Жил человек - Николай Почивалин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В магазины, говорите, отдавать не будем - мало, сами продавцы разберут. Решили - в детсады да вашим ребятишкам. Присылайте - берите. Мы их на елку на ниточках повесили. А после раздали. Один парнишечка получил свою долю и за брюки меня дергает: "А с энтимп шариками - чего делать?"
- Я почему-то другое хорошо запомнила. - Роза Яковлевна рассмеялась. Как прибежали вы материю на свадебное платье просить. И забыли, как называется.
Говорите - на какого-то греческого бога похоже. Насилу догадалась: гипюр!
- А, это мы наших воспитанников женили, - подтвердил Сергей Николаевич. - Прекрасная пара!
Роза Яковлевна всегда относилась к Орлову с неизменной симпатией, непроизвольно - из-за тех же детей, вероятно, - выделяя его среди других загоровских директоров; после же неожиданного знака внимания, подарка, к этому прочному уважению добавилась какая-то теплота, чуть ли не родственная. Вероятно, нечто подобное привнеслось и в отношение Орлова к ней. Прежде, во всяком случае, их разговоры происходили только на служебной почве, в торговском кабинете да на районных совещаниях.
А тут, вскоре столкнувшись с Розой Яковлевной поздним вечером на улице, Орлов вызвался проводить ее до дома; по дороге посидели на скамейке, с удовольствием подружески поговорили. То, что их могли увидеть в такой поздний час, на чужой скамейке, оживленно беседующих, их не смущало, не заботило: к ним ничего не могло пристать - слишком хорошо загоровцы знали их, да и, кроме того, кому бы пришло в голову сплетничать о людях пх возраста? Их первая и единственная прогулка произошла, когда им обоим было близко к шестидесяти, а Сергею Николаевичу оставалось жить всего с полгода...
...Плоский бело-розовый диск с золотистыми дубовыми листками по поверхности лежит на столе, - отталкиваясь от пего, воображение легко воссоздает картину, не столь уж, может быть, далекую от действительности. Коренастый большеголовый мужчина с белыми висками заходит в московский парфюмерный магазин, что в начале улицы Горького и, растерянно поплутав взглядом по рядам всевозможных коробок и флаконов, просит дать самое лучшее. Покупатель пожилой, одет скромно и все-таки за ценой не постоит, мгновенно, натренированно определив это. продавщица в синем фирменном платье подает ему черную бархатную коробку. Брови у покупателя на секунду, от замешательства, вздрагивают - все же с курорта, обратная дорога и, прикинув, что на постель и на чай в вагоне останется, просит завернуть. Большеглазая, с подведенными ресницами продавщица вручает ему сверток, тихонько вздыхает: какой-то подвезет, ей пока таких духов не дарят, а самой покупать - с ума сойти!..
- Поберегаю, - признается Роза Яковлевна. Она отвинчивает пробку, выливает несколько капель на лаладонь, - по комнате распространяется запах каких-то трав, как если бы сюда внесли охапку недавно скошенного, чуть привядшего на солнце лесного сена со стеблями тмина, медуницы и привяленной земляники. Пожилая остроносая женщина с серебряными нитями в коротких каштановых волосах бережет, конечно, не сами духи - память о человеке, пх подарившем; веснушки на ее загорелом, вспыхнувшем от смущения лице становятся заметнее, огнистее. - Смешно, наверное, говорить... Растрогал он меня. И поняла я, что давно он для меня - ну, близкий, что ли. Сама поразилась...
- А он знал об этом?
- Вы скажете! - ахает Роза Яковлевна; нелепый ненужный вопрос веселит ее, короткие каштановые с сединой волосы залетают на щеки. - Откуда ж ему было знать, если я сама только что сообразила!
- Спасибо вам, Роза Яковлевна.
- Мне-то за что? - искренне удивляется она, убирая в сумочку флакон.
За то, что познакомились с ней, за ее откровенность, за то, что сберегла и показала этот флакон-талисман, с его помощью воскресив человека и дав возможность поглядеть на него, живого, - перечень мой велик, взаимосвязан и еще не полон.
- За все, Роза Яковлевна, - неопределенно и как можно точнее объясняю я.
Ранний вечер кое-как наконец запихал, упрятал солнце за крыши, и хотя духота еще не поредела, зато и не калит впрямую. Мы сидим с Евгением Александровичем во дворе детдома на скамье - слева от двустворчатых, настежь открытых дверей жилого корпуса. Евгений Александрович в белой нейлоновой рубахе с аккуратно закатанными рукавами; в ней тягостно - он, разговаривая, то машинально расстегивает одну пуговицу за другой, до пояса, то - завидев кого-нибудь из ребят, так же машинально застегивает их: негоже - директор.
