Гарторикс. Перенос - Юлия Борисовна Идлис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На мгновение человекообразные расступились, и Эштон разглядел за их спинами тоннель, освещенный переливчатыми синими сполохами. В глубине тоннеля копошился старичок в рабочем комбинезоне, размазывая что-то по полу. Почувствовав взгляд Эштона, он поднял голову, кивнул ему и преспокойно вернулся к своей работе.
– Что вы тут делаете? – изумленно выдохнул Эштон, пытаясь подползти ближе.
– То же, что и ты, – старичок пожал плечами и улыбнулся. – Живем.
Эштон хотел спросить, кого он имеет в виду, но кто-то ловко дернул за цепь, так что голова его повернулась, открывая беззащитный затылок. Перед глазами вспыхнул клубок раскаленных белых нитей, и мир погрузился во тьму.
Эштон не сразу понял, что никакой тьмы на самом деле не существует.
Тьма была составлена из глаз, челюстей и лбов, которые проносились мимо него так быстро, что не успевали собраться в лицо, хоть сколько-нибудь похожее на человеческое.
Глаза были янтарные, фасеточные, с вертикальными змеиными зрачками или вообще без зрачков, кроваво-красные, трехцветные, сверкающие, как драгоценные камни. Челюсти – звериные, с несколькими рядами хищных зубов, с клыками, торчащими вверх и вниз, с толстыми жвалами по бокам и частоколом костяных пластин внутри. Лбы были покрыты чешуей, шерстью, хитиновыми пластинами, из них росли рога, причудливо расходясь от висков и переносицы, переплетаясь на затылке и за ушами, поднимаясь над головой.
Сплошной поток всего этого омывал его со всех сторон и с огромной скоростью нес сразу во всех направлениях. В этом потоке было абсолютно не за что зацепиться – да и нечем, потому что никакого тела у него тоже не было.
Это сны, подумал Эштон, – только чтобы почувствовать, что всё еще может думать. Просто какие-то сны. Поток подхватил эту мысль – и она растворилась в разноцветных глазах, несущихся сквозь него. Ни в одном из глаз не было ничего человеческого.
Эти сны – не мои, подумал он еще раз, – и проснулся.
Лежать было холодно и жестко; завозившись, Эштон неуклюже перевернулся на живот и уткнулся мордой в тонкую плетеную циновку из выцветших перьев. Циновка неуловимо пахла едой, и он впервые почувствовал, что проголодался.
Хвост проскрежетал по чему-то твердому, и Эштон обернулся. Сразу за ним была каменная стена – сплошная, неровная и влажная, в извилистых синеватых потеках. Прямо в стену были врезаны толстые металлические прутья решетки, которая полукругом охватывала совсем небольшое пространство, образуя клетку. Справа, слева и напротив в полумраке угадывались такие же клетки, вделанные в стены длинного каменного коридора. Подтянув под себя конечности и обернув вокруг тела длинные шипастые хвосты, в них спали голубые и фиолетовые рептилии.
Эштон осторожно пошевелил челюстями, проверяя, на месте ли цепь. Цепи не было, и ошейника с иглой в горле почему-то тоже. Он оперся на лапы, чтобы подняться, и тихонько зашипел: в правой подмышке что-то отозвалось резкой мгновенной болью. Вывернув шею и скосив глаз, ему удалось рассмотреть крошечную ранку, из которой сочилась темная пурпурная жидкость, – там, откуда обезьяна вырвала у него синеватую чешуйку. Эштон хотел дотронуться до нее, но прежде чем он успел поднять руку, челюсти у него разжались и из пасти вывалился длинный раздвоенный язык. Мягкие присоски на концах языка уткнулись в ранку, и по желобу посредине потекла клейкая зеленоватая слюна. Эштона затошнило от этого зрелища, но, как только слюна достигла поврежденного места, боль сразу же прекратилась.
Это был первобытный инстинкт исцеления – совершенно чуждый ему, но вполне естественный для его странного тела. На всякий случай Эштон еще немного посидел, чувствуя себя нелепо и капая на подстилку зеленой слюной, а потом осторожно отклеил язык от ранки.
Знакомый холод в затылке заставил его поднять голову. Пронзительные голубые глаза внимательно смотрели на него сквозь решетку.
– Где я? – хрипло спросил Эштон.
Эхо гулко защелкало, отскакивая от стен. Фиолетовая рептилия, свернувшаяся в клетке наискосок, дернула хвостом, не открывая глаз. Старичок прислонил свою швабру к решетке и отклонился назад, разминая затекшую поясницу.
– Ты всё время задаешь вопросы, на которые знаешь ответ, – обиженно проворчал он. – Как насчет того, чтобы узнать что-нибудь новое?
– Что, например?
Эштон попробовал закатить глаза и обнаружил, что может посмотреть назад, не поворачивая головы. Смотреть там, правда, было абсолютно не на что.
– Если я скажу, это уже не будет для тебя новым, – назидательно произнес старичок.
Эштон с трудом подавил невесть откуда поднявшееся желание сомкнуть челюсти на мягком морщинистом горле и представил себя на работе – в мягком кресле с ортопедической поддержкой спины, напротив очень упрямого пациента.
– Хорошо, – сказал он, стараясь не отвлекаться на щелчки и хрипы, которые эхо разносило по коридору. – Скажите мне что-нибудь, чего я не знаю. Пожалуйста.
– Что, например? – старичок наклонил голову набок и язвительно улыбнулся.
Эштон задержал дыхание и медленно досчитал до пяти.
– Как вы здесь оказались? – он хотел произнести это ровным голосом, но в рассыпавшихся вокруг щелчках и хрипах слышалось явственное раздражение.
Фиолетовая рептилия в клетке наискосок вскинула морду и блеснула на Эштона желто-зеленым глазом.
– Интересный вопрос, – старичок задумчиво пожевал губами. – Строго говоря, это ты тоже знаешь. Просто не знаешь, что знаешь именно это.
– Fuck! – не сдержался Эштон. В паназиатском были свои ругательства, но в кругах интеллектуалов из обеспеченного среднего класса было модно материться на языках какого-нибудь экзотического семейного наследия.
Эхо защелкало между клетками. Фиолетовая рептилия вскарабкалась на ноги, взметнула над головой покрытый шипами хвост и, распахнув пурпурную пасть, оглушительно зарычала.
– Кевин просит тебя помолчать, – спокойно сказал старичок, легко перекрыв рычание и щелчки рептилии, многократно усиленные эхом. – Иначе ты тут всех перебудишь.
– Вы его понимаете? – с удивлением спросил Эштон, вызвав новый взрыв раздражения у «Кевина».
– Конечно, – старичок пожал плечами. – Так же, как и тебя.
– В смысле?.. – начал было Эштон и тут же остановился.
Щелчки и хрипы захлебнулись на полуслове, и он вдруг понял: то, что он всё это время принимал за эхо, было звуками, которые издавал он сам.
– Эй! – крикнул он фиолетовой рептилии, с недоверчивым ужасом слушая хриплое щелканье у себя в горле. – Как тебя… Кевин!..
Рептилия ответила громогласным щелкающим рыком и хлестнула хвостом по решетке. В соседних клетках завозились, поднимаясь на ноги, другие рептилии, и коридор наполнился оглушительной какофонией щелчков и клокочущего рычания.
– Ладно,
