За семью замками. Внутри - Мария Анатольевна Акулова

Агата выслушала внимательно, продолжая смотреть на стеллаж. Слова Кости почему-то разливались бальзамом по сердцу, хоть в них и не было ни слова о заботе о ее интересах. Нет. Только о своих. «Он не собирается терпеть неудобства». Но по сути… Они совпадают в оценках. Сеня ведет себя как жадный мудак. И ему неплохо бы об этом сказать.

— Хочешь, я его нахер пошлю? — а вот от следующего вопроса Агата неожиданно замерла. И неожиданно же перевела взгляд снова на Костино лицо. Смотрела с прищуром и с сомнением. Ждала, что он усмехнется. Даст понять, что это как бы шутка, но он… — Что смотришь? Хочешь, сейчас пошлю. Телефончик дай, побеседуем. Про инвестиции поговорим. Про дальновидность.

Девушка почувствовала, что щеки розовеют. Она прекрасно понимала, о чем толкует Костя. Она сама призналась, что в детстве Сеня зажал денег на то, чтобы решить ее «косметический дефект». И пусть Костя шраму внимание не уделял абсолютно. Пусть находясь с ним, Агата и сама о нем забывала, но это не отменяло тот факт, что в детстве и по жизни эти легкомысленные отмашки отчима сыграли с ней не одну злую шутку.

— Ночь на дворе…

Агата произнесла негромко, зачем-то борясь с желанием исполнить просьбу. Сомнений в том, что Костя реально позвонит и побеседует, не было. Он не бросает слова на ветер. Вот только… Ей откровенно не хотелось (вплоть до страха), чтобы Сеня знал, что у неё кто-то появился.

Отчасти, потому что это не его собачье дело. Отчасти… Потому что он может сам выйти на связь с Костей и рассказать ему много интересного. Или что получит рычажок давления на нее… Все было сложно. Более чем запутано.

— Дай номер. Утром позвоню.

Только вот Костя, кажется, уже завелся. Потянулся на тумбу. Взял в руки ее телефон, протянул ей, чтобы разблокировала.

Агата не спешила брать. Смотрела на него, чувствуя легкое оцепенение. Сглотнула. Оттолкнула руку.

— Я сама разберусь.

Сказала твердо. Посмотрела в глаза. Несколько секунд выдерживала его взгляд — холодный, твердый. Ему такое не нравится. Если он просит, надо исполнять. Но иногда даже она не готова.

— Не жалей людей, Агата. Они этого не заслуживают. Дашь слабину — сядут на шею. Дождешься, что будешь встречать гостей на пороге.

Агата и сама это знала. И не собиралась тянуть. Просто не хотела, чтобы в этом участвовал Костя. Спорить не стала. Кивнула, закусывая губу.

И пусть еще несколько десятков минут назад им было вдвоем так хорошо, пусть она снова сидела на нем, а кожу на животе стягивало из-за не до конца стертых следов их секса, сейчас ей было уже неуютно. Действительно хотелось уйти в ванную. Или чтобы он ушел куда-то. Курить. Мыться. На кухню. Чуть остыть.

— Вы с ней не подружились, как я понял? — но Костя вернул пальцы на девичьи колени, давая понять, что ни разговор еще не закончен, ни побег сейчас не уместен. И пусть Агату это раздражало, но она смирилась. Выдержала паузу, мотнула головой.

— Я допускаю, что она выросла вполне адекватной. Не знаю. Допускаю просто. Но для меня она всегда будет бесячим обстоятельством. У меня была своя мама. У меня была своя комната. У меня было все идеально. Пока в жизни не появился ее отец и она сама. Потом стало совсем дерьмово. Она в этом не виновата. Но из-за нее мне было еще сложнее. Потому что я даже дома не могла побыть одна. Я не могла просто порыдать, Костя. Я разучилась это делать. Мне иногда безумно хотелось. Но я не могла. Они с Сеней вечно лезли. В голову. В душу. Они вечно чего-то от меня хотели. А я хотела просто лечь и умереть. Как мама. Я не пущу их сюда. Пусть живут в той квартире. Пусть что хотят — то с ней и делают. Сюда я не пущу эти два обстоятельства. С ума сойду просто.

— Ты так и не рассказала мне, что случилось с твоей матерью.

Костя произнес, внимательно следя за реакцией. Агата же снова замерла. Сначала смотрела немного вниз — на его грудь. Но скорее всего сквозь. Лицо было отрешенно спокойным. Только щеки немного порозовели. А еще дыхание стало глубже.

Костя знал, что это с его стороны свинство. У нее там травма, а он лезет с любопытством. Но ему правда было интересно. А она слишком настойчиво увиливала каждый раз. И сейчас тоже скорее всего собиралась сделать так же. Только вот он собирался дожать. Поэтому…

Следил, как Агата поднимает взгляд на лицо. Смотрит несколько секунд в глаза. Приоткрывает губы, но сходу ничего не говорит. Выпускает воздух, сглатывает, потом же…

— Мою мать убили. На моих глазах. Больше я ничего не скажу. В душ хочу. Пусти.

Сказала ровно, спокойно даже, по-прежнему глядя в глаза. Столкнула с колен его руки, все же встала. Подняла с пола пижамные штаны и майку, которую чуть раньше сама же стягивала, чтобы побыстрее, пошла в сторону коридора. Оттуда в ванную. Закрылась.

Костя же потянулся за лежавшей на прикроватной тумбочке пачкой сигарет. Агата разрешила курить прямо тут. Сказала, ей без разницы, но самой не понравилось. Чиркнул зажигалкой, втянул дым, выпустил…

Поднялся с кровати, подошел к окну, дернул в сторону штору, открыл на провертривание.

Внизу — под подъездом, стояла его тачка. Глянцевая. Блестящая. Стоящая столько, что узнай его мать, на что стал способен её сын, наверняка прониклась бы отсутствующими чувствами, да только… Уже никак.

Зато у них с Агатой, кажется, еще больше общего, чем ему казалось изначально.

Докурив, Костя оделся, взял телефон, глянул на себя в зеркало и вышел из квартиры, не дожидаясь, когда Замочек вернется из ванной.

Глава 18

Когда Агата вышла из ванной, вернулась в спальню и увидела, что Кости нет, испытала сразу облегчение и укол сожаления.

Она не верила, что от него можно дождаться искреннего сопереживания. На его плече нельзя поплакать. Он спрашивал не для того, чтобы облегчить