Действительно ли была та гора? - Вансо Пак

С первыми холодами племянник Хёни подхватил простуду: у него ручьем текли сопли, температура начала постепенно повышаться. Все, что мы могли сделать, это развести в воде часть таблетки аспирина и напоить его этим раствором.

Дела наши обстояли еще хуже, чем во времена, проведенные в деревне Курончжэ. Не то что с недавно появившимися соседями, даже с членами семьи никто ничем не делился. В настенном шкафу у нас не было ни одного грецкого ореха или бережно хранимого ртутного препарата ёнса. Лишь благодаря заботе дяди мы оставались живы, но мы продолжали делать вид, что это не так. Поступить иначе мы не могли. Мы показывали всем, что живем лишь потому, что не можем умереть. Это было всего лишь никчемным проявлением самолюбия. По той же причине мы не поднимали паники из-за заболевшего ребенка.

Малыш до болезни немного капризничал, но охотно играл, а сейчас дни напролет лежал без движения. Двухлетний ребенок так сильно болел, что не приходил в сознание, — это явно была не обычная простуда. Он с трудом дышал из-за мокроты, скопившейся в легких и горле, а его губы почернели. Однажды, погладив голову племянника, я не удержалась от крика:

— У него температура за сорок! — Я испугалась, что ребенок может умереть. — Я права? Точно ведь больше сорока? — крикнула я.

Олькхе словно ждала этого, быстро завернув малыша в ватное детское одеяло, она прижала его к груди и стремглав выбежала из дома. Мать, которая ничем не могла помочь внуку, не шелохнувшись сидела с серым каменным лицом и сухими глазами.

— Говорят, пневмония, — укладывая ребенка, говорила мне олькхе. — Сказали, что сегодня ночью будет кризис. Укол ему сделали бесплатно. Врач сказал, чтобы вечером я снова пришла с Хёни, потому что антибиотики надо колоть по определенным часам.

На ее щеках поблескивали слезы. Когда наступило положенное время, она снова пошла с ребенком в больницу на укол. Вернувшись, она сообщила, что врач не сказал ничего ободряющего. Только повторил, что сегодня ночью будет кризис. Несмотря на то что малышу сделали уже два укола, температура не спала, и олькхе почти всю ночь караулила у его изголовья, меняя холодное полотенце на маленьком лбу.

Когда я ненадолго уложила олькхе спать, заняв ее место, дыхание племянника было настолько тяжелым, что я прижалась губами к его губам и стала вдыхать воздух, который он выдыхал. В душе я желала, чтобы его болезнь полностью перешла ко мне. Когда олькхе, очнувшаяся от недолгой дремы, едва открыв глаза, спросила с тревогой, что я делаю, я ответила, что хочу забрать болезнь малыша. Я поступила так от отчаяния, хотя и не верила, что мои действия принесут облегчение Хёни. Видеть, как страдает малыш, и не иметь возможности помочь было невыносимо. Олькхе резко вскочила и сказала, что тоже хочет попробовать.

К рассвету, когда температура спала, Хёни открыл глаза и попросил воды. Утром Олькхе снова отправилась в больницу. Вернувшись, она сказала:

— Кризис прошел, и… — тут ее голос дрогнул, на глазах заблестели слезы, — если я заработаю денег, самое первое, что я сделаю, это отблагодарю того врача за доброту.

Несмотря на то что слова «если я заработаю денег…» она сказала очень медленно, для меня они стали ударом молнии.

Уже вернулись все члены семьи сестры Чон Гынсуг, и в большом доме теперь, казалось, не осталось пустых комнат, в нем всегда было много людей. Если взять только ее родителей и семью брата с племянниками, уже получалась большая семья, но и вышедшие замуж три сестры, оставив свои дома, заняли комнаты в родительском доме. Они вернулись, потому что беспокоились о престарелых родителях. После эвакуации все решили, что, пока не кончится война, будут жить в одном доме.

Среди сестер только Чон Гынсуг не была замужем. Она жила так запутанно и сложно, что, казалось, была чужой в своей семье. В нашем возрасте девушкам требовалось место, где можно было бы остаться наедине с собой, а в переполненном доме найти такое место было не просто. Несмотря на то что она вернулась домой раньше всех, чтобы разведать обстановку, на самом деле это было больше похоже на побег.

