Иная сила - Вадим Сухачевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все заговорщики мною либо уже схвачены, либо раскрыты и будут схвачены в ближайшее время. Вынужден буду даже пожертвовать нашим другом G.
Однако благодаря этому, как никогда, заслужился доверия Урода. При таких условиях мы можем приступать к осуществлению нашего плана, ничего не опасаясь. Даже нерешительность А. нам не помеха. Пускай себе пребывает в нерешительности до самого конца, который, если не будем медлить мы, тоже, полагаю, не замедлится.
Само время призывает Вас торопиться, дорогой Платон!
Пален
* * *
Ваше Императорское Величество!
Я был слеп. Только Ваша прозорливость и Промысел Божий спасли Отечество от неминуемой беды!
Да, заговор среди якобински настроенного офицерства тлел и грозил обернуться пожаром!
Нынче он мною раскрыт. Арестовано свыше 100 офицеров лейб-гвардии, лишь немногим удалось скрыться за границей.
А душой заговора, тем самым G., оказался не кто иной, как князь Гагарин. Увы, не удалось захватить его живым; должно быть чувствуя, что раскрыт, он принял накануне яд. Оставил после себя лишь тысячи листов безумного конституционного бреда.
Зато ныне, когда заговор обезглавлен и моими силами идет тушение последних его искорок, безопасности Вашего Величества уж ничто более не грозит.
Также представляю Вашему Величеству уточненный список ущерба от водной стихии.
Пален
* * *
Собственной рукою Его Императорского Величества начертано
В желтой тетради для ремарок забавного свойства
Прочел в «С.-Петербургских ведомостях», что 140-пудовый африканский единорог, испив ведро русской водки, вследствие отравления всего организма немедля отошел в мир иной.
Призываю тогда к себе князя Вербицкого, славного своею приверженностью к Бахусу, и говорю ему: «Что, князь, в состоянии ли вы осилить полведра сего крепкого русского напитка?» Сошлись окончательно на том, что полведра — это навряд ли, а вот четверть он осилит без большой угрозы для своей жизни.
Тогда, рассмеявшись, говорю:
«В таком случае, князь, должны вы иметь вес более тридцати пяти пудов; в вас же, сколь я понимаю, от силы шесть. Как же вам удается после своих возлияний выжить?»
Любопытен был и ответ князя:
«Однако ж я не единорог!»
Из ремарок, начертанных по прочтении газет
(Для передачи графу Палену)
Тут пропечатано сообщение вдовы генерала Врангеля. Что ж, сам-то генерал, выговора моего не вытерпев, тотчас и помер? Хорош вояка! Выговора не может перенесть. А когда, случись, вражеская картечь хлестать по нём станет?..
Вполне правильно, что помер.
Да и Врангельша его хороша. Шельму свою драгоценную именем якобинца Марата назвать!
Какой ей по вдовству назначен пенсион? Дайте мне на подписание. Если чересчур много, поправлю.
— —
Что этим газетным писакам про уральский бунт поминать? Еще собираются историю про какого-то капитана Миронова пропечатать.
Воспретить сие не менее как на 30 лет, слово же «бунт» с сего дня считать непечатным.
Владельца газеты подвергнуть выговору, саму же газету — штрафу в 500 рублей.
— —
Подвергнуть также выговору начальника полицейской части. Что они мне двух Штраубе изловили? Один к тому же старик, а другой беглый каторжник. Я того фон Штраубе видал: вполне молодой человек, и язык у него вполне на месте.
Если он у кого и не на месте, так снова же у газетного писаки, что порочит благородный рыцарский Орден, возглавляемый мною. Хозяину этой газеты также выговорить и раскошелить его в пользу претерпевших от потопа на 1000 рублей.
Однако же Гагарин каков!..
А вот Извольского, хоть и злодей, мне жаль немного: на парадах лучше всех держался в седле…
Фон Штраубе же — настоящего! — найти да по-тихому допросить. О том, что скажет, донести лишь мне одному.
Палену
Граф!
Поздравляю Вас с успешным раскрытием заговора!
Видите, никто не верил в мои подозрения, только мы с Вами. Выходит, мнению только двоих в нашей империи можно целиком доверять.
Что-то не слышу о предложении Зубова кутайсовской сестре. Поторопите его.
