Прованс от A до Z - Питер Мейл

Жара. Точнее, невыносимая жара. Палящее солнце и полное отсутствие дождя превратили Прованс в гигантскую печку. Солнце раскалило холмы и деревни, изжарило траву, превратило асфальт в мягкое тесто, покрыло землю сетью трещин. Солнце не щадит бледную северную кожу, прожигая ее до мяса. Солнце садится, но жара не уходит. Камни чуть ли не обжигают палец, ночной воздух душит, застревает в горле. Жизнь ползет в замедленном темпе.

Весьма своеобразного вида облегчение обычно наступает в середине августа. Воздух загустевает, хоть ножом режь, округа вдруг затихает: умолкают цикады, прекращают свое неумолчное стрекотание, как будто вдруг кто-то их выключил. Это означает, что гроза может грянуть в любой момент. Благоразумные индивиды начинают нервно метаться по дому, выдирая из розеток вилки компьютеров, телефонов, факсимильных аппаратов, телевизоров, музыкальных центров. С началом грозы электроснабжение непременно прервется, но до этого возможен последний всплеск неимоверной силы, достаточный если не для возгорания проводки, то для того, чтобы безвозвратно повредить мозги всей высокой технологии.

Грохочет гром, раскатисто, завершаясь адским треском, как будто над вашей головой. Вы инстинктивно втягиваете голову в плечи. Опасливо коситесь на небо и видите сияние молний на фоне почерневшего неба. Но пока еще сухо. Дождь хлынет по окончании светового шоу.

Первые капли падают мягко и нерешительно, как будто окропляя землю святой водой. В воздухе распространяется запах влажной земли. Но проходит еще минута, другая — и уже не до запахов. Вода льет потоком, бурные ручьи промывают в земле глубокие борозды, смывают гравий с подъездной дорожки, размывают грядки. Забытая снаружи книга превращается в бумажную кашу. За полчаса на землю опрокинулась трехмесячная норма осадков. Но вот все позади, на следующее утро небо снова синеет как ни в чем не бывало.

Дом же все еще реагирует на прошедший потоп. Трубы, цистерны, сифоны булькают, хрипят, обычно спокойные водопроводные краны раздраженно плюются и кашляют. Кухонные остатки, чаинки и очистки, заблудившись, всплывают в унитазе, пугая гостей, непривычных к фантазиям сельской канализации. Ну, говорят они, такого мы от Прованса не ожидали.

Orgues

Органы

Орган — самый громоздкий инструмент, мастодонт среди музыкального стада, чрезмерный не только для нормального односемейного дома, но и для среднего оркестра. Поэтому я удивился, обнаружив в «Желтых страницах» Воклюза телефон мастера-органщика. Более того, в последнем издании их оказалось аж трое. Теперь я понимаю, что удивлялся зря. Прованс — страна органов, и уже не один век.

Мы привыкли считать орган непременной принадлежностью сколько-нибудь крупной церкви, но на протяжении столетий церковные авторитеты косились на этот инструмент с неприязнью. В IV веке Совет Арля в религиозном рвении отлучил органистов от церкви. В V веке святой Жером велел пастве своей «не слышать звуков музыкальных инструментов». Как этого добиться, он не уточнил. Лишь в IX веке орган робко шагнул под своды церквей.

Некий священнослужитель, Жорж де Вениз, получил от господина с очаровательным именем Луи ле Дебонер, буквально «добродушный», поручение соорудить орган, что он успешно и выполнил. Мало того, он обучил секретам строительства органов нескольких монахов, и в последующие годы выполненные этими монахами органы населили соборы и монастыри. Это, разумеется, возмутило пуристов, они с пеной у рта проклинали отступников, клеймили орган как la cornemuse du Diable, волынку дьявола, музыкальную прелюдию к аду и вечному проклятию.

Тем не менее орган выстоял. К XIV веку он уже широко распространился в церквях, его нашли вполне подходящим для применения в религиозных целях. Потребность в органах превысила производственные мощности монахов, и появилась новая мирская специальность: мастер органов, facteur d’orgues, троих представителей которой я и обнаружил в воклюзском телефонном справочнике.

Мой любимый facteur d’orgues — Жан Эспри Иснар, а причина, по которой я так в него влюбился — его полное пренебрежение к таким параметрам, как меры, размеры, издержки, когда речь идет о поисках совершенства. Иснара пригласили из Тараскона в 1722 году для строительства органа для великолепной базилики в Сен-Максимен-ла-Сент-Бом. Как заведено в случае таких масштабных проектов, был составлен devis, расчет, с указанием размеров и иных характеристик нового органа. Иснар принялся за работу, однако озирая простор нефов базилики, пришел к выводу, что орган, который он взялся строить, для данного помещения маловат. И он увеличил свое детище. И еще раз увеличил. Это заняло два года, и когда он завершил работу, орган получился вдвое больше задуманного. Высота его вместо четырех метров составила все восемь, добавилось сто двенадцать труб из специального сплава — некоторые весом в триста килограммов. Странно, что хроники не сохранили откликов заказчиков на повышение стоимости органа, явно немалое.

