мои, что-то не то. Мне кажется, совсем другой вывод из этого можно сделать. А вот какой?
Мы с Витькой молча переглянулись: нам даже в голову не приходило — искать какие-то другие выводы. И чего он мудрит, этот Фроликов? Ясно же, что Африкан и его дядюшка просто рассчитались с нами, воспользовавшись тем, что мы, растяпы, не оставили на плоту дежурного.
— А вывод мы можем сделать лишь один, — задумчиво сказал Фроликов, — они вас отсюда хотели выкурить. Очень вы неудобное, с их точки зрения, место для стоянки выбрали. Нежелательно им было, чтобы вы на этом месте оставались, понятно? А ради этого и рискнуть стоило. Они ведь на что рассчитывали? Что вы возле плота и заночуете. Ну, какой вам на самом деле смысл был оттуда сюда тащиться? Никакой логики… А в чем логика? Чтоб дождаться рассвета да побыстрей увидеть, что осталось, что погибло, что можно в порядок привести… Так я рассуждаю или не так?
— Так, — ответил я и прикусил губу. Смутная догадка обожгла меня. Я уже понял, к чему клонит Фроликов, но боялся в это поверить. Слишком уж просто все получалось, неожиданно просто, и было обидно до слез, что мы сами не смогли до этого додуматься, что ничего бы, наверно, не сделали, если бы не вылез медведем из кустов к нашему костру «рыбный надзиратель», которого, на наше счастье, прислал из Крупицы капитан буксира дед Кастусь. — Выходит, они спрятали рыбу где-то здесь, неподалеку от нашей стоянки…
Фроликов кашлянул и прикрыл рот рукой.
— Все-таки дошло! Вот и я так думаю. Иначе в этом поджоге нет никакого смысла. Хулиганство, да и только. А «Мухомор» слишком хитер, чтобы бессмысленно рисковать. За одно боюсь: не забрали ли они свою добычу, пока вы к плоту бегали?
— А у нас Ростик оставался, — сказал Витька. — Он-то не пропустил бы…
— Ну, что ж, значит, нужно все изобразить так, будто вы клюнули на их удочку. — Фроликов затоптал окурок и набрал охапку хвороста. — Нагружайтесь топливом, там собирать времени не будет.
Лохматые облака задернули луну, ветер шумел в кустах, заглушая наши шаги, и ни огонька не было в окнах угрюмого дома на бугре, и ниже, там, где темнели дома деревни. На повороте, где виднелись неясные очертания нашего плота, мы быстро установили палатку и разожгли костер. Сухой, как порох, хворост ярко вспыхнул в ночи, и Фроликов удовлетворенно сказал:
— Вот теперь порядок. А они знали, где плот палить: сверху это место — как на ладони. Погодите, я сырого подкину, чтоб до утра огонь не погас. Чтоб уж «Мухомор» не сомневался, что вокруг пальца вас обвел.
Он притащил с берега два толстых сосновых чурбака и кинул в огонь. Затем сделал знак рукой, и мы пошли назад.
Неподалеку от бухточки, где вчера вечером «Кон-Тики-2» стал на свою последнюю стоянку, Фроликов остановился.
— Поднимись вверх к дороге, — сказал он мне. — Замаскируйся в кустах и наблюдай. Если что-нибудь заметишь — тихонько свистни. Витька будет неподалеку, я тоже, услышим. Нужно взять под обзор побольше места, чтобы ни со стороны деревни, ни с реки незамеченным никто подойти не мог. — Фроликов положил мне на плечо руку. — Не боишься один остаться?
— Еще чего, — разозлился я. — Да что я вам — девчонка, что ли!
— Тогда давай действуй.
Он с Витькой пошел дальше вдоль берега, а я нырнул в кусты.
Есть такое время перед рассветом, когда особенно сгущается темнота. Блекнут звезды, и луна скрывается где-то за дальним лесом, и не темно-синим, а черным кажется небо, и Млечный Путь тает на нем, как иней под первыми лучами солнца. Холодом тянет с реки, и холодная роса стекает за ворот при каждом неосторожном движении, и все вокруг наполнено шорохами, вздохами, чьими-то таинственными неразличимыми голосами. И ты прекрасно понимаешь, что это не волки и не медведи крадутся сквозь чащобу за твоей спиной, и не разбойники, готовые тебя убить, — скорее всего бормочет и хлопает спросонья крыльями какая-нибудь птица, но все равно как-то неуютно становится и хочется к ребятам, к отцу, к живому и радостному свету костра…
Я выбрал себе наблюдательный пункт за толстенной сосной, которая высилась неподалеку от дороги: сквозь редкий подлесок можно было различить серую ленту, сползавшую вниз, к реке. Отсюда хорошо был виден дом «Мухоморов»: огромным стогом сена темнел он на бугре, вот-вот его должна была осветить первая зорька. Я долго не сводил глаз с этого бугра, прижавшись к теплой шершавой коре сосны, а потом почувствовал, что у меня от усталости подкашиваются ноги, и сел на мягкий шильник. Мы обязательно поймаем «Мухомора». Поймаем с «вещественными доказательствами», и тогда он получит по заслугам. «Не таким собакам хребты ломали!» — вспомнил я слова отца и усмехнулся: никуда не денешься, «дядя Клава», сломаем и тебе хребет.
Сосна была теплой, казалось, она впитала в себя днем солнечные лучи, а теперь понемножку отдавала их. Моя рубашка высохла у костра, но все-таки меня знобило. Скорей бы солнце встало, окоченеешь до утра…
И вдруг я услышал вверху какой то подозрительный шорох. Я задрал голову и обмер: сверху по сосне, цепляясь за сучья, ко мне спускался… Африкан. Он держал в зубах огромного золотистого язя, и язь бил его хвостом по лицу: шлеп, шлеп… «Вот чудеса, — подумал я, — откуда он тут взялся? Когда он залез на эту сосну, ведь я уже вон сколько времени сижу под ней! Неужели они там, наверху устроили свой тайник?»
Нужно было свистеть и звать на помощь, но я не мог даже руки поднять, даже привстать. Я лежал на боку и смотрел па Африкана и на красавца язя, которого он сжимал зубами, и Африкан смотрел на меня и ухмылялся. На нижнем сучке он присел и сверху вниз бросился на меня.
Я рванулся в сторону и… открыл глаза.
Уже рассвело. Ветер торопливо гнал по небу набрякшие облака, стирая последние остатки ночи. По земле стлался туман, реденький, прозрачный, как паутина. На дороге, неподалеку от меня, стоял мотоцикл. Какой-то человек в длинном брезентовом плаще торопливо укладывал в коляску мотоцикла черный мешок. С мешка на дорогу тоненькими струйками стекала вода.