Варяги и Русь - Александр Лавров

Византийцы задержали его как заложника и на все просьбы князей отпустить сына Всеслава отвечали отказом.

VI

Остатки флотилии только еще подходили к устью Днепра, а на его берегах уже было известно, что князья возвращаются.

Плач стоял на Днепре. Не было селения, где бы не оплакивали ушедших и не возвратившихся.

Князей, впрочем, никто не обвинял. Всем было известно, при каких обстоятельствах потерпели они ужасное поражение.

О том, что князья переменили веру, никто на Днепре не говорил. Все считали это их личным делом.

Но плач не прекращался: слишком уж многие не вернулись домой.

Узнал обо всем и Всеслав. Узнал и стал думать глубокую думу: «Вихрем так и разметало… Христианский Бог, говорят, против них пошел. Нет, что ни говори, а с Рюриком или с Олегом ничего подобного не случилось бы… А тут — князья!.. Пировать да к бабам ластиться — на это их станет, а воевать да врагов бить — нет их… Шутка ли — и дружина погибла, и струги потеряли, и сами с пустыми руками возвращаются! Где и когда и у кого это видано и слыхано? Дружину потерять — в ратном деле, мало ли что бывает! Сегодня счастье за одних, завтра за других — так то в честном бою, а тут без всякого боя… Подойти, стать и потерять все… Тоже в фиордах родились, с викингами ходили, а бури заметить и остеречься не могли… Бури! Когда ее в Скандинавии каждый мальчишка носом чуять должен! А потом вдруг свою веру бросили и в чужую ударились. Может, эта вера и хорошая, всех вер лучше, да и вернее всего, что так, коли их Бог Сам помогает: бури посылает, а все же на отцовскую менять ее не следует.

И как менять-то! Потихоньку, одному! Уж если князь признал, что чужая вера лучше своей, так и объявил бы он о том народу, собрал бы его, пошел бы с ним, завоевал бы ее, веру эту, да вместе с народом и принял бы, а так, тайно!»

Всеслав глубоко был возмущен поступком Аскольда.

Однако он с нетерпением ожидал возвращения князей, думая, что они привезут ему любимого сына.

И вот киевский народ высыпал на берег Днепра встречать возвращавшихся князей.

Вот наконец показались паруса стругов. Но как их мало! Столько уходило и столько вернулось!..

Всеслав ждет князей, кипит его сердце, волнуется… На корме княжеского струга он видит Аскольда, с ним Дир, «жрецы» христианского Бога, и больше никого…

— Где же Изок, княже? — весь дрожа от волнения, спрашивает Всеслав.

Аскольд потупился, молчит…

— Он остался в Византии! — поспешил ответить за брата Дир.

— Почему?

— Заложником!

Нахмурился, потемнел Всеслав, но ни слова не сказал более.

И князья ничего не сказали.

В палатах князей, когда Аскольд рассказывал все происшедшее, Всеслав тоже молчал, но когда тот кончил говорить, поднял голову и голосом, в котором слышались и мука, и негодование, спросил:

— Княже, а как же твоя клятва?..

Что мог ответить Всеславу на этот вопрос Аскольд?

Византия осталась неприкосновенной, Изок не был возвращен отцу, клятва, страшная клятва, осталась не исполненной!

«Нет, не князья это, не князья! Даже держаться по-княжески не умеют!» — с тоской подумал Всеслав.

Аскольд продолжал далее свой рассказ о неудачах похода и сделал ошибку. Он подробно описал богатство и великолепие Константинополя и даже, что было всего неосторожнее, поведал о его полной беззащитности.

— Когда же ты поднимаешь новый поход, княже? — спросил Всеслав.

— Больше никогда! — горячо воскликнул в ответ ему Аскольд.

— Как никогда?

— Вечный мир будет теперь между Киевом и Византией!

— Вечный? — с изумлением переспросил князя Всеслав.

— Да!

— Почему?

— Я заключил договор об этом.

— Не спросив народа?

— Я — князь, и мне спрашиваться не у кого! — гордо ответил Аскольд.

— Тогда расскажи мне, в чем твой договор с византийцами?

Аскольд подробно передал содержание договора. Всеслав сразу понял, что означает подобный договор.

— Да что же ты наделал, княже! — воскликнул он.

— Как что? Я тебя не понимаю.

— Киев по этому договору стал рабом Византии и сам ничего не выиграл. Мало того, ты не один Киев продал Византии, ты и Ильмень наш отдал ей… А что ты получил взамен того, что сам дал?..

— Вечный мир, вечный покой…

— А что в них, если закабалена родина… И ты будешь держаться этого договора?

— Как же иначе? Я поклялся в этом.