Чон Гынсуг говорила о своих престарелых родителях так, словно те были очень жадными людьми. Однако, на мой взгляд, благодаря их щедрой и благородной натуре, даже в этой ужасной войне среди многочисленных братьев, сестер и племянников не пострадал ни один человек. Но я понимала, что, если копнуть чуть глубже, мои слова были всего лишь очередным проявлением зависти.

— Что случилось, что пришла ко мне домой? — сказала она, удивившись моему появлению.

Она извинилась, словно пустых комнат, где мы могли бы спокойно поговорить наедине, не было по ее вине. Чтобы поговорить, нам пришлось уйти в дом для приема гостей, который занимала семья ее старшей сестры. Племянники незаметно вышли и оставили нас вдвоем. Когда я почувствовала, что она ведет себя со мной осторожно, словно с нежданным гостем, мне стало грустно.

— Извини, что не смогла навестить. У тебя все в порядке? — спросила она, не получив моего ответа.

Она была больше всех огорчена тем, что ей не сообщили о смерти брата. Она сильно возмущалась, говоря, что друзья так не поступают. Но и сердясь, она хорошо обращалась со мной, а я все равно не могла этого принять. Это была не только моя беда, вся наша семья настороженно относилась к незнакомцам. Даже Чон Гынсуг, которая проявляла ко мне искренние и дружеские чувства, я не могла довериться полностью. В нашей семье в этом вопросе хорошо понимали друг друга. Я чувствовала, как из-за галдежа дома, где жила большая семья, меня охватывало чувство, похожее на тоску.

— Да, все нормально, — ответила я как можно спокойнее.

— Я очень волновалась.

— Боялась, что я умру с голоду? — пошутила я.

— Зачем ты так говоришь? — обиделась Чон Гынсуг.

— Извини, деньги… так хочется их заработать, нет ли какого-нибудь способа? Когда я шла сюда, увидела, что на рынке «Донам» почти не осталось пустых магазинов.

Я прямо, без всяких обиняков сказала ей, зачем пришла. Во мне говорила моя противная натура, — я не хотела больше принимать одни утешения.

— Из тебя не выйдет торговца. Тот мастер правильно сказал, — честно ответила сестра.

Она, помимо всех прочих ее достоинств, была прямым и искренним человеком. Я, словно кто-то узнал обо всех ошибках, которые я пыталась утаить, сконфуженно ответила:

— Я не говорю, что хочу заняться торговлей. У меня хватит совести не заниматься ею, после того как я втянула вас в авантюру и все испортила в первую же неделю. Но, может быть, мне устроиться на другую работу? Вы можете похлопотать о месте для меня?

— Я постараюсь. Правда, я не знаю, получится ли. На нашем крошечном рынке трудно найти магазин, где нужен продавец. Все берут к себе членов семьи. А заводы и фирмы не работают в этом забытом богом мире. Здесь можно зарабатывать лишь только торговлей.

— Вам, сестра, хорошо. Вы из богатого дома, у вас есть несколько магазинов, — невольно в моем голосе проскользнула нотка зависти.

— Какой уж там богатый дом! В этом доме на первом месте стоит еда, если бы ты знала, насколько мне тоскливо и противно оттого, что престарелые родители совершенно не думают об обучении детей.

— И все-таки вы ведь не пошли в университет не из-за отсутствия денег?

— Да, не из-за этого, но подумай сама, не кроется ли причина того, что я с самого начала не пошла в университет, в наших семейных традициях.

Я знала, что это вопрос для нее очень болезненный. Так, за разговором, незаметно для себя, мы обе поддались унынию. Не знаю, может быть, она думала, что утешить меня можно, только став такой же грустной, как и я.

В тот день я вернулась домой, вкусно пообедав. За долгое время это был первый раз, когда я ела что-то похожее на настоящую еду. Возвращаясь, я увидела, как в переулке позади рынка, где в ряд стояло несколько ресторанов, женщины, расплескивая воду, промывали в железных бочках засоленную капусту. После работницы некоторых ресторанов помещали в сердцевину капусты ярко-красную начинку. Несколько дней назад ударили первые морозы, и, глядя на закоченевшие женские руки, я поняла, что это не кимчхи, заготовленные на зиму. Мне вдруг показалось, что темные и холодные руки долгой зимы сейчас схватят меня за шиворот, и я поспешила домой. Когда по спине потек холодный пот, я почувствовала ужас.