Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917–1928 - Измозик Владлен Семенович

Но основной задачей комсомола в сфере политического контроля было, как выше сформулировала Н. А. Володина, формирование всеми возможными способами общественного мнения, т. е. воздействие на массовое сознание. Поэтому комсомольские организации стремились поставить под свой контроль все сферы жизни молодежи: духовную, трудовую, бытовую, включая семейную и досуг [443].

Таким образом, партийные, советские и военные органы собирали огромный материал о политических настроениях населения. Вместе с тем существовала проблема его анализа и использования. В. П. Ногин, выступавший с докладом от имени Ревизионной комиссии на XI съезде РКП(б), следующим образом характеризовал положение в области информационной работы:

Информационный подотдел <…> проделывает большую интересную и полезную работу. <…> Составляемыми ежедневно и ежемесячно сводками, которые впоследствии заносятся в книги, товарищи из учетно-распределительного отдела пользуются недостаточно. <…> Доходят ли результаты этой работы до наиболее ответственных товарищей из ЦК или Политбюро? Нет, не доходят даже до рядовых членов ЦК, работающих в Оргбюро, <…> за исключением, может быть, некоторой части товарищей секретарей [444].

То, что эта проблема реально существовала, подтверждает отчет Центральной ревизионной комиссии, сделанный через три года, на ХIV съезде ВКП(б). Выступавший от имени комиссии Д. И. Курский, оценивая работу Информационного отдела ЦК, заявил, что отдел «стремится действительно добиться того, чтобы его информация охватывала самым всесторонним образом партийную и советскую жизнь, которую он должен изучать, о которой он должен оповещать аппарат партии», но «еженедельные сводки, которые составляет Информационный отдел, — далеко не достаточно используются и по партийной и по советской линии». Между тем, по его словам, «взявши еженедельную информационную сводку, <…> можно всегда получить богатейший материал с мест, который освещает все положительные и отрицательные явления, скажем например, недовольство в рабочей среде, в деревне» [445].

Даже регулярная рассылка сводок и подборок писем партийному и советскому руководству страны не решала проблему в полной мере. Посылая, например, по пять писем из еженедельной почты редакции, руководители газет не пытались отобрать корреспонденции, действительно отражавшие реальный баланс существующих настроений, а руководствовались своими субъективными представлениями о значимости конкретных писем. Сводки партийных, советских и военных органов, а также составлявшиеся на их основе обзоры руководящих органов (Информотдела ЦК, секретариата ВЦИК, ПУРа), столь же неизбежно страдали субъективизмом.

Работники армейских политорганов, советских учреждений и партийных комитетов, независимо от их личностных качеств, в подавляющем своем большинстве стремились в своих отчетах показать положительные результаты своей деятельности. Это не значит, конечно, что они вообще игнорировали трудности, проявляющееся недовольство и другие негативные аспекты жизни на местах. Но все-таки их сообщения в целом отличались повышенным оптимизмом, стремлением в значительной мере объяснить «антисоветские настроения» происками враждебных сил, темнотой и несознательностью отдельных групп населения.

Так, в закрытом письме секретаря Череповецкого губкома за май 1923 года утверждалось, что «в массе рабочих и крестьян настроение, безусловно, в пользу Соввласти». Этот вывод доказывался «весьма энергичным и дружным протестом против подлых, ультимативных, вымогательных нот Англии и убийства тов. Воровского, выразившимся в принятии резолюций на митингах и демонстрациях во всех уездах губернии». Здесь даже нет попытки проанализировать, в какой мере участие в митингах и голосование за предложенные резолюции реально соответствуют личным убеждениям этих людей и в какой степени они обусловлены стремлением не раздражать властные органы и не осложнять себе повседневную жизнь.

Столь же оптимистично оценивало состояние советского аппарата закрытое письмо секретаря Псковского губкома Т. Д. Дмитриева за декабрь 1922 — первую половину февраля 1923 года, считавшего его «удовлетворительным», несмотря на «недочеты в отдельных органах аппарата» [446]. Это писалось в сентябре 1922 года в обстановке, когда в соседней Новгородской губернии «бюро губкома, в соответствии с директивами Севзапбюро, предложило ГОГПУ [губернскому управлению ОГПУ] ввести в пораженных бандитизмом местностях институт „ответчиков“», т. е. попросту заложников [447]. Организуя постоянную слежку и административное преследование сторонников партийной оппозиции, ПУР РККА в то же время доказывал, что цифры голосования в партийных коллективах «говорят о несомненной идеологической крепости армейской парторганизации» [448].

Таким образом, в 1921–1928 годах шел процесс расширения и укрепления структур коммунистической партии, занимавшихся сбором информации о политических настроениях населения. С мест достаточно регулярно в аппарат ЦК поступали разнообразные виды информационных материалов: отчеты, «закрытые политические письма» и т. д. Достаточно частыми становятся тематические доклады и обзоры о положении на местах. Информотдел ЦК, в свою очередь, готовил для политического руководства страны различные справки по важнейшим вопросам, связанным с политическими настроениями. Все эти материалы имели гриф «секретности» различной степени.

Под контролем партийных комитетов оказались все группы населения, в том числе и сами члены партии. Особенно возрастало внимание партийных структур к сбору такой информации в моменты реальных или мнимых, но казавшихся опасными руководству страны политических кризисов.

По-прежнему значительную роль в осуществлении политического контроля играли партийно-политические органы Вооруженных сил СССР. Сама система сбора информации здесь отличалась даже большей четкостью по сравнению с партийными комитетами. Информация советских органов играла подсобную роль, будучи часто нерегулярной и расплывчатой. Вместе с тем информация партийных комитетов страдала серьезными недостатками. Важнейшими среди них были отсутствие регулярных и конкретных сводок первичных парторганизаций, субъективизм в освещении реального положения, стремление показать политические настроения, особенно рабочих и крестьянских масс, с наиболее выгодной для руководства коммунистической партии стороны, отсутствие серьезного социологического исследования корреспонденции, поступавшей в редакции газет и журналов, в партийные и советские структуры. Все большее значение для руководства страны, для всего партийного аппарата приобретала информация, поставлявшаяся органами ВЧК — ОГПУ.

Глава 6

С ГРИФОМ «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»

Стремление руководства коммунистической партии в условиях экономического и политического кризиса начала 1921 года, перехода к НЭПу всячески развивать и совершенствовать слежку за населением собственной страны, не допуская никаких реальных уступок в политической жизни, обуславливало все большую роль в системе политического контроля тайной политической полиции. Формально «либеральная весна» коснулась и могущественной ВЧК. Она была преобразована 6 февраля 1922 года в Государственное политическое управление при НКВД РСФСР.

На местах вместо чрезвычайных комиссий создавались политические отделы в автономных республиках и областях при ЦИК и в губерниях — при губисполкомах. По новым законодательным актам (Уголовно-процессуальный кодекс и Положение о прокурорском надзоре 1922 года) ГПУ становилось органом, поднадзорным прокурору. В связи с образованием СССР 15 ноября 1923 года было учреждено Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ). Но само новое положение об ОГПУ уже означало формальное расширение его полномочий. Теперь ОГПУ подчинялось непосредственно Совету народных комиссаров. Тем самым даже формально ОГПУ выходило из‑под контроля НКВД.