Кровавая луна - Джеймс Эллрой

– Господи, да ты накурилась! – заметил он с улыбкой.

Она виновато улыбнулась в ответ:

– Прости. Нелепые фантазии. Тебе нравится мой наряд?

– Ты прекрасна, – ответил он. – Тебе к лицу традиционная одежда. Я не знал, что ты куришь травку. Идем, нам пора.

Датч Пелтц и его жена Эстелла жили в Глендейле, в доме, выстроенном в стиле ранчо, примыкающем к полю для гольфа. Ллойд и Кэтлин подъехали к нему в напряженном молчании. Ллойд думал об убийце и тактике отчаяния, Кэтлин – о том, как восстановить равновесие, которое она утеряла, появившись перед ним обкуренной.

Датч встретил их в дверях. Он поклонился Кэтлин, и Ллойд представил их друг другу:

– Датч Пелтц, Кэтлин Маккарти.

Датч пожал ей руку.

– Очень приятно, мисс Маккарти.

Кэтлин в ответ шутливо поклонилась.

– Следует ли мне именовать вас по званию, мистер Пелтц?

– Прошу вас, зовите меня просто Артуром, а еще лучше Датчем, как все мои друзья. – Повернувшись к Ллойду, он добавил: – Погуляй пока, малыш, а я покажу Кэтлин дом. Мы с тобой потом потолкуем.

Почувствовав раздражение в его голосе, Ллойд сказал:

– Нам надо потолковать как можно скорее. Пойду что-нибудь выпью. Кэтлин, если Датч начнет занудствовать, попроси показать фокус с башмаком.

Кэтлин взглянула на ноги Датча. Тот был в деловом костюме, однако на ногах у него красовались тяжелые черные башмаки парашютиста-десантника на толстой подошве. Датч засмеялся и стукнул по полу каблуком правого башмака. Из каблука сбоку выскочило обоюдоострое лезвие стилета.

– Моя торговая марка. Я был десантником в Корее, – пояснил он, подтолкнул лезвие другой ногой, и оно спряталось в гнездо.

Кэтлин заставила себя улыбнуться:

– Настоящий мачо.

– Туше, – усмехнулся Датч. – Идемте, я покажу вам дом.

Датч увел ее в столовую, где женщины, смеясь и обсуждая вечеринку, уже выставляли на стол салаты, копчености, дымящееся мясо на блюде. Ллойд проводил их взглядом, направился в гостиную и присвистнул, увидев, что там шагу ступить негде от высокого начальства. Тут были девять начальников участков, пять инспекторов и четыре заместителя начальника полиции. Офицером самого низшего ранга в комнате оказался лейтенант Фред Гаффани, стоявший у камина с двумя инспекторами. У всех троих были булавки для галстука с крестом и флагом. Гаффани встретился взглядом с Ллойдом, но тут же отвернулся. Оба инспектора последовали его примеру. Они буквально отшатнулись, когда Ллойд взглянул им в глаза. Что-то было не так.

Ллойд нашел Датча на кухне. Тот развлекал Кэтлин и заместителя начальника полиции одним из своих фирменных анекдотов на негритянском диалекте. Когда заместитель начальника полиции отошел, смеясь и покачивая головой, Ллойд спросил:

– Что ты от меня скрываешь, Датч? Что происходит? Я за всю свою карьеру ни разу не видел столько начальства в одном месте.

Датч сглотнул.

– Я сдал экзамен на майора и прошел. Я тебе не говорил, потому что… – Он кивнул на Кэтлин.

– Нет, – покачал головой Ллойд, – она останется. Почему ты мне не сказал, Датч?

– Тебе не захочется, чтобы Кэтлин это услышала, – предупредил Датч.

– Мне плевать. Говори, черт бы тебя побрал!

– Я тебе не сказал, потому что теперь, когда я стану начальником, ты завалишь меня просьбами об услугах, – бросил Датч ему в лицо. – Я собирался тебе сообщить, когда сдам экзамен и получу назначение. А потом со мной связался Фред Гаффани. Сказал, что меня прочат на место начальника внутренних расследований, когда инспектор Эйслер уйдет в отставку. Гаффани метит в капитаны, он в списке. Почти наверняка станет моим помощником. Потом ты устроил ему скандал, мне пришлось за тебя заступиться, я потерял немалую долю престижа, но все уладил. Старик Датч всегда заботится о своем необузданном гениальном друге. Но все меняется, Ллойд. Департамент подвергается нападкам прессы. Перестрелки с черными, полицейская жестокость, два копа, арестованных за хранение кокаина. Грядет реорганизация. В отделе внутренних расследований полно неофитов, обретших Бога. Шеф намерен разобраться с офицерами, которые вступают во внебрачные связи, спят со шлюхами, бегают за юбками и тому подобное. Мне придется его в этом поддержать. Я не хочу, чтобы ты пострадал! Я обещал Гаффани, что ты перед ним извинишься, и, честно говоря, ждал, что ты придешь с женой, а не с одной из твоих чертовых подружек!

– Дженис меня бросила! – заорал в ответ Ллойд. – Забрала девочек, а перед этим лицемерным хренососом я извиняться не буду! Да я лучше сдохну!

