Человек в высоком замке - Филип Дик

Она выглядела бы потрясающе: у нее отличная, очень здоровая кожа, без пятнышек и морщинок, прекрасного цвета. «Согласилась бы она, если бы мне удалось ее разыскать? Не важно, что бы она обо мне подумала. Наши личные взаимоотношения не должны иметь никакого значения, это должны быть чисто деловые отношения. Черт, зачем мне фотографировать ее самому? Мы бы наняли профессионала-фотографа. Это бы ей весьма польстило. Она всегда была чересчур тщеславна. Ей всегда нравилось, когда люди глядели на нее, восхищались ею — все, кто угодно. Я полагаю, таковы почти все женщины. Они всегда жаждут, чтобы на них обращали внимание, тут они как дети».

Он хорошо помнил, что Юлиана никогда не могла выдержать одиночества. Она заставляла его всегда быть возле нее, делать ей комплименты. Маленькие дети ведут себя точно так же. Они чувствуют, что если их родители не следят за тем, что они делают, значит, им не нужны они. Несомненно, она подцепила себе какого-нибудь парня, который сейчас любуется ею, говорит ей, какая она красивая, какие у нее ноги, гладкий розовый живот…

— Что с тобой?

Эд смотрел на него.

— Ты нервничаешь?

— Нет, — ответил Фринк.

— Я не собираюсь стоять там как чурбан, — сказал Эд. — У меня есть пара неплохих мыслишек. Меня совсем не страшит это людное место и то, что я должен был надеть этот изысканный костюм. Признаюсь, я не люблю выряжаться и чувствую себя не очень-то удобно, но все это не имеет никакого значения. Я все же пойду туда и наверняка продам свой товар этому простофиле.

— Дай-то Бог, — сказал Фринк.

— Черт, вот если бы ты мог пойти туда, как в тот раз, — сказал Эд, — когда представился ему как доверенное лицо японского адмирала, который ищет произведения современных американских ремесленников. Ты мог бы рассказать ему, что это на самом деле оригинальное творчество, ювелирные изделия ручной работы. Да, туда пойду я и не уйду от него, пока он не получит полного удовольствия за свои деньги. Ему следует купить это. Если он этого не сделает, он чокнутый. Я хорошенько это взвесил: ничего подобного нет в продаже ни в одном магазине. Боже, да стоит мне подумать о том, что он, может быть, взглянет на это и не купит, — это приводит меня в такое бешенство, что я не знаю, что с собой поделать.

— Обязательно скажи ему, что это не гальваническое покрытие, — сказал Фринк, — что медные изделия сделаны из настоящей цельной меди, так же как латунные — из цельной латуни.

— Позволь мне самому выработать подходящую линию поведения. У меня есть и в самом деле несколько хороших идей.

«Что я могу сделать, — подумал Френк, — так это взять пару предметов, он возражать не будет, уложить в посылку и отослать их Юлиане, чтобы она знала, чем я сейчас занимаюсь. Почтовые чиновники проследят ее. Я вышлю по последнему адресу, известному мне. Интересно, что скажет она, открыв посылку? Нужно положить в нее записку с объяснением, что это сделал я сам, что я один из партнеров по новому бизнесу, связанному с изготовлением оригинальных ювелирных украшений. Я распалю ее воображение, сделаю пару таких намеков, которые заставят ее захотеть узнать больше, которые вызовут в ней интерес. Я наговорю о драгоценностях и благородных металлах, расскажу о местах, куда мы посылаем свои вещи, о роскошных магазинах».

— Кажется, где-то здесь? — спросил Эд.

Он снизил скорость. Вокруг было оживленное уличное движение. Высокие дома загораживали небо.

— Наверное, лучше поставить машину поближе.

— Через пять кварталов, — бросил Фринк.

— Дай мне сигаретку с марихуаной, — попросил Эд. — Она мне поможет. Нужно немного успокоиться.

Фринк передал ему пачку «Небесной музыки». К этому сорту он пристрастился во время работы в корпорации Уиндема-Матсена.

«Уверен, что она живет с каким-нибудь парнем, — думал он, — спит с ним, как будто она его жена. Я знаю Юлиану, иначе ей не выжить. Я знаю, что творится с нею, когда приходит ночь, когда становится холодно и темно и все сидят по домам. Она рождена для уединенной жизни так же, как я. Возможно, что этот парень и не плохой, какой-нибудь застенчивый студент, которого она заарканила: она очень подходящая женщина для какого-нибудь желторотого парня, у которого не хватает смелости в обращении с женщинами. Она не грубая и не циничная. Она может дать ему немало хорошего. Я очень надеюсь, что она не с кем-то постарше. Этого я не смог бы перенести. С каким-нибудь опытным подлецом, у которого вечно из угла рта торчит зубочистка и который помыкает ею как хочет.

Он почувствовал, что дышать стало тяжело. Представив себе какого-нибудь мясистого волосатого малого, крепко придавившего Юлиану, сделав жизнь ее жалкой и несчастной…

«Я уверен, что в конце концов она кончит тем, что убьет себя, — подумал он. — У нее это на роду написано. Если она не найдет себе какого-нибудь подходящего мужчину, а это означает на деле нежного, чувственного, доброго студента или аспиранта, который в состоянии оценить ее по достоинству. Я был для нее слишком груб. Однако я не такой уж плохой. Есть чертовски много мужчин хуже меня. Я всегда мог представить себе, чего она хочет, о чем она думает, когда она чувствует себя одинокой, когда ей худо, когда она угнетена и подавлена. Я проводил много времени, заботясь о ней и суетясь вокруг нее. Но этого оказалось недостаточно. Она заслуживала большего, она заслуживала многого.

— Стоп, — сказал Эд.

Он нашел свободное место и дал задний ход, глядя через плечо.

— Послушай, — сказал Фринк, — могу ли я послать парочку вещей своей жене?

— Я и не знал, что ты женат.

Поглощенный парковкой машины, Эд ответил ему не задумываясь.

— Конечно, если только они не из серебра.

Эд выключил двигатель.

— Приехали, — сказал он.

Сделав несколько затяжек марихуаны, он погасил окурок о крыло автомобиля.

— Пожелай мне удачи.

— Ни пуха, ни пера, — сказал Френк Фринк.

— К черту. О, смотри, здесь одно из этих японских «вака», стихотворений на задней стороне пачки сигарет.

Эд прочел стихотворение вслух, перекрывая гул уличного движения:

«Услышав крик кукушки, Я посмотрел в направлении, Откуда пришел звук. Что же я увидел? Только бледную луну На зардевшемся небе».

Он вернул пачку Фринку, хлопнув его по спине, осклабился, открыл дверцу, подхватил плетеную корзину и сошел с подножки на тротуар.

— Я разрешаю тебе бросить в счетчик десятицентовик, — сказал он, отходя от машины.

Через мгновение он исчез среди прохожих.

«Юлиана, — подумал Фринк. — Может быть, она так же одинока, как и я?»

Он вылез из пикапа и бросил десятицентовик в прорезь счетчика на стоянке.