Печальный Лорд - Елена Грушковская

Джим с ужасом наблюдал за этим. Дитрикс, лучезарно улыбаясь, подошёл к нему и взял за руки.

— Как я рад вас видеть, мой ангел! — сказал он, целуя Джима в обе щеки. — Капитана Шаллиса вы, надеюсь, помните.

Капитан Шаллис, глядя на Джима мутновато-влюблённым взглядом, лихо щёлкнул каблуками и красиво отдал честь, но испортил всё впечатление, громко икнув. Дитрикс, прижав палец к губам, зашипел на него:

— Ш-ш-ш! Отставить икоту, капитан.

— Есть оставить, — ответил тот и тут же снова икнул.

Дитрикс, ласково обняв Джима за плечи, сказал:

— Не обращайте внимания, мой ангел… Так о чём я? Ах да. Прошу вас, не пугайтесь. Отец просто позволил себе немного расслабиться. Мы с капитаном — чисто случайно! — оказались в том же заведении и увидели, что отец изрядно подгулял, поэтому не могли оставить его.

Судя по его речи, взгляду, а главное, по запаху, он и сам был под некоторым градусом, но, конечно, не под таким сильным, как лорд Дитмар, который безжизненно раскинулся на диване, запрокинув голову и закрыв глаза. Капитан Шаллис по-прежнему стоял навытяжку, сдавленно икая. При пристальном рассмотрении можно было заметить, что он чуть покачивался — едва приметно, после каждого икания.

— Отца напоил какой-то его приятель, — сообщил Дитрикс. — Мы совершенно случайно зашли туда, и очень кстати, потому что сам отец уже вряд ли добрался бы до дома. Кто знает, какие приключения он себе нашёл бы, не окажись мы там… Мы взялись оттранспортировать отца домой, чтобы вы не волновались, мой ангел. Теперь он дома, всё хорошо… — Дитрикс усмехнулся и поправил себя: — То есть, конечно, это не совсем хорошо, что он так набрался, но главное — он благополучно доставлен домой, безо всяких приключений. К утру он протрезвеет, мой дорогой, не переживайте. И умоляю вас, не ругайте его слишком сильно, ему и без того будет не по себе. Лучше пошлите кого-нибудь в аптеку за средством от похмелья. Ну что ж, миссия наша выполнена, и нам с капитаном Шаллисом пора… — Дитрикс вздохнул, глядя на Джима хмельным и нежным взглядом. — Увы, увы, как ни хотелось бы нам остаться, сделать этого мы не можем. Час поздний, и вы, наверное, устали, Джим. Беспокоиться больше не о чем, идите отдыхать и не расстраивайтесь. Позвольте вас на прощание ещё разок…

Дитрикс прильнул к щеке Джима в долгом поцелуе, расцеловал его унизанные браслетами запястья, и Джим ясно уловил исходивший от него выраженный запах спиртного. Капитан Шаллис снова лихо щёлкнул каблуками и икнул, и они оба покинули дом.

Джим ощупал и осмотрел плащ лорда Дитмара. Он был мокрый до нитки и тяжёлый, а местами был испачкан грязью, особенно нижний его край. Сапоги были тоже все в грязи. Эгмемон попытался привести лорда в чувство, чтобы отвести наверх, в спальню, но всё было безрезультатно: лорд Дитмар даже не открыл глаз.

— Как же нам его светлость в кроватку доставить? — ломал Эгмемон голову. — Одному мне его не дотащить. Надо кого-то звать на помощь, только все уж спят. Да и надо кого-то посильнее… А, садовника надо, Обадио! Он парень здоровый, может, и один его светлость утащит… Погодите, я сейчас приведу его!

Эгмемон побежал за Обадио, а Джим присел рядом с лордом Дитмаром. Он ещё никогда не видел его таким и был очень напуган и обеспокоен. Если лорд Дитмар, как он сказал, встречался со своим другом, то почему его плащ был мокрый, а сапоги в грязи? Не мог же он с этим другом гулять в такую погоду! А может быть, ни с каким другом он не встречался?

— Стой! Сапоги сними, они все в грязи! Оставь здесь, — послышался голос дворецкого.

— Чтоб тебя разорвало, — проворчал в ответ угрюмый голос садовника. — Будить посреди ночи, в такую дьявольскую погоду!

Обадио был очень недоволен и имел вид крайне заспанный и хмурый. Сняв со своей наголо остриженной головы шляпу, он оставил её на сапогах. Пройдя босиком в гостиную, он склонился над лордом Дитмаром, покачал головой.

— Э, милорд, налакались? Возвращаетесь домой на бровях, а мне вас таскать!

— Меньше разговаривай, — одёрнул его Эгмемон. — Отнеси его светлость в спальню.

Обадио был высок, крепко сложен и своей стрижкой и общим видом напоминал заключённого, хотя судим, разумеется, никогда не был. Когда он разминал плечи, под его кожей перекатывались бугры мускулов, и лорда Дитмара он взвалил на себя, как мешок сахара. Эгмемон суетился возле:

— Поаккуратнее с его светлостью!

Когда Обадио взваливал лорда себе на плечо, у того из кармана выпала какая-то цилиндрическая вещица из серебристого металла и покатилась по ковру. Дворецкий подобрал её и озадаченно рассматривал. Обадио, крякнув, пошёл со своей ношей наверх.

— Показывай, куда, — обернулся он к дворецкому.

Эгмемон протянул вещицу Джиму:

— Вот, в кармане у его светлости было.

Он пошёл вперёд, показывая Обадио дорогу к спальне, а Джим тоже рассмотрел странный предмет. Его поверхность была мелкоребристая, на одном из торцов была щель толщиной миллиметра в два, другой был гладкий, без щелей. Сбоку возле торца со щелью был прямоугольный выступ вроде кнопки.

Дворецкий пошёл провожать Обадио, а Джим начал раздевать лорда Дитмара. Он расстегнул пояс и молнию брюк и стянул их с лорда, расстегнул куртку, но повернуть бесчувственное тяжёлое тело на бок, чтобы стащить рукав, ему было не под силу. Подоспел дворецкий:

— Куда, ваша светлость, я сам, дайте!

Они вдвоём сняли с лорда Дитмара куртку и рубашку — он только стонал, пока его раздевали — и хозяин дома остался в одном нижнем белье. Укрыв его одеялом, Эгмемон проговорил:

— Ну вот, так-то лучше. Не переживайте, ваша светлость, протрезвеет милорд, никуда не денется.

Джим спросил, показывая ему цилиндрический предмет, выпавший из кармана лорда Дитмара:

— Эгмемон, ты не знаешь, что это?

Дворецкий не успел ответить: Джим нечаянно нажал кнопку сбоку, и из щели вдруг с холодным металлическим звоном появился длинный клинок, серебристо-белый и сверкающий, как зеркало. Джим чуть не уронил его, и Эгмемон испуганно отскочил.

— Ох, святые небеса! Да это ж дуэльный меч! Ох, ваша светлость, осторожнее, не размахивайте им, он камень разрежет, как масло!

Джим хотел дотронуться пальцем до плоской стороны клинка, но дворецкий воскликнул, протянув руку:

— Нет, деточка, не трогайте!