Безоружна и очень опасна - Лев Дворецкий

И ушел. Никто и не заметил. Вниманием всех завладел полковник, который в самых ярких красках расписывал свою собственную и доблесть, проявленную при проведении операции. Слушать его было стыдно, и я настояла, чтобы Генрих со своими людьми во избежание инцидентов потихоньку смотался отсюда. Что и было бесшумно сделано. Я последовала за ними.

Виктор Макарович не пришел. Он улетел Штаты первым же рейсом. Это была еще одна, пожалуй, самая трагическая его ошибка. Он недооценил Багрова. Пахан, являющийся одним из главарей русской мафии в США, раньше других узнал о случившемся и скрылся. Он установил дежурство своих людей в аэропорту, и когда Виктор Макарович прибыл, его «встретили».

Труп нашли на следующий день. Рядом лежал чемодан, в котором, кроме прочих вещей, нашли дневник, который убийцы, вероятно, не заметили. В нем Виктор Макарович день за днем записывал свои злоключения с момента приезда в США и до последнего прилета из России в Сан-Франциско. В заключительной записи в самолете он подвел итог своей жизни, предчувствуя скорую расплату, считал, что совершил много недостойных поступков и самый подлый — разрушил Надину семью. Умолял его простить.

Об этом рассказал мне отец по телефону из Сан-Франциско. И еще сказал, что он и мама с нетерпением ждут моего приезда.

В Сан-Франциско прилетели ночью. Из-за непогоды задержались на полпути в промежуточном аэропорту. Пройдя необходимые формальности, я очутился в огромном здании аэровокзала. И хотя в кармане у меня лежали деньги и адрес дома, куда я мог ехать, я чувствовал себя ужасно неуютно от мысли, что оказался один в чужом, незнакомом городе, без родных и друзей, с запасом в несколько английских слов. Правда, и в Москве у меня, кроме дочери, близких никого не осталось. Но там каждый камень — родной. А здесь сразу стало как-то одиноко и тоскливо.

И вдруг слышу:

— Андрей!

Этот голос я узнал бы из тысячи других. Все еще не веря, я медленно повернулся. Да, это была Надя. Мне показалось, что она ничуть не изменилась, только немного похудела. Ее глаза застилали слезы. В руках она держала букет красных гвоздик.

— Здравствуй, Андрюша, — голос ее дрогнул, она побледнела и пошатнулась.

Я подхватил ее, и мы неожиданно прильнули друг к другу.

— Прости, прости меня, мой родной, — шептала Надя, осыпая мое лицо поцелуями, — все это время я не переставала думать о тебе, очень скучала.

Я молча гладил ее по голове и не мог вымолвить ни слова, спазмы душили меня.

— Ну все, а то сейчас разревусь. — Надя слегка отстранилась и взяла меня под руку. — Поехали, дома обо всем переговорим.

Мы вышли на площадь. Она была буквально забита машинами всех марок мира. Надя подвела меня к шикарному «форду».

— Это моя машина, — скромно сказала она, открыла мне дверцу и сама села за руль. Когда двинулись, Надя предупредила: — Давай договоримся, Андрей. Ничему не удивляйся: ни машине, ни дому, ни здешнему уровню жизни. Здесь все иначе, чем в России: иное качество, иное измерение. У нас это обычный быт, и ты скоро к нему привыкнешь.

— Ладно, постараюсь ничему не удивляться, — пообещал я.

Но одно дело обещать, а другое выполнить. Попробуй не удивись, когда ты вдруг словно на другой планете очутился, и перед тобой наяву чудеса, которые ты мог лишь представить в своем воображении, по фильмам, книгам, рассказам очевидцев. Этот жизненный контраст я ощутил особенно остро еще и потому, что попал сюда, можно сказать, прямо с корабля на бал, то есть из ада советской тюрьмы в ухоженную и сытую Америку. И ведь так и сидел бы за решеткой, если бы не Ия. Никогда бы не подумал, что дочь организует мой побег. Себя я ни в чем не упрекаю, бежал не от правосудия, так как не совершал ничего противоправного. Наоборот, пытался предотвратить преступление. Оказалось, не по плечу задача. Меня легко устранили, как, наверное, и многих других смельчаков-одиночек, пытавшихся бороться со злом. Вот и стал я на родине изгоем. Выбора у меня не было: погибать в тюрьме или воспользоваться единственным шансом. Без колебаний я выбрал свободу. Какие тут, к черту, принципы. Жизнь-то одна.

Но Надя, видно, неспроста просила меня беречь нервы и спокойно воспринимать Америку, так как самый главный сюрприз ждал меня впереди.

Мы приехали почти под утро. Вилла показалась мне просто сказочным дворцом. На другой день у меня было время основательно осмотреть двухэтажный коттедж, окруженный кипарисами, с бассейном рядом с домом, с двумя гаражами. В самом доме восемь комнат. Сразу по приезде Надя предложила мне самому выбрать себе комнату. Я сказал, что здесь для меня любая — роскошь. Тогда Надя повела меня на второй этаж и показала, где я буду жить.