А за остальное искренне благодарю Вас. Теперь спокойствие мое возросло стократно.
Каков, однако, Гагарин! Жаль, что не попался к нам с Вами в руки живым!.. Распорядитесь, чтобы похоронили, как должно хоронить самоубийц, — без отпевания, за кладбищенской чертой.
Посылаю также свои ремарки, сделанные мною по прочтении газет. Примите к сведению и сделайте все, как я там сказал.
Павел
P.S.За взятие беглого каторжника поощрить семеновского подпоручика Двоехорова произведением его в поручики — таков мой ему будет подарок к свадьбе.
* * *
Записка, подброшенная престолонаследнику, видимо, кем-то из гвардейцев охраны
Ваше Императорское Высочество! Простите великодушно, что вынужден к Вам обращаться, да еще таким странным путем!
Не столь давно Вас посетил мой друг мальтийский рыцарь барон фон Штраубе. Однако вслед за тем на него началась истинная охота, и жизнь его многократно подвергалась самой прямой угрозе со стороны неизвестных злоумышленников.
Зная о Вашем рыцарском сердце, лишь в Вас одном вижу надежду на его спасение.
Умоляю, окажите моему другу, подлинному рыцарю, свое высокое покровительство!
Преданный Вашему Императорскому высочеству,
князь Бурмасов
* * *
Послание к хозяину газеты
Милостивый государь. Извольте напечатать у себя в завтрашнем выпуске эти строки, ни в коем случае не меняя ни одного слова:
«Барон, догадайтесь, что тут скрывается. Помните о встрече во Вторник в известном дворце? Вы тогда стояли у изгороди; неподалеку стоял А.
Лишь только одного прошу: будьте возможно снисходительны за мое послание. Все сведения Вы сможете получить, как только придете. Надеюсь, уговорились».
Вкладываю в конверт ассигнацию в 50 рублей. В случае выполнения получите еще столько же.
* * *
Несколько восторженные полночные размышления Лейб-гвардии поручика Двоехорова, в кои иногда своевольно вторгается внутренний голос
— Боже, поручик, уже поручик! Чуть не вчера еще капрал, даже через прапорщика перескочил, даже подпоручичьим чином усладиться не успел и уже — Господи! — поручик, с тремя звездочками на вороте!.. Ах, звезда ты моя, звездочка на ладошке! Состояния нет — зато в тебе фортуна моя! И у государя в случае, и с Елизаветой Кирилловной помолвка уже через месяц всего!..
— А ты, брат Христофор, фортуну-то счастливую больно-то не искушал бы, — вдруг вторгся внутренний глас, принадлежавший отчего-то не самому новоиспеченному поручику, а его завистливому братцу Харитону, так и задержавшемуся без чинов, оттого особо язвительный. — Переменчива она, фортуна. Ну как о проказах твоих дойдет до самого государя? Где она, твоя фортуна, тогда?
Нисколько не разобиделся Христофор на неудачника-братца, прокравшегося в ночные мысли, а — тоже мысленно — отвечал ему так:
— Оно конечно, своеволье немалое — подкидывать записочки самому его высочеству цесаревичу… Однако ж не заговорщицкого свойства записочка была, а с прошением за друга своего нового, за Карлушу фон Штраубе, без коего и подпоручиком бы, глядишь, не стал. Дело вполне рыцарское — другу помочь. И государь, как сам рыцарь, гневиться слишком на то не станет.
— Ага, не станет! — как в детстве, язык показывал язва Харитон, хоть и умственно лишь привидевшийся. — За своеволье он иным и генералам выговаривает, даже кои в гробу; а уж какой-нибудь горе-поручик…
Дать бы ему раза по загривку, чтоб старшим и по возрасту и по чину язык не казал! Да выйдет ведь по своему собственному загривку, ибо глас — внутренний. Его только своею убежденностью можно перебороть.
— Сам ты «горе»! — в сердцах подумал Христофор. — Тебе и в сержанты выйти — еще ох как надобно поднатужиться. Еще и потому, горе ты горькое, что дружбу ценить не умеешь. Много у тебя князей да баронов в друзьях? То-то! А все потому, что выслужиться хочешь больше, чем дружбу сберечь. А кто дружбой рыцарской дорожит — тому и сам Господь помогает: хоть в поручики выйти, а хоть даже и в генералы. И за графиню сам государь сосватает!