Десятиглав, Или Подвиг Беспечности - Андрей Добрынин

Итак, после неожиданного купания Щучка со страшной руганью проследовал мимо меня в дверной проем сруба, чтобы вскоре появиться наверху среди стропил и начать по-прежнему постукивать молотком. Я вновь принялся конопатить, и все мы, не сговариваясь, старались не обращать больше внимания на водные забавы богатых бездельников, хотя последние время от времени и проносились на своих ревущих чудовищах совсем близко от нас. Лишь иногда Щучка разражался жуткой бранью и уверял, будто брызги от поднятой катерами волны долетают даже до него и доставляют ему неприятные ощущения. Я, однако, не поддерживал его негодования и продолжал неторопливо тюкать молотком по конопатке. В конце концов, думал я, эти глупцы наиграются в свои дорогие игрушки и уплывут восвояси, или же у них кончится бензин. На деле же все обернулось по-другому — я недооценил зловредности богатых любителей водного спорта.

Через некоторое время шум моторов на озере стих, а затем возобновился в виде какого-то недужного кашля, который постепенно приближался. Когда стало ясно, что катера плывут именно к нам, я вышел посмотреть, в чем дело, и увидел, как одно судно тянет за собой другое прямо к нашим мосткам. Здоровенные верзилы, плывшие на первом катере, принялись деловито швартоваться, даже и не подумав спросить разрешения (хотя, разумеется, никто им не отказал бы). Водитель второго суденышка вылез на мостки и занялся тем же самым, не обращая на нас ни малейшего внимания. Я же застыл как громом пораженный: на втором катере рядом с полноватым чернявым господином в шортах, майке и темных очках — видимо, хозяином катеров и верзил — сидела Анна! Таких неожиданностей мне давно не случалось переживать. Я открыл было рот, собираясь выкрикнуть какое-то приветствие, но вовремя опомнился. Что я мог ей сказать? Ее жизненный выбор был сделан. К тому же она не замечала меня — чернявый господин, явно под градусом, обняв ее за прекрасные обнаженные плечи, нашептывал ей на ушко нежности и время от времени целовал в шейку. Анна отвечала ему снисходительной улыбкой. Хотя я и полагал, что между мною и Анной все кончено, однако эта сцена доставила мне немалую душевную боль.

