Величья нашего заря. Том 1. Мы чужды ложного стыда! - Василий Звягинцев

– Так, – веско сказала аггрианка, вставая. – Пора заканчивать. Иначе процесс вступит в необратимую фазу. Мы всё это давно уже проходили и прошли…

– Что проходили? – не понял Фёст.

– Это самое. Стадию административного восторга. Когда человек, дорвавшись до власти, воображает, что ни один вопрос не может быть решён без его участия. Тогда он очень быстро задалбывает подчинённых, загоняет самого себя в тупик, а порученное дело глухо вязнет в «болоте» или вообще разваливается. «Трение»[74] возрастает до бесконечности… Я вот не знаю, чем ты сейчас занимался, но отчётливо понимаю, что ерундой, которую легко способен разрешить правильно подобранный и компетентный майор или даже капитан.

– Но как же?! – попытался удивлённо возмутиться Фёст.

– Да никак, – с милой улыбкой ответила аггрианка. – Просто ты сейчас вылез не на свой уровень. Первый раз в жизни, как я понимаю. До этого предел твоей компетенции определяли другие, а сейчас уздечка соскочила, извини за сравнение. Как там у вас в своё время очень популярная книга называлась? «Я отвечаю за всё»?[75] Так это неверно. Поэтому вешай на дверь табличку «Закрыто на переучёт» и пошли со мной. А на хозяйстве пока пусть останутся Люда с Галей. Кого считают нужным, пусть переадресовывают по команде, у вас там, я слышала, в новой Ставке скоро генералов негде размещать будет. Остальным говорят – «Зайдите завтра». И всё сразу наладится… Самим ничего решать не нужно, и вообще, чем меньше посторонних будут иметь к вам доступ, тем лучше для дела.

Перейдя с Фёстом на свою половину квартиры, она доверительно пожаловалась Вадиму, что больше совершенно не может здесь бывать.

– Представь, как в семнадцатом году «Мраморный дворец» Кшесинской превратили в «штаб Октября». Ужас, не нахожу другого слова. Если бы я знала, как здесь на самом деле будет всё устроено, оставила бы один коридор «оттуда сюда и обратно», а прочее отгородила глухой стеной. Увы, это не в моих силах. Поэтому…

Не продолжая, она блок-универсалом открыла проход в кремлёвский кабинет Секонда, где тот тоже трудился, «весь в мыле», и поманила его пальчиком с удивительно коротким для её статуса ногтем.

– Скажи адъютанту – «Барин больше не принимает», и – со мной.

Ещё две-три минуты – и они очутились в Замке, именно в том кабинете, что Сильвия лично для себя заказала и оформила. Он примыкал к той секции, где она недавно принимала Императора Олега, но отделялся от неё широким коридором с навощенным паркетным полом, в котором отражались висящие на шестиметровой высоте хрустальные люстры.

Кабинет был не слишком велик, женский всё-таки, но помещалось в нём достаточно много антикварной мебели, картин, статуй, статуэток, кадок с древовидными и кашпо с вьющимися растениями. Три окна выходили на серый волнующийся океан и пронзительно пустынный мелкогалечный пляж с несколькими остроконечными гранитными скалами разных оттенков красного, розового и тёмно-серого, наводившими на мысль, что они тут поставлены специально, после тщательных дизайнерских поисков идеала.

Там уже ждал Берестин, снова в военной форме, которую надевал обычно или по обстоятельствам, или просто чтобы отдохнуть от штатской одежды, как другие военные с той же целью, наоборот, переодеваются из формы в гражданское. И часто выглядят при этом весьма комично, как Николай Второй на нескольких любительских фотографиях.

– Вот здесь мне теперь нравится гораздо больше, – сказала Сильвия, присаживаясь к письменному столу, уставленному всякими драгоценными безделушками, статуэтками и фотографиями в причудливо-ажурных рамках. Непохоже, чтобы за этим столом вершились государственные дела. Кожаный бювар с листами глянцевой бледно-сиреневой бумаги, украшенной монограммой, и многофигурный письменный прибор с настоящими чернильницами и перьевыми ручками более подходили для написания писем и записок интимного содержания, нежели для указов и рескриптов.

Подумав об этом, Фёст с трудом сдержал на языке ядовитое замечание насчёт тайных комплексов и пристрастий некоторых дам. Не стоит – себе дороже может обойтись такой юмор. Шутки шутками, а Сильвия ведь не простила ему того унизительного момента, когда она, обнажённая, предлагала ему свою любовь, а он, пусть и крайне вежливо, отказался. И неважно, что совсем недавно она согласилась принять его в долю в интриге с Императором и Ингой. Это из разных опер интермедии.

– Мне кажется, я вообще перестану там бывать, – продолжила она, имея в виду Столешников. – Для меня это почти как надевать своё бельё, узнав, что его кто-то уже носил…

– Не слишком ли категорично? – удивился Секонд. – Насколько я знаю, и до вас там жили многие люди…

Он тоже не стал говорить впрямую, что это аггрианку Шульгин, Новиков и прочие пустили в свою компанию и в квартиру тоже, никак не наоборот. К чему обострять отношения сейчас, когда предстоят очень непростые дни, если не годы?

– Ах, это совершенно другое, – отмахнулась Сильвия. – Раньше там бывали только свои, и у каждого – личная территория. А сейчас – отвратительный гибрид проходного двора с ночлежкой…

Великолепно сыграно, с полной убедительностью. Прямо действительно капризная барынька чеховского типа, а не закалённая руководительница могучей инопланетной разведывательно-диверсионной сети. И всё лишь для того, чтобы замотивировать желание перенести свою резиденцию в Замок, пока никто другой участок не застолбил?

А почему бы и нет – эмоциональная мотивация часто бывает убедительнее рациональной.

…Обдумав сказанное Сильвией, Фёст решил, что, пожалуй, действительно так будет лучше. Если он сосредоточится только на здешних делах, причём, кроме общего руководства, на достаточно конкретных направлениях, вроде дипломатии и идейно-политической работы с массами, оставив проведение собственно «Мальтийского креста», и сопутствующих операций, по типу пресловутых «десяти сталинских ударов» узким специалистам – будет лучше всем. Но ему – в первую очередь. А то ведь требовать от армейского врача, прошедшего лишь «краткосрочный спецкурс стратегии непрямых действий», ну и имеющего кое-какой практический опыт, чтобы он ежедневно и ежечасно проявлял таланты Сталина, Наполеона, Талейрана и Макиавелли в одном флаконе – явно неблагоразумно. Как минимум. А на своём «суженном» до разумных пределов участке фронта он как-нибудь разберётся.

– А что у нас сейчас в секондовском времени? – спросил он у Сильвии, перед которой на столе стоял оформленный в золотую рамку стиля «рококо» универсальный календарь, показывающий соотносимые даты всех подконтрольных реальностей. Причём встроенный туда специальный чип-калькулятор позволял производить всяческие расчёты и иные манипуляции с локальными и условно-общими хронопотоками. Устройство позволяло также определять открытые для переходов контактные точки (места пробоев изоляции) жгута реальностей и наиболее вариабельные развилки альтернатив. Удобная штука, изготовленная по её распоряжению Арчибальдом, то есть всё тем же Замком, в каких-то своих тайных мастерских. Впрочем, зачем ему мастерские, если на своей территории Замок позволяет любому желающему уподобиться Богу – «И сказал Бог – да будет твердь посреди воды и да отделяет она воду от воды. И стало так».