Крайние меры - Алексей Макеев

Трубы и батареи отопления давно сгнили на корню и подтекали мутной, чуть теплой водицей, которая стояла небольшими лужицами на лестничной площадке. Или то была моча? Унылая темно-коричневая краска пошла пузырями, отслаивалась целыми пластами. Из колонны мусоропровода с оторванной крышкой лючка несло застарелой гнилью.

Но дверь однокомнатной квартиры номер двадцать семь оказалась, как на грех, вполне добротной. Листовая сталь, шведский ригельный замок. Такую универсальной отмычкой не возьмешь!

Гуров прижался ухом к двери, долго прислушивался. В квартире явно кто-то был, и там не спали. Слышался ослабленный стальным листом рокот музыки. Значит, действие в полном разгаре.

– Второй этаж, – потрогал его за плечо Станислав. – Если балкон не обрешечен, то имеет смысл прорываться оттуда.

Лев согласно кивнул. А что тут еще придумаешь? Знать бы, сколько в квартире человек и есть ли хоть у кого-то из них оружие?

Они вышли из подъезда, обогнули хрущобу с торца и оказались во дворике, таком же безобразно запущенном, как и дом. Ага, вот он, балкон нужной квартиры. Нет решеток! Зато на балконе первого этажа их понавешано с избытком. Замечательно.

Лев поглядел на часы: через пять-семь минут должна была прибыть подмога. Так, последние прикидки и приготовления перед штурмом.

– Берем жестко, – тихо сказал он Станиславу. – Малолетки нас не интересуют, сдадим пэпээсникам, я для того и просил майора их прислать. Сам понимаешь, Рыжиков нужен нам живым и готовым к немедленному употреблению. Так что, если придется его дырявить, делай это аккуратно. Лишь бы не навалились всем гамузом… Перекладывай свой «макар» поближе, и вперед!

– Лев! – окликнул его Крячко, когда Гуров уже изготовился к подъему на балкон по нижней решетке.

– Ну?

– А я ведь так и остался голодным, как бродячая Жучка! Не накормил меня жадина Арнольдик фирменным ужином вурдалака. – Станислав беззвучно рассмеялся. – Так что я сейчас голодный и злой. Берегись, Виктор Рыжиков!

В этом был весь Крячко! Чувство юмора и желание похохмить не покидали его ни в какой ситуации.

Они оказались на захламленном балконе одновременно, быстро и бесшумно вскарабкавшись с противоположных, торцевых сторон решетки первого этажа. Шторы окна и балконной двери были плотно задернуты, никто в нехорошей квартире не заметил их появления. Но несколько минут сыщики выжидали. Все тихо. Во дворике в такой час тоже никого, так что первая часть операции по захвату двадцать седьмой квартиры прошла, как и задумывалось, скрытно.

В ночной тишине раздался звук моторов подъезжающих к фасадной стороне хрущобы автомашин, скрип тормозов.

– Порядок, – шепнул Гуров Станиславу. – Доблестные пэпээсники прибыли. Пора начинать танцы с волками. Высаживаем обе балконные двери, потом я первый, ты – страхуешь. И запомни: если там детишки малые, неразумные, займись ими. Выпиши им разумности по известным местам, но, по возможности, без членовредительства. Рыжикова оставь мне. В любом случае. Есть… соображения.

Станислав только коротко кивнул. Догадывался он, что за соображения появились у друга, чай, не первый год Гурова знал.

Пришла пора немного пошуметь! Сыщики изготовились. Ну, на счет «три»! Раз… Два…

Куда там балконным дверям! Хлипкие они, а запираются на примитивные шпингалеты. В грохоте водопадом посыпавшегося стекла и треске деревянных рам Гуров и Крячко ввалились в комнату.

Да-а! Та еще получилась сценка из фильма ужасов. Даже появись перед собравшимися собственной персоной Велиал, коего они хотели почтить этой ночью, они не были бы так изумлены и ошарашены.

Антуражик в помещении наблюдался соответствующий. В нос шибал застарелый сивушный дух, перемешанный с запахом расплавленного воска. А как же, все правильно: вон черные свечи по углам грубо нарисованной прямо на полу пентаграммы. И тонкая нотка чуть заметного, но такого характерного приторного аромата. Нет, сразу же машинально отметил Лев, тут не только примитивной конопелькой дымили, тут без псилобицина не обошлось!

Комната совершенно пуста, только в центре – что-то вроде алтаря, небольшого столика, задрапированного красным бархатом. По стенам, тоже грубо покрашенным карминовой водоэмульсионкой, вперемешку черным цветом кресты Нерона, тройные шестерки в разных видах и сочетаниях да граффити такой редкостной похабщины, что ни в одном общественном сортире не найдешь. «Кама-Сутра» мелко плавала.