- Понимаете, - говорит он, подтыкая пальцем переносицу массивных очков, - ежегодно нам закладывают средства на текущий ремонт. А мы считаем, что целесообразней строить новое помещение. Современное, со всеми удобствами, специально спланированное. Есть отличные проекты!.. И практически - за счет тех же средств.
Если их не распылять, конечно. Райком поддерживает.
Голованов с нашими выкладками познакомился - обещает, вместе поедем пробивать. Мы ведь на областном бюджете...
Рассуждает молодой директор убежденно, уверенно, опираясь на мнение коллектива - мы, хотя руководители его возраста сплошь и рядом козыряют своим петушиным я. Впечатление такое, что он прочно встал на ноги, почувствовал под собой почву, - это ведь он и всего полгода назад, при первом знакомстве, откровенно, с нотками растерянности признавался, как трудно ему тут работать после Орлова. Любопытствуя и вместе с тем придав вопросу шутливый тон, спрашиваю, почему теперь не сковывает его незыблемый авторитет предшественника? Чуть смутившись и легонько хмурясь, Евгений Александрович неторопливо, словно на ощупь подбирает слова, выражения, не столько, пожалуй, отвечая мне, сколько пытаясь осмыслить - для себя же происшедшие с ним перемены.
- Понимаете, нужно, наверно, время, чтобы уразуметь самые простые вещи. - Под выпуклыми стеклами очков его серые, какие-то обнаженно доверчивые глаза улыбаются. - Додумался, например, что традиции его, сам дух его, что ли, - не препятствие. Постоянная помощь - вот что это. Врать не буду: задевало, конечно, поначалу: чуть что - "а как бы Сергей Николаич, а чтобы он?" Сам себя ловить стал, что все оглядываюсь, примериваюсь, сравниваю... Пока не дошло, что здорово это - такое наследство получать. Устои, нормы, тот же самый дух! Да бери их - пользуйся, черпай. Развивай, наконец!
Ведь не подражатели же мы - продолжатели. В затруднительных случаях сам теперь на советах спрашиваю: давайте подумаем, как бы на нашем месте Орлов поступил?
И - ничего. Не убывает от этого, а только прибывает.
Вот еще одна происшедшая с ним перемена, почти что зримая: всегда озабоченный, словно бы даже придавленный принятой на себя ношей-обязанностями - прежде, он теперь, к той же самой ноше приловчившись, как бы обрел ровное естественное дыхание.
- Приятно, что ребята опять приезжать стали. Как те же Савины. Год почти не ездили. - Евгений Александрович хитровато смеется: - Попросил Савина проверить проводку и распределительный щит - инженер, как-никак. Побежал с удовольствием!..
Чету Савиных, Михаила и Люду, я встретил час назад, когда пришел сюда. Заехали они, вместе со своим Олежкой, дня на два - на три, потом отправляются к Друзьям по детдому в Куйбышев, - отпуск. Их-то поджидая, и разговорился с подсевшим директором, чем сейчас и доволен.
От проходной, возле которой сторож на деревянной культе, дядя Вася, шаркает метлой, идут три голенастые нарядные девицы; идут к нам, к директору, - одну из них, конопатенькую, с тонкими летающими косицами, я уже видел. Дружно поздоровавшись, они вперегонки докладывают Евгению Александровичу - впрочем, его имяотчество, при такой скороговорке, звучит несколько иначе, что-то вроде - Енений Сандыч:
- Были у тети Сони.
- Привет просила передать.
- Чай пили!..
Голос у директора строговат, но серые под толстыми линзами глаза его посмеиваются.
- За привет - спасибо. Чай пили - понятно. А что же вы все-таки сделали?
- Все сделали.
- Сказала, что ничего не надо!
- Ну, молодцы, бегите, - одобряет и отпускает директор.
Софья Маркеловна, рассказывает он, после болезни совсем поправилась; днями приходила, назад, правда, как ни противилась, отвезли на машине: разомлела на жаре, сипеть начала. Первая моя заказчица, Александра Петровна - в доме отдыха, путевку ей выдали бесплатную - уже по одному тому, что о ее отпуске сообщается наряду с другими первоочередными новостями, можно судить, как директор детдома относится к главному бухгалтеру. Меж тем во дворе на столбах, под козырьком овощехранилища, у проходной - при белом свете - загораются лампочки и, устойчиво посияв, гаснут: энергосистема детдома действует безотказно. О чем с удовольствием сообщает директору Михаил Савин, - стоя перед нами, высокий, спортивный, в светлых брюках и рубахераспашонке, он в эту минуту охотно, похоже, чувствует себя прежним воспитанником. Впрочем, тут же снижая некоторую торжественность своего рапорта: