Женщина с изъяном - Лера Виннер

— Дани!.. — он почти прошипел это мне на ухо, подхватывая и затаскивая наверх. — Да что же ты делаешь…

— Один ты туда не пойдешь, — я посмотрела на него и почти не узнала.

Даниэль был так зол, как я не могла бы ожидать от него в принципе, и именно сейчас мне приходилось признать: я ошибалась. Он не испытывал ненависти к Рошену. До определенной степени он даже его жалел. Это было сочувствие особого порядка — то, на которое способен лишь человек, знающий, что при иных обстоятельствах мог бы сам оказаться на этом месте.

Однако оно ничего не меняло. Он уже принял решение, и обжалованию оно не подлежало.

Рошена, — или любого другого в схожем положении, — можно было уговаривать, держать всю жизнь на привязи или просто привести в состояние, в котором он уже не сможет никому, включая самого себя, навредить. Любой из этих вариантов являлся худшей альтернативой смерти, а Даниэль был милосерден.

Мы оба знали, что отпускать этого человека нельзя, но сделать это он должен был сам.

— Держись за мной.

Он сказал это, потому что должен был сказать, а я кивнула лишь для того, чтобы ему было спокойнее.

Для него это ощущение, — присутствие за спиной кого-то, готового идти с ним до конца, — тоже было новым. Я хотела насладиться этой общностью, пока было можно. Прямо сейчас между нами не существовало ничего, способного разрушить это, и, зная, что оно непременно появится, я сжала руку Лагарда быстро и крепко.

Кровь начинала разгоняться — тело реагировало на бушующие вокруг невидимые вихри, и моя собственная сила откликалась на них приглушенным эхом.

Я слишком хорошо помнила, что произошло в порту. Что-то, чему я не могла подобрать названия, что-то, до вчерашнего дня спавшее во мне так глубоко, что я сама о его существовании не подозревала, требовало выхода, рвалось на свободу.

Мысленно приказав ему заткнуться, я спрыгнула в заботливо подставленные руки Даниэля, и мы вместе бросились к дому.

Нужно было только перебежать лужайку, но по мере приближения, дышать становилось тяжелее.

Защита, которую я поставила на дом, продолжала работать, но я впервые видела, чтобы это было так. В ней как будто пытались пробить брешь, нанося удар за ударом в одну точку. Много ударов.

Дверь распахнулась, едва мы приблизились к лестнице.

Даниэль пропустил меня вперед, и Руперт тут же захлопнул ее за нами.

— С возвращением, господа.

Он был непривычно небрежен в одной рубашке без сюртука и даже жилета, зато замершая на нижней ступеньке Агата была полностью одета.

— Вы в порядке? Я боялась, что вы не пройдете.

— Зачем ты встала? — я шагнула к ней, положила руку на лоб.

Ее переломы еще не срослись, а синяки не сошли до конца, и в целом она чувствовала себя чудовищно слабой, но ни ее жизни, ни жизни ее ребенка уже ничто не угрожало.

— Я…

Даже в полутьме холла я видела, как к ее бледным щекам прилила краска.

— Ты боялась, что я ненароком угроблю Даниэля, я поняла. Даже не рассчитывай. Он намерен опекать тебя до тех пор, пока ты не придешь от этого в бешенство, и даже после.

Это был несвоевременный, глупый разговор, способный стать скорее помехой, и я развернулась к мужчинам, сочтя, что просить Агату вернуться в комнату будет лишним. Она все равно не уйдет, а время и силы я потрачу на уговоры понапрасну.

— Как давно это продолжается?

— Со вчерашнего дня, — Руперт смотрел на меня с азартным и злым весельем.

Сейчас он казался моложе и сильнее, хотя должно было быть наоборот. На то, чтобы поддерживать барьер, ему должно было потребоваться много сил, но выглядел он так, словно наоборот подпитывался от происходящего.

Темная сторона Луны, оборотная сторона силы.

Вероятно, он и правда был Даниэлю больше отцом, чем маркиз Ришар.

— По всей видимости, с тех пор, как меня забрали, — сам Лагард подошел к окну, выглянул наружу. — Пострадавшие?

— Никого, — Руперт повернул голову к нему, но с места не двинулся. — Мне удалось выпустить Клару, когда началось. Марта и Айрис прячутся в кухне.

— Кажется, завтра мы останемся без кухарки? Кто не сбежит из этого дома после такого? — Даниэль опустил штору и бросил на него быстрый взгляд, от которого у меня предательски скрутило низ живота.

Это был взгляд разбойника, авантюриста, искателя приключений, но точно не благородного маркиза. Он упивался этой опасностью, ловил ее на каждом вдохе, старался сохранить в памяти всякую мельчайшую деталь. В этом не было ни безумия, ни страха, лишь тщательно сдерживаемый восторг человека, наконец почувствовавшего себя безоговорочно живым.

— Ничего, я неплохо готовлю, — чтобы избавиться от неприличной сейчас улыбки, я шагнула к Руперту, и мы с ним вздрогнули одновременно.

То, что сходило с ума, завывая снаружи, ударилось в дверь, — ему потребовалось больше суток, чтобы прогрызть крошечную щель в наших заслонах, но оно ее прогрызло.

Агата коротко вскрикнула, и тут же зажала себе рот руками. Как выяснилось, она верила нам троим настолько, что в самом деле готова была доверить свою жизнь.

Именно она не побежала прятаться, предпочтя либо умереть рядом с Лагардом, либо стать свидетельницей его победы, и я резко вздохнула, соглашаясь с самой собой, что это уже было чересчур.

— Руперт, дайте нож.

— Зачем?

Это не было недоверием, но было многолетней привычкой — не доверять безопасность Даниэля никому, кроме самого себя. Почти смешно, учитывая все, что Лагард проделал фактически на моих глазах.

Я посмотрела на него, не считая нужным объяснять, и одновременно неслышно приблизившийся сзади Данияль протянул мне рукоятью тот самый кинжал, что я держала при себе в порту.

— Что ты собралась делать?

— Не резать себя, не беспокойся. Это уже не поможет.

Я проверила лезвие на строту, взяла кинжал удобнее, и Даниэль перехватил мою руку.

— В этом нет необходимости.

Его глаза снова были темными, а взгляд спокойным. Он действительно все для себя решил и не был намерен оглядываться, мучаясь пустыми сомнения в том, хорошо это или плохо.

Выбирая между нами и Рошеном, он выбрал.

Не будучи до конца уверенной в том, что еще и в какой момент он может выкинуть, я сжала его запястье.

— Его здесь нет, ты же знаешь.

— Знаю. Но где-то он точно есть, и это где-то — поблизости.

Вот теперь в его голосе послышалась тщательно сдерживаемая, выверенная, но опасно-холодная злость.

Вознамерившись убивать без раздумий, оглядки и пощады, его несостоявшийся брат не явился лично, предпочел отсидеться в стороне, дожидаясь, пока творение рук его