Шедевр Иснара, разумеется, гигант, но не самый большой среди органов Прованса. В церкви Сен-Венсан в Роквере (город между Аптом и Тулоном) сооружен современный орган высотой в четырнадцать метров. Другие тяжеловесы находится в соборе Ла-Мажор в Марселе, в церквях Сен-Мартен в Сен-Реми, Сен-Симфорьен-ле-Карм в Авиньоне, Сен-Сезар в Арле. Большинство городов Прованса с богатым событиями прошлым обзавелись своими органами, и каждый год проводится несколько органных фестивалей. Для желающих совместить культуру с гастрономией — прекрасная французская привычка — организован «маршрут органов» Обань — Аллош. Между экскурсиями по церквям и органам устраивается перерыв для repas gastronomique, гастрономического приема пищи, а в Аллоше перед вечерним концертом предусмотрена дегустация напитков.

Oustau

Усто

Это провансальское слово означает семейный фермерский дом с усадьбой. Поскольку слово это вызывает представления о домашнем уюте, милой старине, сельской идиллии, его активно используют в названиях своих заведений владельцы гостиниц и ресторанов, дабы заверить клиентов, что их здесь обеспечат всем упомянутым. Несомненный чемпион Прованса — великолепное заведение в Ле-Бо под названием «Усто де Боманьер». Я бы не сказал, что так выглядит дом мелкого фермера. Тринадцать номеров повышенной комфортности, шеф-повар с двумя мишленовскими звездами, прекрасная терраса с видом на Альпий и небольшая армия вышколенной прислуги, готовой мгновенно насытить вас трюфельными равиолями и лангустинами. Добро пожаловать!

P

Papes d’Avignon

Авиньонские папы

Интриги, шантаж, вымогательство, организованная преступность — звучит, как будто мы обратились к «Крестному отцу», а не к одному из адресов высшей религиозной инстанции. История с географией папского престола началась в 1303 году. В Риме обстановка сложилась в высшей мере дискомфортная. Мятежи местного населения, нашествия иностранных армий, постоянная грызня между локальными и региональными бандами… Никто в Риме не мог чувствовать себя в безопасности, не исключая и князей церкви.

Ситуацией воспользовался Филипп IV Красивый, король Франции. Не помышляя о справедливости, всеми доступными средствами, особенно широко применяя подкуп, он добился избрания француза на папский престол. Новый папа взял себе имя Климент V и тут же принял приглашение Филиппа, позволившее ему избавиться от римских неприятностей, и перебрался в более спокойный Прованс. В 1305 году начался Авиньонский период папства. Длился он семьдесят три года, и в это время взгляды католического мира устремлялись к Провансу, а не к Риму, благословения и наставления католики ожидали из Авиньона. На этот период падает правление семи пап: после Климента V избрали Иоанна XXII, затем Бенедикта XII, Климента VI, Иннокентия VI, Урбана V и Григория XI. Из них ни один не был итальянцем. По не слишком удивительному совпадению все они французы.

По уровню коррупции авиньонские папы не уступали римским, а склонность к крупномасштабному строительству как будто почерпнули из фильмов об итальянской мафии. Возвести новый дворец, переплюнуть предшественника — веяние того времени. Началось с Иоанна XXII, перестроившего архиепископский дворец, дабы отразить величие нового владельца. Но Бенедикта XII этот дворец не устроил, он приказал соорудить новый, намного больше. Папа Климент VI не захотел отставать, воздвиг еще один. Интересно, что денег у него все же осталось достаточно, чтобы в 1348 году купить Авиньон у графини Прованской. Объем сделки составил восемьдесят тысяч флоринов.

Город тем временем, если верить Петрарке, превратился в «ристалище порока, клоаку всего мира». Можно, конечно, списать столь эмоциональную реакцию Петрарки на ревнивое недовольство итальянца, у которого французы украли папу и испортили нравы папской курии. Однако Петрарка вовсе не сгущал краски. Под крылышком его святейшества, почти всегда с его одобрения, а то и по его инициативе при папском дворе процветали разврат, проституция, насилие, шантаж, торговля индульгенциями и множество иных видов преступлений, каких нормальному человеку и вообразить невозможно. Собственно, в немалой степени этот расцвет преступности можно подогнать под официально провозглашенную политику терпимости и снисходительности. Возможно даже, верхи курии поначалу руководствовались самыми благородными намерениями, но, к сожалению, никаких ограничительных мер при провозглашении этой терпимости не предусмотрели. Обладая достаточными денежными суммами, любой мерзавец мог найти убежище в Авиньоне, лишь плати! Не только иудеи и еретики избегали преследований, но и жулье всех мастей, шарлатаны, воры, убийцы спасались в Провансе от судебного преследования. Французская юстиция не отваживалась даже дыхнуть в их сторону. Таким образом город превратился у прибежище самой нежелательной публики, что и подвигнуло Петрарку на его филиппику. Правящий папа ограждал себя от тлетворного дыхания улицы толстыми стенами дворцов, старого и нового, переживших войны и революции, внушительно и мрачновато торчащих в центре Авиньона по сей день.