Злато в крови - Татьяна Мудрая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Заправлялся над ней в воздухе.
— Твои друзья йогуны постарались?
— Нет, мои приятели — исламские террористы, — Селина ухмыльнулась. — Ну сам посуди, зачем Мехарет выходить из укрытия в промежуточных аэропортах?
— Все-таки неясно, — я неловко повернулся, соскользнул по проклятущему шелку, расшитому цветущей сакурой, и с силой врезал ботинком по стеклу. Оно устояло, обувка тоже. — Не верю я в совпадения.
Селина протянула руку и нажала на рычажок. Мы высвободились из клетки.
— Я ведь не то чтобы искала Великую Сестру, — произнесла она медленно, — а приманивала в Динан, где чувствую себя уверенней всего. Приманивала не совсем сознательно: это делалось по моему желанию, но каким образом, меня не интересовало. И перестаралась. Думала сделать как лучше, а получилось как всегда.
— То есть?
— Она отыскала себе прятку в горах Южного Лэна и спит. Как все те из Темных, кто ищет забвения. Чего я и добивалась, в общих чертах. Но само место! Идешь, как у нас говорят, по атласной шерстке, а выходить будешь против стальной щетины. Самое опасное из возможных.
— Не для нее. Мехарет сильна до невероятия, уж кому знать, как не мне. Я присутствовал на их поединке — ее и прежней Царицы. Ты же знаешь.
Вспоминать было больно по-прежнему.
— Ее сну и ее мощи не грозит ничто. И долгое время не будет. Но как ты укротишь Махарет, чтобы та ничего не предпринимала? Не сторожила сестрин сон, хотя бы?
Она помолчала.
— Да и спать там…странно. Хуже, чем в подвалах Таламаски. Это, собственно, и есть подвалы естественного происхождения. Старинный зал погребения владык. И Мехарет недолго будет там одна. Ох…
Потом Селина как-то вдруг повеселела:
— Я думаю, а ты давай работай. Вызывай сюда Старейших, объясняй в том духе, что всё под контролем, но я буду проводить ритуал. Просить, чтобы нас впустили без вреда для психики, скажем так. И вали отсюда, а то я, считай, целый день не спала.
Наши налетели, как пчелы на медонос. Весь прошлый состав, разумеется (хотя норманн куда-то исчез), и мои с Роланом дети, и местоблюстители убежища — оттого, что там не осталось чего блюсти. Как еще пса моего не приволокли: наверное, пожалели его цветущую старость! Расположились на совет в столовой с камином. Почти такие же камины, но электрические, очень натуралистичные, обнаружились в будуаре, библиотеке и компьютерном зале, а в азиатских комнатах горели идентичные источники открытого огня — так что нам сразу стало жарко от одного их вида. Я с подобающей торжественностью объяснил, что главной жрице надлежит отдохнуть и проспаться, что было воспринято с явной кислотой и недоверием. Что делать, разум и у нас, и у смертных скроен на одну колодку: чего хотим — подавай немедля, и точка.
Интерлюдия четвертая. Ролан
Один из Старейших выразился в том смысле, что мы, вампиры, похожи на цветок: только и можем, что распуститься пошире. Тогда хотел бы я знать, каков был тот скромненький алый цветочек, что развернулся в блистательную Селину Ласочку.
Именно ее молоко от бешеной коровы ввергло меня в кошмары. Точнее, это я полагал, что кошмары, пока не получил настоящий и доподлинный. Возможно, я перехватил тот небольшой клип из фильма ужасов, который должны были прокрутить для-ради Грегорова приобщения к Селине: все мы были свидетелями некоей интимной сцены на скамейке в парке. Но это я пытаюсь одновременно найти рациональное объяснение своему видению и рационализировать легкую неприязнь ко всевластной хозяйке ночного Динана, которую время от времени испытываю.
Соглашаюсь, ее питомцы и воспитанники все очень добрые и положительные, если и убивают, то обреченных и на последней минуте жизни. Как говорит сама Селина, люди, которые полностью отмотали срок на земле, составляют нашу законную добычу. Не радует одно: промывку мозгов им явно сделали не хуже, чем недоброй памяти итальянец — мне самому. Лучшим в мире стиральным порошком.
Однако перейдем к делу.
Когда мы устроились в гостеприимном новоорлеанском доме Римуса и наступил новый день, я сразу же вошел в некое свинцовое пространство.
Меня протащило по черному серпантину высокогорной дороги: слева грубый каменистый обрыв, не огороженный ничем, справа гладкая отвесная стена без единой травинки. Мы, вампиры, привыкли к большой скорости, но она обычно скрадывается известным несовершенством нашего зрения — пейзаж заволакивается как бы пеленой. Но тут я видел всё до последней крупицы щебня. И черное поле древней вулканической осыпи на плоской вершине горы: совершенно ровную площадку, огороженную гранитными клыками скал; лишь в одном месте клыки раздвигаются, чтобы показать глубокие и широкие складки, поднимающиеся к жерлу самого вулкана. И странное бурое небо, на котором никогда не бывало солнца.
Нас пятеро на площадке: обе сестры, зеленоглазая Царица Проклятых и сероглазая Мать Великой Семьи обнялись, как две половинки рисованного сердца, скандинав отодвинул повязку со слепых глазниц, пересеченных шрамами крест-накрест. Незнакомая мне молодая женщина в такой же, как у сестер, темной накидке, ее волосы коротко обрезаны, два меча заткнуты за широкий пояс; отчего-то я знаю ее имя: Тергата. И я, невидимый даже себе самому.
— Мы почти тезки, Торнбьерн, — говорит женщина. — Ты мощный зверь Тора, бога яростных бурь и тучной земли; я — воплощение одной из его рук. Так называется в нашей земле любое холодное оружие, кроме священного молота.
— Ты помогла моим возлюбленным сестрам, — отвечает ей викинг. — Что возьмешь в уплату?
— Немногое, побратим скрелингов, — отвечает Тергата. — Спросить Махарет.
— Задавай свой вопрос, — отвечает та.
— Хорошо ли служат тебе серые очи, Мудрейшая? Не нуждаются ли в замене, как те, что ты брала от смертных?
— Снова ты говоришь дерзости, — отзывается Махарет, но без слышимого гнева.
— Тогда я говорю не с тобой, а с Торном. Сын Громовника, на мне положен гейс — я не могу умереть иначе как от своего меча, что отрубит мне голову, и в поединке с равным мне по силе. Умереть вдвойне: как та, что пьет кровь живущих, и как старый викинг, что насытился жизнью и подвигами. Ты поможешь мне выполнить зарок?
— Я же слеп, госпожа моя.
— Не беда: я буду направлять твой клинок. Ты сделаешь?
Я вижу, как женщина бросает один из своих мечей вперед рукоятью, и та попадает прямо в привычную хватку северного бойца. Затем обнажает другой клинок и отбрасывает пояс вместе с ножнами.
Мечи встречаются с колокольным звоном. Сразу темнеет, и остаются лишь алые высверки в небе, стальные зарницы над землей. Они то скрещиваются подобно молниям, то летают вдоль земли, как стрижи…