— Это спальня, — объяснила она. — Все в доме — в твоем распоряжении.

«Ничего себе спальня», — подумал я. Большая светлая комната, с огромными окнами и балконом, походила скорее на роскошную гостиную, чем, по нашим понятиям, на место для сна. Конечно, для меня все это было непривычно и я чувствовал себя довольно стесненно. Но успокаивал себя тем, что здесь я гость, постараюсь долго не задерживаться и, как только заработаю денег, сразу же найду себе жилье. Надя, видно, заметила мое состояние.

— Знаешь, Андрей, у меня тоже было вначале такое чувство, что все здесь не для меня, чужое и я кому-то обязана за все эти блага. Но потом прошло, я поняла, что и дом, и бассейн, и машина — не одолжение, а самые обычные, необходимые для нормальной жизни вещи. Будь проще, Андрей, хватит комплексовать.

Вначале я ходил сам не свой, прямо-таки на цыпочках, боясь что-нибудь задеть, нарушить. Быстро сдружился с Сережей. Он называл меня запросто: Андрей. Надя не возражала.

Я прилетел в воскресенье, а в понедельник уже позвонил Чарльзу Венсу. Он мне назначил аудиенцию на пятницу. Накануне я решил пораньше лечь спать, чтобы как следует отдохнуть и наутро быть в хорошей форме. Только собрался сыграть себе «отбой», как в дверь постучали. В такой час ко мне ни разу никто не входил. Обычно после ужина, который Надя всегда сама готовила, я уходил в свою комнату и до утра оттуда не выходил. Утром мы завтракали и отправлялись, как говорила Надя, на экскурсию. Она садилась за Руль, а мы с Сережей располагались на заднем сиденье. Надя возила меня по городу, показывала Сан-Франциско. Обедали где-нибудь в ресторане или кафе, возвращались к ужину.

Я открыл дверь. Это была Надя. В домашнем халате, волосы гладко зачесаны, что ей всегда очень шло, глаза смотрели ласково, чуть настороженно. В руках бутылка вина и два бокала.

— Можно к тебе? — спросила чуть слышно.

— Заходи, что за вопрос, — засуетился я. Надя вошла, поставила на стол вино, бокалы.

— Давай поговорим, Андрюша. Но разлей сначала вино.

Меня не надо было уговаривать. С этим я быстро справился.

Надя взяла в руки бокал.

— За тебя, Андрей, за твою порядочность, за твое терпение, за то, что ты есть.

— И за тебя, за твое счастье, — вставил я.

— И еще хочу добавить, — продолжала она, — я пью с надеждой, что ты меня простил.

— Это все позади, Надюша, — успокоил я ее, — жизнь идет по своим правилам, и я поднимаю бокал за твой тост.

— Спасибо, Андрей, — поблагодарила Надя, — а теперь я тебя за это поцелую. — И она чмокнула меня в щеку.

Это было только начало нашего разговора, который окончательно перевернул мою судьбу. Надя просила прощения, как призналась сразу после своего тоста, не просто чтобы облегчить душу. Она пришла к решению вернуться ко мне, так как поняла, что совершила ужасную ошибку и любит только меня одного.

Не знаю, может, в другой ситуации и не получилось бы у нас ничего: слишком глубоко сидела обида. Но после того, что сделали со мной на родине и как подло предала меня Татьяна, поступок Нади казался шуткой. Да и потом, чего греха таить, все эти годы я любил Надю и надеялся, что она вернется.

Проговорили мы почти до утра. Все было решено, мы снова будем вместе. По словам Нади, Виктор Макарович давно уже подготовлен к разводу. Семьи, по сути дела, нет. Он жил сам по себе, она сама по себе. Надя толком и не знала, чем он занимается. У нее успешно шла модельерская работа. Ее модели женских вечерних платьев и костюмов пользовались спросом и щедро оплачивались. Надя ждала приезда Виктора Макаровича, чтобы поставить точки над «i», узаконить свой развод и произвести необходимые процедуры, связанные с ребенком, а также с разделом имущества.

Я не держал на Виктора Макаровича зла ни раньше, ни тем более теперь. Мне стало даже жаль его, что так косолапо сложилась у него жизнь. Связался с жульем, вляпался в довольно темную историю, развалилась семья. Нелегко ему придется.

В эту ночь мы решили, что как только обустроимся и я определюсь с работой, вызовем Ию. Дочь должна быть с нами.

Хотя глаз мы не сомкнули, чувствовал я наутро себя превосходно. И, по-моему, Надя тоже. Она подвезла меня к офису главного управления фирмы, где находился Венс. Сказала, что никуда не уедет и будет в машине ждать моего возвращения.