Шесть человек. Пятеро – по углам пентаграммы – полная пацанва. То ли в наркотическом трансе пребывают, то ли чего похуже, но глаза у них… Не дай бог никому видеть такие глаза на человеческом лице! Словно абсолютная пустота застыла в глубине расширенных зрачков.

А в центре пентаграммы, рядом со столиком, вдохновитель всего этого безобразия, гражданин Рыжиков по кличке Ржавый. Нет, не так уж он изменился внешне по сравнению со своей фотографией пятилетней давности. Вот у него и глаза, и общее выражение паскудной физиономии вполне осмысленные! И сориентировался в ситуации он практически мгновенно, лишь только услышал бьющий по ушам и нервам выкрик Гурова: "Не двигаться! Всем стоять! Уголовный розыск!"

Рука Рыжикова нырнула во внутренний карман кургузого пиджачка.

У полковника Гурова было, по крайней мере, полторы секунды, чтобы спеленать негодяя без излишних эксцессов, но… Почему-то он этим – очень в такой ситуации солидным! – временем не воспользовался.

Крячко, верный разработанной на балконе диспозиции, ураганом прошелся по углам пентаграммы. Молодые сатанисты валились сбитыми кеглями, даже не успев осознать, что такое с ними произошло. Впрямь, что ли, демон из преисподней на их зов явился?

А ожидания Гурова оправдались, наконец, в полной мере. Из внутреннего кармана рука Ржавого появилась не пустой, а с зажатым в ней «глоком». Лев даже позволил противнику проделать половину движения, заверши которое Рыжиков, ствол ранее принадлежавщего Степану Владимировичу Белоеду пистолета оказался бы нацеленным аккурат Гурову в лоб.

И только тогда, ни мгновением раньше, раздался сухой треск "штайра".

Стрелял Лев Иванович Гуров ювелирно. Пуля по касательной прошла через запястье Рыжикова, надколов, но не сломав лучевую кость. И, взыкнув, после рикошета от стены ушла через проломленные балконные двери в темное ночное небо. Чистый бильярд! К букету ароматов сатанистского притона добавилась тухлая вонь сгоревшего пороха.

Рыжикову гуровского угощения за глаза хватило. Пистолет Белоеда выпал из простреленной руки, а сам Ржавый тяжело осел на пол, свалив попутно похабный столик. Что и требовалось доказать!

В себя он пришел уже на заднем сиденье мчащегося куда-то автомобиля. Ноющая рука была небрежно перевязана, но повязка подплывала кровью. Рядом, прямо над собой, Рыжиков увидел склонившееся к нему лицо стрелявшего в него человека. И ощутил такой ужас, который не испытывал никогда в жизни.

– К-куда мы едем? – Голос его дрожал, слова не выговаривались. – Кто вы? Врача скорее, я ведь кровью истеку!

– Это всенепременно, – добродушно подтвердил Гуров. – Истечешь, стервозина. Кровью, слезами, соплями… Но нам-то что до этого? Да, забыл представиться. Полковник Гуров, старший оперуполномоченный Главного управления уголовного розыска МВД. А за рулем – еще один полковник. Гордись, насекомое, видишь, кто тобой занимается?! Едем понятно куда, к нам, в управление. Побеседовать о твоих и твоего хозяина художествах и составить пару официальных бумажек. Чтобы у нас неприятностей не возникло, когда ты от потери крови околеешь.

С места водителя раздался короткий, ехидный смешок Крячко.

Четвертью часа назад, распределив так толком и не очухавшихся юнцов по двум «уазикам» ППС, сыщики загрузили потерявшего сознание от кратковременного болевого шока Рыжикова в «мерс» Станислава. Гуровский «Пежо» тех же безотказных подчиненных майора Косицкого попросили отогнать на служебную стоянку райотдела. Сейчас им – Льву и Станиславу – нужно было быть вместе. Тут, в салоне допотопного крячковского «Мерседеса», предстояло разыграться следующему акту затянувшейся криминальной драмы. Ржавого необходимо доломать, и сделать это поскорее.

– Но вот если ты, Витя, будешь с нами до конца откровенным, – Гуров резко изменил тон, в его голосе даже сочувствие послышалось, – и расскажешь нам о некоторых деталях двух организованных твоим шефом убийств… Тогда будет тебе и врач, и гуманное отношение.

Гуров прекрасно знал, что смерть от кровопотери Рыжикову ни в коей мере не угрожает. Но рассчитал верно: жестокие люди обычно отличаются патологической трусостью. Это над другими измываться легко, а когда в опасности собственная шкура… Совсем другим взгляд на мир становится!..

– Какой шеф?! – завизжал Рыжиков, пытаясь приподняться на сиденье. – Какие убийства?!