Избранник вечности - Анатолий Гаврилович Ильяхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По окончании дня Александр принял участие в установке победного трофея на месте сражения. Срубили дерево, вкопали в центре, куда потом навесили доспехи поверженных врагов. Но радостного настроения царю это не прибавило по причине неудачи в погоне за Дарием.
Утром в шатре появился Эвмен.
— Письмо Пармениона.
Царь ожидал вестей от старого полководца с конным отрядом, отправленного в Дамаск, где после Исса укрылись остатки персидского воинства. Парменион сообщал:
«С моим приближением персы бежали из Дамаска. Но бросили обоз Дария. Великолепная добыча. При нём триста двадцать девять музыкантш и танцовщиц, сорок шесть мастериц плетения цветочных гирлянд и пиршественных венков. Для приготовления главных блюд есть двести семьдесят пять поваров и двадцать девять помощников, умеющих готовить пищу на открытом огне. К ним добавляются тринадцать молочников и семнадцать слуг для подачи прохладительных напитков, семьдесят — для подогревания вин и сорок слуг для составления благовонных мазей. Все надобны одному Дарию. Что делать с ними?»
Парменион написал, что в Дамаске оказалась ещё более ценная добыча. Мать персидского царя и беременная жена, его сестра, две дочери и шестилетний сын. Весь гарем с наложницами, рабынями и евнухами. Ещё гаремы и семьи ближайших придворных Дария, рабы для любых услуг. Потому что ходить в походы и воевать персидскому царю и советникам по-другому нет никакой возможности. Со всеми близкими и родными, со всем двором, не меняя обычаев, установленного этикета и личных привычек.
Во дворце наместника царя в Дамаске Парменион обнаружил одну из богатейших сокровищниц Дария: туго набитые кожаные мешки с серебряными монетами и золотыми «дариками», на три тысячи талантов. Деньги пересчитали, сложили в мешки. В кладовых горы парадной царской одежды — за десять жизней не сносить, дорогая посуда: чаши, подносы и кубки — разумом не определить цену. Много оружия, украшенного золотом и драгоценными камнями. «Что из имущества Дария тебе доставить?» — запрашивал Парменион.
Александру как царю и главнокомандующему принадлежала любая часть из военной добычи. Эвмен поинтересовался:
— Что отвечать Пармениону?
— Напиши: «Царю достаточно того, что и любому его воину: скудный завтрак, а обед — немного обильней, чем завтрак».
С начала похода, уходя из Пеллы, Александр не ставил перед собой цель разбогатеть за счёт предстоящей войны. Равнодушный к роскоши, он неистово завидовал славе отца и лишь мечтал о выдающихся подвигах, какие происходили с легендарными героями Эллады. За время боевых действий стал отправлять в Пеллу гонцов с подарками для матери и щедро одаривал воинов, кто нуждался в деньгах, за что снискал их любовь. Но однажды после штурма города, увидев пехотинца с тяжёлым мешком, который тот волочил за собой, изнемогая от усталости, окликнул:
— Друг мой, остановись. Не по званию берёшь! Тащи мешок к его настоящему хозяину!
Но десятую часть из всего, что доставалось армии как военная добыча, отправлял в македонские и греческие храмы, как собственный дар.
Письмо Пармениона изменило дурное настроение македонского царя. Он помчался в Дамаск, чтобы собственными глазами увидеть «подарки» Дария. Помимо драгоценного имущества в обозе находились два десятка шатров из ярких цветных тканей, все огромных размеров — по числу захваченных членов царской семьи и ближайших родственников персидского царя. Большой купольный шатёр служил Дарию передвижным дворцом. Покрытый драгоценными тканями с золотыми нитями и серебряными кистями, устланный толстыми коврами, он состоял из соединённых между собой нескольких шатров меньших размеров, каждый имел своё назначение. В одном размещалась резиденция для приёма гостей, в другом проводились совещания, в третьем — пиры. Дарий имел роскошную спальню с грудами шёлковых подушек. Место для общения с богами и омовений с бассейном пропиталось стойкими запахами и благовониями. Особняком стоял шатёр, где хранилось царское оружие и амуниция любимых коней Дария.
Во время осмотра столь оригинального дворцового комплекса слуги, увидев македонского царя, со страху уткнулись подбородками в землю, комично приподняв зады. Парменион презрительно фыркнул:
— Возрадуйся, Александр! Ты видишь проскинезу. Так они проявляют восхищение тобой. Если позволишь им, они с удовольствием поцелуют твои сапоги.
Он с досадой сплюнул.
— Мы преклоняемся перед статуями богов в святилищах, а они готовы ползать по грязи, словно черви, перед своими правителями. Если ты человек, будь хоть рабом, но не кощунствуй, воздавая человеку божественные почести!
Александр смотрел на Пармениона, и было непонятно, осуждает он персов или тоже возмущается. Затем высказался, принимая безразличный вид:
— Ничего нет удивительного, когда люди обожествляют царей при жизни. Не все, но есть такие среди царей, кто ведёт род от богов. Особенно, когда царь совершает деяния, достойные божественных героев.
Сказал со значением, улыбаясь:
— Не осуди меня, дорогой Парменион, но если люди воздадут мне почести, как герою, я буду счастлив.
Старый полководец, не поняв скрытый смысл слов царя, продолжал упорствовать:
— Ты ни при чём, Александр! Македоняне знают тебя как храброго и прозорливого царя. По этим причинам ты заслуживаешь любых проявлений признательности и восторгов людей. Ты же не станешь требовать от нас почестей, воздаваемых богам? Ты не нуждаешься в варварских традициях! А если говоришь о Геракле, своём предке, ты знаешь, что люди воздают ему почести не за подвиги, а как богу, когда Зевс забрал его на Олимп.
По лицу Александра пробежала лёгкая тень.
— Не забывай, Парменион, он стал богом за героические подвиги.
Больше он не произнёс ни слова. Проследовал за Парменионом в шатёр, где тот предложил испробовать блюда, приготовленные поварами Дария из царских припасов. Согласился из любопытства, поскольку для него, привычного к суровости македонского быта и скудной пище, показались неестественными проявления безумной роскоши и расточительности персов, излишней в условиях войны.
Слуги привычно засуетились, бесчисленной чередой понесли золотые подносы с незнакомыми яствами, фруктами и напитками…
В конце неожиданной трапезы, сдержанно оценив ценности пряных приправ, Александр потянулся на ложе и высказался то ли с удивлением, то ли с одобрением:
— Только сейчас