— Ты был слеп!

— Не тебе меня учить! Еще раз тебе говорю: я князь!

Всеслав только тяжело вздохнул в ответ.

«Не князья, не князья это!» — еще раз подумал он.

Когда Всеслав ушел к себе, тяжело было у него на душе… Изок томится в плену, нового похода не будет. Это очевидно. Договор, позорный для славянства договор заключен. Нет и надежды на то, чтобы, помимо князя, поднять новый поход. Из Скандинавии в Киев никого не осталось, а славяне — за князей. Они не послушают его, Всеслава, не пойдут за ним, как шли за князьями. Кто же тогда выручит из византийского плена Изока, кто вызволит славянство из-под позорного ярма Византии?

Тяжело было на душе Всеслава. Припомнилось ему прошлое, и прежде всего Ильмень. Там ведь княжит Рюрик, этот сокол, перед которым все окрест трепещет… Там с Рюриком и Олег, этот храбрец из храбрецов скандинавских, не останавливавшийся ни перед чем, ни перед какой бы то ни было опасностью. Он бы уже не предал своей земли, не испугался бы бури… Вот у кого нужно просить защиты… Вот кто поможет освободить Изока, смыть пятно позорного договора с Киева! Но ведь прежде Византии они должны будут прийти сюда… Тогда Аскольд и Дир погибнут!.. Ну и что же? Погибнут ведь только они, а не весь народ приднепровский. Договор заключен ими — не будет их, и Киев будет свободен от договора…

До утра не сомкнул глаз Всеслав — все думал и чем дольше думал он, тем все более и более укреплялся в своих мыслях.

На следующий день пришел он к князю, все обдумав.

— Княже! Долго мы жили с тобой, вместе хлеб-соль водили, — сказал он Аскольду, — но теперь прости, не слуга я тебе больше.

— Как, что? — встревожился Аскольд.

— Так, ухожу я, прости…

— Куда же ты идешь?

— Куда ветер подует!.. На все четыре стороны! — уклончиво ответил Всеслав.

VII

В Киев редко приходили вести с великого озера славянского.

Но если бы приходили они чаще, то Аскольд и Дир узнали бы о той тяжелой борьбе, которую пришлось выдержать с ильменскими славянами их бывшему другу…

Рюрик, подавив наконец рознь, стал княжить на Ильмене спокойно. В это время появился на Ильмене Всеслав. Его приняли в княжьих хоромах на Рюриковом городище. Сам князь тотчас же поспешил принять его в свои объятия. Да и как было не принять старого товарища — ведь это был Всеслав, не раз и не два деливший с Рюриком опасности и труды походов. Но более всех обрадован был появлением Всеслава Олег. Он принес ему весточку о тех, кого Олег в глубине души считал изменниками их общему делу. Никак он не мог забыть того, что объявили они князю, которым они были посланы покорить под его власть земли приднепровские, после того как осели там: «Ты будешь конунгом на севере, а мы — на юге, — уведомляли ярлы Рюрика, — и друг другу не помешаем мы, если же понадобится помощь тебе наша, можешь на нас рассчитывать. Готовы мы вступить с тобою в союз; изменниками нас не считай, потому что не давали мы тебе клятвы в верности, и ярлы мы свободные, ни от кого не зависимые». Независимые! А разве он, Олег, конунг Урманский, зависим от кого-нибудь? Он зависим только от уз дружбы и не изменил этим узам. Он предлагал Рюрику пойти и наказать виновных, но тот не пустил его.

— Нет, мой брат, нам и здесь еще слишком много своего дела. А Киев рано или поздно от нас не уйдет — все равно будет наш, как и вся земля славянская. Ярлы нам же еще услугу делают, к Киеву дорогу прокладывают. Нам после них легче будет пройти, потому что они такие же варяги, как и мы. Поэтому-то и оставим их в покое до поры до времени, пусть они там забавляются, будто они новое великое княжество на юге основали… все равно их княжество к нам перейдет. Да и сами ярлы наши Аскольд и Дир совсем не ратные люди. Они к тихой, мирной жизни склонны. Это ты знай!

— Ты прав, как всегда, мой Рюрик! Затаю я до времени думы мои, но потом буду просить я у тебя позволения разделаться с изменниками, — отвечал Олег.

— Придет время, пойдешь и ты на юг!

Увы, все время, пока княжил на Ильмене Рюрик, для Олега было столько дела, что и подумать о новых завоеваниях было некогда, но вот теперь пришел с Днепра Всеслав и нечто невероятное рассказал об Аскольде и Дире.

Олег верить отказывался, чтобы скандинавские ярлы могли так перемениться, но Всеслав приводил подтверждения и не верить было невозможно.