Под тёплым небом - Лев Кузьмин

А Николка, хотя каждый раз, когда отец пробегал по гибкой доске, и сам за отца боялся, и сам жмурил от страха глаза, но матери говорил:

— Не упадёт! Наш папка не упадёт…

И вот короткая летняя ночь не успела потемнеть, да и тут же начала наливаться медленным светом. И вот этот свет, как огромный, в полнеба костёр, полыхнул алым, и молотки в бригаде Петушкова, ударив ещё сильней, разом смолкли.

Тишина стояла секунду, потом рухнула.

— Ура-а! — посыпались вниз с крутой кровли товарищи Ивана, а он бросил на траву очередную ношу, опустился с ней рядом.

— Всё, Иван? Всё? — подбежала к нему Юля, подбежал Николка, но Иван лишь сидел, утирал кулаком лоб, щёки да ошарашенно глазами моргал.

А когда и на домике Дюкина смолкли молотки, то, всё ещё как бы себе не веря и даже боясь на соперников оглянуться, Иван спросил:

— Там закончили тоже?

— Нет! — шумнули радостно друзья Ивана. — Это они смотрят на нас, а работы им ещё хватит.

— Поздравляю с победой, бригадир… С законной! — вдруг раздалось, как с неба, со стороны соседнего домика.

И когда, всё ещё не набрав сил с травы подняться, Иван медленно обернул лицо, вскинул глаза, то увидел, что это кричит ему со своей незаконченной крыши Дюкин.

Кричит, конечно, без особого ликования. Какое уж там ликование! Но и нет на небритой физиономии Дюкина и той, вполне бы сейчас уместной досады.

И опять, как вчера, удивляя Петушкова, он вроде бы даже улыбается. Он повторяет:

— Спор закончен. Всё, всё теперь, Петушков, по закону. Шагай, забирай ключик-замочек.

И тогда Иван встаёт, Иван кричит сам:

— Ты что? Поздравляешь-то всерьёз?

— Серьёзнее не бывает. Я ведь тоже рабочий человек. Понятие кое о чём имею.

И Дюкин поднял руку, как бы этим разговор прекращая, и опять застучал, забухал по кровле молотком. Застучали и его помощники. И теперь уж было видно, что, конечно, Дюкину далеко-далеко невесело. Да тут Ивана подхватила под руку Юля:

— Ну и нечего смотреть! Раз ты победитель, то пошли забирать приз.

Николка тоже сказал:

— Побежали, если так… Вон, кажется, машины опять со станции пришли. Бибикают…

Друзья Петушкова загалдели всей бригадой:

— Точно! Мы своё дело сделали, и Веня тут как тут. Сейчас он тебе, Иван, вручит награду со всею торжественностью.

И они побежали. А рядом с палатками, рядом с кухонным навесом опять вставали друг за другом тяжёлые грузовики. Из передней кабины опять вылез прораб Веня Капитонов. Только теперь он свистеть, шуметь не стал — зашумели сами петушковцы:

— Вручай, Веня, приз!

— Вы, что ли, победители-то?

— Мы! А вот главное — он! — показали товарищи на Ивана, и прораб сказал:

— Молодчинушка… Сейчас будет ему и вручение. Только вот примем сперва одну тут делегацию.

— Что за делегацию? Откуда? — вмиг все повернулись к той машине, на которой приехал Веня, но он заторопился ко второму в колонне грузовику.

Сам заспешил, Петушкову кивнул:

— Подключайся! В одиночку здесь я не управлюсь.

И пыльная дверца в кабине грузовика раскрылась, и шофёр оттуда выкатил Вене огромный, пропылённый вещевой узел, потом выпихнул узел поменьше, а следом под общий недоуменный гул передал с рук на руки Вене совсем небольшую, лет эдак пяти-шести, девочку.

— Ого! Вот так делегация! — сказал Иван, а Веня уже вручил ему и девочку, и узлы.

Девочка ухватилась горячей ладошкой Ивану за шею:

— Я, дяденька, не Делегация, я — Вера…

— Вера-то чья?

— Дюкина…

— Ого! — повторил, не находя, что дальше сказать, Иван и прямо так, с узлами, с тяжёленькой, тёплой в охапке девочкой, шагнул к Юле под навес.

— Усаживай на скамью пока… Мать её где? — сказала, не совсем ещё всё понимая, Юля; а там уж, из очередной автомобильной кабины, прораб принимал новый узел да ещё девочку, да ещё мальчика.

Тут подхватывать да перетаскивать принялась вся бригада Петушкова.

Носить было чего и было кого! Из самого дальнего в ряду грузовика выпал на подножку чемодан, за чемоданом саквояж, потом оттуда с коллективной помощью выбралась маленькая синеглазая женщина с двумя щекастыми близнецами-карапузами на руках.

И теперь Юля, конечно, тоже бросилась навстречу. Она подхватила у женщины одного из малышей. Малыш сначала рявкнул, но, видя, что мать рядом, что эта незнакомая тётка его не роняет, бережёт, — притих.

