Экипаж «Меконга» - Евгений Войскунский

— Удивления достойно, сколь мягкое! — изумлялся Федор.

Он не знал, что могущественная каста брахманов Пенджаба велела доставить сюда лучшее, что у них было — запасы метеоритного железа. Это было именно железо — чистейшее, без примеси углерода, на редкость пластичное. В отличие от стали, оно совершенно не ржавело[11].

Седобородый Джогиндар Сингх, который был у плотников за старшего, подошел к Федору. Они кое-как объяснялись на невероятной смеси узбекских, индийских и голландских слов.

— Скажи, почему ты не даешь нам рисунка — как делать спицы? — спросил старый плотник.

— Спиц не будет, — ответил Федор. — Идем к колесу, я объясню тебе.

Федор решил для этого огромного колеса применить свою выдумку. По его расчету обод вместе с лопастными ковшами должен был весить полторы тысячи пудов. Тяжесть обода была полезна. То, что мы теперь называем маховым моментом, прямо пропорционально весу обода и квадрату его диаметра. Для скрепления обода со ступицей нужны были мощные спицы. Они сильно утяжелили бы колесо, не увеличивая существенно его махового момента.

Поэтому Федор надумал невиданное дело: вместо спиц растянуть между ободом и ступицей канаты — по касательным к окружности ступицы.

Такие ступицы теперь называют тангенциальными, их знает всякий, кто видел велосипедное колесо.

Федор объяснил свою выдумку старому плотнику, восполняя нехватку слов жестами и рисуя схему колеса на песке. Джогиндар Сингх слушал, смотрел на чертежи, хлопал глазами. Вдруг на его суровом, словно из темной бронзы отлитом лице появилась улыбка: понял.

— Хорошо придумано, — сказал он. — Колесо будет тяжелое только в ободе. А разгон какой будет! — Плотник описал круг тяжелым своим кулаком. — У вас на севере так и делают колеса?

— Нет, не видал, чтобы так делали. А придумал — потому что я плавал на кораблях. А там все на канатах растянуто…

Федор не успел договорить: к ним неслышным шагом подошла стройная девушка в голубом покрывале, накинутом наискось и оставлявшем одно плечо открытым. Девушка сказала несколько непонятных слов и убежала, успев окинуть Федора быстрым любопытным взглядом.

— Уже полдень, — сказал Джогиндар Сингх. — Дочь зовет обедать. Не окажешь ли мне честь?

Федор охотно согласился. Ему хотелось посидеть с этим спокойным и понятливым человеком да и на девушку еще разок взглянуть…

Рабочие Лал Чандра жили здесь же, в палатках из грубой ткани, расставленных между деревьями огромного сада. Так как они до окончания работы не имели права выходить за ограду, большинство из них захватило с собой семьи. Каждая семья готовила себе пищу отдельно, на очагах возле палаток.

По дороге Джогиндар Сингх и Федор умылись у большого бассейна с проточной водой.

Когда они вошли в палатку, девушка была там. Увидев Федора, она тихо вскрикнула и бросилась к выходу. Однако через минуту она смело вошла и поставила на разостланную джутовую дерюжку железный поднос, покрытый черным лаком и расписанный яркими цветами. На подносе возвышался горкой вареный рис, облитый остро пахнущим пряным соусом.

Затем девушка принесла горячие лепешки и узкогорлый медный кувшин с холодной водой, смешанной с кисловатым соком неведомых Федору фруктов. Походка у девушки была легкой, быстрой. Она села около отца, и Федор посмотрел на ее темные удлиненные глаза, на ее смуглые тонкие руки. Она потупила взгляд.

Сингх принялся за еду. Федор тоже погрузил пальцы в рис.

— Я думал, что у вас не принято есть на глазах у других людей, — сказал он.

— Так поступают те, кто делит людей на разные джати[12], — ответил старый плотник.

— А ты принадлежишь к какой джати?

— Я сикх. И все, кто работают здесь, тоже сикхи.

— Это кто же такие — сикхи?

Плотник в упор посмотрел на Федора. Потом сказал негромко:

— Мы не делим людей на джати.

— Выходит, вы не признаете брахманов? — удивился Федор.

— Мы не верим в будущее перевоплощение, — уклончиво ответил Джогиндар Сингх.

— Да кто ж вы такие? Уж не мусульмане ли?

— Нет.

Видя, что плотник отвечает неохотно, Федор замолчал. Он ел рис, запивая его водой из кувшина. Косился на девушку, соображая, сколько же ей лет. Решил, что не больше восемнадцати. Только собрался было спросить, как ее зовут, но тут заговорил старый плотник.

— Слушай, иноземец, — сказал он, — я не знаю, как ты попал в Пенджаб, но вижу, что не по своей воле.

— Да уж… — Федор невесело усмехнулся. — Какая там своя воля! Продали, как скотину…

— Не верь Лал Чандру, — продолжал плотник. — Он твой враг. Он наш враг.

— Чего ж вы работаете на него, коли так?

— Работаем, потому что… Слушай. У нас, сикхов, отняли землю. У нас отняли все. — Злые огоньки мелькнули в глазах Джогиндара. — Но это ненадолго! Сикхи соберут свои силы…

Свет, лившийся через входное отверстие, вдруг заслонился тенью. Федор живо обернулся и увидел Рам Даса.

— Ты нашел подходящее место для таких речей, старик, — насмешливо сказал возница.

— Здесь нет чужих. В саду только наши братья, — спокойно ответил плотник.

— В саду! Весь этот проклятый дом переполнен людьми Лал Чандра, — промолвил Рам Дас, присаживаясь на корточки.

Федор глянул на хмурое, с резкими чертами лицо возницы, и, как тогда, в храме, его обдало холодком.

— А ты, чужестранец, — сказал Рам Дас, — подобен доверчивому ребенку. Лал Чандр дал тебе хорошую игрушку, и ты забываешь, что смерть близка.

Федор побледнел.

— Что же мне остается делать? Пока я строю колесо, меня не тронут. А когда дойдет до конца, я постою за себя.

— Думаешь, тебя вызовут на единоборство? Ты не знаешь обычаев брахманов. Чем умирать без пользы, лучше останься жить и помоги нам! Джогиндар Сингх, вышли дочь из палатки, ей нельзя слушать мужской разговор.

Девушка порывисто прижалась к плечу старика.

— Выйди, Бхарати, — мягко сказал ей плотник. — Посиди у входа и посматривай, не подойдет ли кто чужой.

Индуистская религия очень сложна. Пантеон индуизма переполнен богами, мифология запутана множеством религиозных сект и священных преданий.

Но основной принцип индуизма не отличается от прочих религий; он сводится к весьма примитивному требованию: бедный должен трудиться, выполнять волю господ, довольствоваться тем, что имеет, и не противиться насилию.

Христианская и иудейская религии утешают бедняков возможностью при хорошем поведении попасть в рай, где не нужны пища и одежда, где не надо трудиться и можно целую вечность наслаждаться лицезрением бога. Нарушение установленных норм обрекает на вечные мучения в специально оборудованном для этого аду.