Ллойд огляделся. Кэтлин стояла, прижавшись спиной к стене, сжав кулаки. Она была в шоке. В дверях столовой толпились офицеры с женами. Не увидев в их глазах ничего, кроме страха и осуждения, он повернулся к Датчу и прошептал:

– Мне нужно пять человек, Датч. Нужно опросить тридцать одного подозреваемого. Всего на несколько дней. Больше я никогда и ни о чем не буду тебя просить. Мне не взять его в одиночку.

– Нет, Ллойд, – покачал головой Датч.

Шепот Ллойда перешел в рыдание:

– Прошу тебя.

– Нет. Не сейчас. Повремени чуток. Отдохни. Ты слишком много работаешь.

Толпа в дверях подалась вперед и высыпала в кухню. Оглядев всех присутствующих, Ллойд продолжил:

– Два дня, Датч. Через два дня я выйду на экраны телевизоров. Не пропусти меня в шестичасовых новостях.

Ллойд повернулся, собираясь уходить, но вдруг повернулся и ударил Датча по щеке. Звук удара утонул во всеобщем крике ужаса.

– Иуда, – прошипел Ллойд.

В машине Кэтлин прижалась к Ллойду, покоренная его безрассудной смелостью. Она боялась сказать что-нибудь не то и поэтому молчала, пытаясь не думать о его переживаниях.

– Что ты ненавидишь? – спросил Ллойд. – Только не абстрактно, а поконкретней.

Кэтлин задумалась.

– Ненавижу бар «Клондайк», – сказала она. – Это гей-бар на углу Вирджил и Санта-Моники. Садомазохистский притон. Меня пугают мужчины, которые паркуют свои мотоциклы перед входом. Знаю, ты хотел услышать что-нибудь об убийцах, но я не в настроении. Извини.

– Не извиняйся. Это хороший ответ.

Ллойд круто развернулся, и Кэтлин отбросило на другую сторону сиденья. Через минуту они уже стояли у бара «Клондайк» и наблюдали, как мужчины с короткими стрижками в кожаных куртках вдыхают амилнитрит, грубо обнимаются и входят внутрь.

– Еще один вопрос, – продолжил Ллойд. – Готова до конца своих дней прожить как дешевка в стиле Эмили Дикинсон?[34] Или хочешь увидеть чистый белый свет?

Кэтлин сглотнула и ответила:

– Чистый белый свет.

Ллойд указал на неоновую вывеску над вращающимися дверями бара в виде мускулистого покорителя Юкона в шляпе с высокой тульей и набедренной повязке. Потом потянулся к «бардачку», подал Кэтлин револьвер тридцать восьмого калибра и предложил:

– Стреляй.

Кэтлин закрыла глаза и вслепую расстреляла всю обойму из окошка машины. Покоритель Юкона взорвался с последними тремя выстрелами, и Кэтлин вместе с запахом бездымного пороха вдохнула чистый белый свет. Ллойд рванул с места, срывая протектор на протяжении двух кварталов. Он вел машину, держа одну руку на руле, а другую положив на едва прикрытые красной «шотландкой» колени Кэтлин.

Когда они подъехали к ее книжному магазину, он сказал:

– Добро пожаловать в самое сердце моего ирландского протестантского характера.

Кэтлин отерла слезы смеха.

– Но я ирландская католичка!

– Не имеет значения. У тебя есть сердце, ты умеешь любить. Только это важно.

– Ты останешься?

– Нет. Мне нужно побыть одному и подумать. Решить, что дальше делать.

– Но ты еще придешь? Скоро?

– Да. Через пару дней.

– Мы будем заниматься любовью?

– Да.

Кэтлин закрыла глаза, и Ллойд, наклонившись, поцеловал ее сперва легко и нежно, потом глубоко и страстно. Ее слезы попали им на губы. Она высвободилась из объятий и выскочила из машины.

Вернувшись домой, Ллойд попытался сосредоточиться. И не смог. Стратегии, теории и планы на непредвиденный случай не срастались у него в голове. В какой-то момент его даже охватила паника. А потом осенила классическая простота решения. Вся его жизнь явилась прелюдией к этой захватывающей паузе перед полетом. Возврата не было. Божественный слепой инстинкт приведет его к убийце. Кролик прыгнул в нору и никогда не вернется на свет божий.

Часть 4

Луна заходит

Глава 12

Его суженую звали Пегги Мортон. Она была избрана не только благодаря своей личности, но еще и потому, что обручение с ней оказалось делом чрезвычайно сложным. После Джулии Нимейер с ее рукописью он ощущал полный упадок. Его сильное, подтянутое тело не изменилось, но он чувствовал себя разболтанным и слабым. Его глаза, обычно голубые и ясные, начинали бегать и туманились страхом, когда он смотрел в зеркало. Борясь со слабостью, поэт вернулся к упражнениям, которыми занимался еще до Джейн Вильгельм. Он часами практиковался в дзюдо и каратэ, стрелял из пистолетов в тире Американской стрелковой ассоциации, отжимался, подтягивался на турнике, приседал, пока все мысли не испарились из головы, а тело не превратилось в одну сплошную боль. Упражнения лишь отчасти смягчили его страхи: его по-прежнему мучили кошмары. Казалось, симпатичные молодые люди на улицах делают ему непристойные авансы. Облака в небе принимали причудливые формы, складывались в буквы его имени, и их мог прочитать весь Лос-Анджелес.