Из оцепенения меня вывел адресованный мне вопрос: "Эй, мужик, бензинчику не продашь?" Я с трудом перевел взгляд на двух приблизившихся ко мне верзил и увидел канистры в их руках. "Ты что, глухонемой? — раздраженно спросил один из них. — Организуй бензинчику, говорю!" — "А много вам надо? — обрел я наконец дар речи. — Литров пять могу дать". — "Литров пять можешь себе на хуй вылить, — проскрипел второй верзила. — Нам не меньше тридцати надо. И давай мухой, а то видишь, люди ждут". Верзила кивнул на чернявого господина — тот как раз галантно усаживал Анну спиной к нам на скамейке, устроенной мной возле мостков. Наглый тон верзил меня покоробил, и, пожав плечами, я холодно сказал: "Ну тогда ничем не могу помочь. Идите в деревню, там попробуйте поспрашивать". — "Да, ребята, без бензина нам тут никак, — словоохотливо поддержал меня подошедший дед Фатьян. — Все время туда-сюда ездить надо, опять же бензопилы у нас…" — "Чабаны, вам же заплатят", — вмешался подошедший третий верзила. Но наглость этих молодцов, видимо, разозлила и деда Фатьяна — он заметно посуровел и сказал: "Нам не деньги ваши нужны, нам бензин нужен. Все, ребята, нам работать надо…" В следующую секунду он растянулся на траве, я от мощного толчка отлетел метров на пять в сторону, и там в глаза мне бросился чей-то топор, всаженный в колоду. Не соображая, что делаю, я схватился за топорище. Остановил меня пропитой тенорок Толи Щучки, прозвучавший сверху: "Стоять! Стоять, я сказал!" Слова его были обращены к прибывшему десанту. Верзилы в это время топали по тропинке к сарайчику, точно угадав, где хранятся наши запасы горючего. Услышав команду, они остановились и удивленно посмотрели вверх — там среди стропил, припав на одно колено, стоял Толя Щучка и держал наизготовку двустволку, из которой дед Фатьян периодически пытался подстрелить утку в окрестных тростниках. Увидев лицо Толи, я содрогнулся — такая злобная радость была написана на нем. Человек явно находился в своей стихии и мечтал о том, чтобы пришельцы сделали хоть маленький шажок вперед — палец его так и плясал на спусковых крючках. Верзилы дернулись было вперед, и Толя тут же напрягся, как хищник перед броском. "Ну давай, давай, — цедил он негромко, — здесь же вас, козлов, и закопаю…" Встретив горящий взгляд Толи, верзилы поняли, что если они двинутся дальше, то тем самым доставят прекрасное развлечение засевшему на срубе татуированному сумасшедшему. "Да ты знаешь, хмырь, на кого прешь? — зарычали верзилы, пытаясь держать марку. — Мы тебя найдем, синяк недорезанный…" Щучка в ответ только издевательски захихикал, но затем внезапно стер ухмылку с лица, и теперь оно дышало одной беспощадной злобой. "Ну все, козлы, хана вам", — прошептал Толя и прицелился. Каждому из верзил показалось, будто он целится именно в него, и все трое шарахнулись назад к берегу. Я вздрогнул — мне показалось, что вот-вот прогремят выстрелы, но, к счастью, Толя заметил, как дед Фатьян грозит ему кулаком, и вовремя опомнился. Анна и ее дружок повернулись и наблюдали со скамейки за всем происходящим. В глазах чернявого господина страх боролся с негодованием, в глазах Анны я увидел только любопытство. Я невольно залюбовался ею. Она, как и прежде, была удивительно хороша, черты ее, как и прежде, дышали страстью, но теперь к этой страстности примешивалось что-то грубое и жестокое. Как то ни странно, но именно эта жестокость с особой силой завораживала и притягивала взгляд. "Нету у них бензина", — проворчал один из верзил, проходя на мостки мимо своего хозяина. Затем все трое молча перелезли в катера и принялись отвязывать причальные концы. Было видно, как плохо их слушаются дрожащие руки. "Пойдем, дорогая, — осевшим голосом обратился к Анне чернявый господин. — Мы попали к каким-то бандитам… Но я этого так не оставлю". — "Вот гаденыш", — подумал я и тихо свистнул. Хозяин жизни, в этот момент уже вступивший на мостки, затравленно оглянулся. Тут я состроил гримасу, усвоенную мною из древнекитайского канона "Мощь царя обезьян". "А-а-а!" — завопил от ужаса избранник Анны, поскользнулся на мокрых мостках и сначала с размаху хряснулся о них всем своим грузным телом, а затем, как бревно, скатился в воду и сразу пошел ко дну, хотя глубина в этом месте была по колено. Анна только усмехнулась и не сделала ни малейшей попытки прийти ему на помощь. Верзилы попрыгали в воду и, кряхтя и матерясь, стали втаскивать своего облепленного водорослями патрона сначала на мостки, а потом в катер. Патрон безвольно висел у них на руках, рыгал, извергал потоки грязной воды и что-то неразборчиво бормотал — видимо, грозился, но потихоньку, опасаясь разгневать страшных обитателей этого места. Лишь когда мужчины расположились на судах и уже стали заводить моторы, Анна грациозной походкой вступила на мостки. До этого она несколько раз скользнула по мне взглядом, однако не узнала, что и неудивительно — ей ведь не приходилось ранее видеть меня в рваной тельняшке, с лицом, перепачканным пылью и смолой, и с моховой трухой в волосах. К тому же всякий раз, как она смотрела на меня, я отводил глаза и опускал голову. Но теперь, когда я увидел ее уходящей, забытая нежность волной подкатила к моему сердцу. "Анна!" — негромко позвал я, сам не зная, что собираюсь ей сказать. Она резко остановилась, словно пораженная электротоком, и затем медленно повернулась ко мне. Сорвав с глаз темные очки, которые она уже успела надеть, она отшвырнула их в воду и впилась в меня взглядом. "Ты, здесь! И в каком виде!" — произнесла она с пренебрежительной усмешкой. От нестерпимого высокомерия, прозвучавшего в ее голосе, нежность в моей душе мгновенно сменилась раздражением. Вдобавок я тут же вспомнил, что она как-никак явилась сюда не одна, а с любовником. Анна хотела добавить еще какие-то презрительные слова, но гнев уже сыграл свою недобрую роль, и мои черты вновь как бы сами собой сложились в гримасу из канона "Мощь царя обезьян". Любимая вскрикнула от ужаса, поскользнулась на мокрых досках (увы! зачем мы их так гладко обстрогали?!), потеряла равновесие и, падая, врезалась головой в выступ на обшивке катера с такой силой, что выступ на моих глазах полностью вдавился внутрь. Затем она медленно съехала спиной по борту суденышка и уселась на мостки, продолжая опираться спиной на борт и раскачиваться вместе с покачиванием катера, словно жрица какого-то восточного культа. Кривая усмешка так и застыла на ее лице, глаза сошлись к переносице, из уголка перекошенного рта побежала струйка слюны. Она пощупала ушибленное место на голове и неожиданно глупо захихикала. "Дорогая, что с тобой? Ты не ушиблась?" — перегнулся к ней через борт чернявый господин. "Не-а!" — бодро ответила Анна и захихикала снова. "Что вы смотрите, идиоты, ей плохо! — обрушился чернявый на верзил. — Быстро грузите ее на катер!" Выскочив на мостки, двое верзил подхватили Анну под локти, но она вдруг начала яростно отбиваться. "Мне хорошо! Отвалите! Отстаньте от меня, волки позорные! — хриплым басом закричала любимая. — Не хочу я с вами ехать!