Горное безумие. Биография Скотта Фишера - Роберт Биркби

Расчищая снег на гребне, чтобы сделать площадку для палатки, Джо упустил лопату, и оставалось только наблюдать, как она летит вниз. В условиях очень крутого склона, на котором проблема найти хоть сколько-нибудь ровную площадку, лопата – критически необходимый инструмент. «Никаких истерик, но вопрос, смогут ли три альпиниста прожить несколько суток на такой высоте в таких условиях без лопаты, оставался более чем актуальным», – писал Скотт. Размышляя, что делать дальше, они приготовили упаковку сублимированных креветок.

Джо не смог адаптироваться к высоте и решил, что Клык не для него. Он попрощался с друзьями, благополучно спустился и отправился обратно в Катманду. «Мы тоже всерьез подумывали о том, чтобы повернуть назад», – вспоминал Скотт, но в итоге они с Уэсом решили, что попробуют использовать котелок вместо лопаты.

Они отправились вверх по тонкому гребню с тяжелыми рюкзаками к далекой вершине, ставя якоря и используя их для крепления страховочной веревки. Путь оказался чрезвычайно сложным – с большим количеством снега на крутом склоне и периодически нависающими скалами и снежными карнизами. В конце первого дня они сложили рюкзаки, вернулись по веревке к палатке и переночевали в ней. На следующее утро сняли лагерь и аккуратно перенесли оставшиеся припасы к рюкзакам, собирая якоря. Установив палатку там, где накануне оставили рюкзаки, они взвалили груз на плечи и снова двинулись в путь, действуя по схеме предыдущего дня. Двигаясь так день за днем с утра до сумерек, они в лучшем случае продвигались по хребту примерно на 350 метров в сутки.

Бесконечная работа постепенно выматывала их. Вдобавок у Скотта началась диарея. «Мы просто не можем продолжать двигаться в таком темпе», – записал Скотт в дневнике после недели пребывания на хребте. У них было еды только на три дня, и большая ее часть находилась в рюкзаках, которые они оставили накануне днем ближе к вершине Клыка. Если хорошая погода удержится, они рассчитывали дойти до вершины за два дня. Но на следующее утро их разбудил вой ветра. «Временами видны только плотные облака, которые с невероятной скоростью гонит над нами ветер – сильно за сто километров в час, – писал Скотт, – потом немного проясняется, проступает кое-где синева, и все выглядит не так безнадежно».

Они испытывали большой соблазн отправиться вперед, к рюкзакам и еде, но это означало, что палатку придется сложить и нести с собой. А без лопаты шансы устроить аварийный бивак в такую погоду были невелики. «Здесь главное – выжить, – писал Скотт. – Мы просто не можем оказаться между лагерями. Как же чертовски тяжело принимать решение – идти или не идти».

В конце концов буря утихла, и после еще одной голодной ночевки они двинулись вперед, к рюкзакам, а когда добрались до них, то долго и тщетно искали место для палатки. Площадка требовалась небольшая, но склон стал настолько крут, что ничего не получилось даже после того, как попробовали отвоевать пространство, копая котелком замерзшие камни и лед.

Пришлось отступить и разбить палатку в месте, где она стояла в предыдущие две ночи. Скотт и Уэс разделили провизию на порции и, несмотря на голод, старались есть как можно меньше. «Палатка на самой верхней точке стояла на высоте чуть более 7300 метров, но чертов хребет словно бесконечный, и мы все еще были далеко от цели, – вспоминал Уэс. – Еда почти закончилась, поэтому утром решили просто рвануть к вершине».

Весь следующий день они продвигались по хребту, а когда стемнело, зарылись в снег и скоротали ночь, чтобы на следующее утро отправиться дальше. «Мы бросили палатку, еда закончилась, а мы все лезли и лезли, – вспоминал Уэс. – И в конце концов оказались достаточно близко к вершине, чтобы обрести уверенность в том, что все наконец получится». Но тут начались настоящие неприятности.

«Ветер был чудовищный, и я лез впереди в этих ужасных условиях. Двигаешься по крутому склону, который покрывает лед, похожий на яичную скорлупу, – говорил Уэс. – Приходилось рубить его или утаптывать, чтобы хоть как-то держаться, и двигались мы поэтому очень медленно. Скотт страховал меня на очень трудном участке, где было много нависающего хрупкого льда. Я был в нескольких десятках метров впереди, когда он решил заглянуть за гребень, и налетевший порыв ветра вырвал контактную линзу у него из глаза. Так что теперь он превратился в Циклопа».

Этого, наконец, было достаточно. Уэс крикнул Скотту, что спускается и что вершины им не видать. «Я стал утрамбовывать снег, уплотняя его как можно лучше, а затем заякорился, – вспоминает он. – Потом закрепил веревку и начал спуск». Снежно-ледовая поверхность под его ногами была поначалу несколько нестабильной, потом очень нестабильной, а в следующий момент он перестал чувствовать под собой склон: «Огромный фрагмент хребта просто поехал, и я поехал вместе с ним».

Установленный якорь, обеспечивавший страховку, не смог выдержать такой рывок и выскочил, и Уэс полетел вниз, набирая скорость. Тридцать… Шестьдесят… Девяносто метров… Внезапно веревка, которой он был связан со Скоттом, натянулась. Веревка была пропущена через якорь, который Скотт вбил ранее, и сам он встал на него всем весом. Вопреки логике этот якорь выдержал и не вылетел. «Худший кошмар в альпинизме, – писал Скотт, – когда твой партнер летит в бездну и ты перестаешь его видеть».

Повиснув на веревке, Уэс с удивлением обнаружил, что все еще жив. До земли внизу было более полутора километров свободного падения, до Скотта и относительной безопасности – около ста метров вверх по почти вертикальному снежно-ледово-скальному склону. Это было просто чудо, что Скотт смог удержать его! Уэс должен был погибнуть, но уцелел, и, придя в себя на этой длинной пуповине жизни, он понял, что все будет хорошо.

Уэс постарался принять вертикальное положение, но тут выяснилось, что правая нога работает как-то не так. В падении зубья кошки зацепились за склон, ногу вывернуло, и он чувствовал, что что-то не то с икроножной мышцей. Но рассмотреть как следует, что случилось, вися над бездной, не получалось. Уэс медленно, работая только одной ногой, смог подняться назад, на гребень.

И вот оба восходителя сидели на высоте более 7300 метров на остром гребне, настолько узком, что нельзя шагнуть ни вправо, ни влево. Они не ели уже несколько дней. Скотт был болен, а Уэс мог передвигаться только на одной ноге. «Скотт обделался из-за диареи и фактически видел лишь одним глазом, а у меня не работала нога, – вспоминает Уэс. – Это было нечто!»