— Ну и ну! — сказала Юля. — Как это вы этаким детским садом решились на такой к нам путь?

А женщина дошла до навеса, присела устало на скамью.

Она тронула, приласкала свою старшую, по-взрослому сложившую на коленях ладони, Веру; пересчитала взглядом всех меньших — всю их лесенку; поправила на том, что на руках, близнеце красную шапку, и сама как бы пришла в тихое удивление:

— Выходит, решилась… Откладывали сто раз… Батьку своего тут, наверное, отсрочками с ума свели… Но всё же — смелости набрались.

И вновь, уже с улыбкой, приласкала Веру:

— Моя главная подмога — вот… Но и мир не без добрых попутчиков.

— Попутчики попутчиками, а вы бы хоть отстукали телеграмму! — всё равно ужаснулась Юля.

Веня-прораб засмеялся:

— Они отстукали. Даже «молнию» отбарабанили. Да ведь дальше станции к нам проводов через степь ещё нет.

— Ничего… Вручим нашему папе «молнию» сами… Будет ему сюрприз. Верно, доча? — опять погладила девочку женщина, а Николка, желая привлечь внимание девочки тоже и к себе, вдруг выскочил:

— У вас — сюрприз, а у нас есть приз!

Выскочил, да и тут же получил быстрого шлепка от Юли, и пока соображал, за что, Юля, всё ещё покачивая на руках малыша, Николку собою загородила.

А Иван приотодвинул Николку к своим друзьям-плотникам, а плотники Николку придержали тоже: «С призом погоди… Лучше вон глянь: Дюкин мчится».

А тот, и верно, бежал, пути под собой не разбирал.

Он и бригаду с собой не успел позвать; он и Люсика где-то оставил; он и шапку где-то обронил; но зачем-то всё ещё держал в руке плотницкий молоток. И вот нелепо им размахивал, а сам на бегу кричал во всё горло:

— Приехали! Наконец-то приехали! Наконец-то объявились! А я с крыши гляжу: вы или не вы? А это — вы! Ну, здравствуйте! Ну, с приездом!

И он так, с молотком в руке, и полез было к ребятишкам. Да опомнился, сунул молоток в накладной карман рабочих штанов, начал ребятишек всех подряд хватать, целовать в щёки, устанавливать друг рядом с другом.

Обнял и мать ребятишек. Тут же отобрал у неё близнеца, тоже чмокнул, на вытянутых руках отстранил, вгляделся:

— Это у нас, мать, кто? Александр или Павел?

И сам ответил:

— Конечно, Сашка! А Пашка где?

— Вот он, твой Пашка, у меня. Вовсю пузыри пускает. Видно, тоже поздороваться спешит, — сказала Юля, и Дюкин впервые за все дни жизни на степной стройке легко рассмеялся. И не очень ловко, но осторожно перевалил с Юлиных рук толстенького Пашку к себе на плечо.

На другом плече Дюкин держал Сашку. И, как будто близнецы что могли понять, он им сказал:

— Пошли, пошли… Домой к папке пошли… Дома как следует поздороваемся, дома обо всём поговорим… Я вас там ещё и с Люсиком познакомлю. Я вам всем подарок приготовил, хорошего щенка Люсика.

И, придерживая крепко близнецов, он направился к бригадной брезентовой палатке. За ним послушно потянулась вся ходячая часть его семейства. Потянулась той вереницей, той цепочкой, какой ходят в незнакомом месте через поле или через дорогу не очень ещё смелые гусята за своим надёжным папой-гусаком.

Они уходили, а Ивановы плотники, Иван, Юля, Николка, Веня смотрели на них из-под навеса.

Смотрели-смотрели, сквозь молчание своё услышали, как вдали стучат, докрывают крышу дюкинцы, как завизжал вдруг радостно, выпрыгнув из травы у дюкинской палатки, Люсик, и вот Иван будто очнулся, перевёл взгляд на тёсаный столб навеса, на ключик с замочком, поглядел на Юлю. А Юля поглядела на Ивана.

Николка в каком-то странном ожидании уставился на обоих; и тут Иван шагнул, закричал, замахал:

— Постой, Дюкин, постой! Куда ребятишек тащишь? Дом твой, Дюкин, теперь совсем в другой стороне.

Дюкин с малышами на руках развернулся, встало всё его семейство. А Иван, ни на кого больше не оглядываясь, не спрашивая даже Вени, сорвал ключик-замочек с гвоздя, огромными прыжками поскакал к Дюкину.

Подбежал и, видя, что руки у Дюкина заняты, всунул ключик-замочек ему в карман:

— Иди, вселяйся! Мы сейчас туда подтащим ваши узлы.

И Дюкин совершенно точно так же, как полчаса тому назад его спрашивал у новых домиков Иван, сам теперь спросил Ивана:

— Ты что? Всерьёз?

А Иван ответил Дюкину по-дюкински:

— Серьёзнее не бывает… Я ведь тоже рабочий человек, я ведь тоже кое о чём имею понятие.