Любовь нечаянно нагрянет (СИ) - А. Ярослава

— Привет! — звонко поздоровалась я, — А что у вас так тихо?

Девушка вздрогнула и схватилась за сердце.

— Рит, привет. Ты меня напугала. Сегодня у нас с утра проверка с налоговой нагрянула. Главбуха отправили домой корвалолом откапываться, а я вот, — она кивнула на стакан с водой, — Водичкой отпиваюсь.

Да что у них тут происходит, вообще?

— И как проверка? Проблемы?

— Еще какие, — вздохнула Катя, — Петрович заперся у себя и уже часа два как не подает признаков жизни. А самой идти страшно. Вдруг он того…

— Чего? — испуганно прижала руки к губам я.

— Уволит…

— Тебя-то с чего? — изумилась я.

— Я тетрадь прошляпила, — призналась она, — С черной бухгалтерией. Отвлеклась ненадолго, а стерва эта, невеста его бывшая, и подхватила. Иначе откуда она могла у налоговиков взяться. Гадина! Увижу — все лохмы повыдергиваю.

— У тебя есть отличный шанс накостылять ей, — с радостью сдала змею, — У входа столкнулись. Она к Шурику пробиться пытается.

— Да, как у нее только совести хватает сюда заявляться! — возмутилась Катька, а затем кровожадно усмехнулась и, подорвавшись с места, почти бегом поспешила в коридор.

Проводила взглядом Катю и с коротким выдохом подошла к двери, что вела в кабинет директора. Постояла так немного, гипнотизируя табличку с фамилией хозяина кабинета, и решительно толкнула дверь.

Зимнее солнце уже клонилось к закату и его последние яркие, золотые лучи, лениво рассекали пространство кабинета. Им компанию составлял лишь яркий прожектор настольной лампы. Кто-то поленился включить верхний свет, и большая часть кабинета утонула в подступающих сумерках.

Я уже бывала здесь раньше, когда убирала, и поэтому сейчас была несколько удивлена, увидев такой не характерный беспорядок. Громов — это человек «все по полочкам». У него даже одежда в шкафу разложена по цветовой гамме.

А тут такой разрыв шаблона — заваленный бумагами стол, валяющиеся на полу архивные папки и сам хозяин, сидящий на полу, в полу расстёгнутой рубашке. Левая рука, особенно ярко освещенная лампой, бессильно покоится на полусогнутом колене, а правая придерживает горло бутылки с каким-то спиртным.

— Я же просил…, – хриплый, с трудом узнаваемый голос оборвался на полуслове.

Громов тяжело вскинул голову и увидел меня, растерянную открывшейся картиной.

— Это я, — тихо выдохнула, беспокойно разглядывая его.

Он не отвечает, только молча и очень устало смотрит, хмурится, будто мой образ причиняет ему боль.

И я боюсь лишний раз двинуться под этим непонятным мне взглядом, почти не дышу и молю лишь о том, что бы не выгнал.

— Можно я войду? — почти шепчу, словно боюсь разбудить спящего дракона.

— Проходи.

Никогда я еще не видела Шурика в таком состоянии. Он казался не просто уставшим, а выгоревшим дотла. Его потухший взгляд бесцельно бродил по стене напротив, а рука напряглась, поднося бутылку ко рту.

Всегда энергичный, все знающий, уверенный и своей состоятельности мужчина казался сейчас таким…уязвимым, надломленным.

Какая же ты дура Ритка! У мужика проблемы, а тут ты еще со своими детсадовскими выходками.

— Ты же не пьешь, — осторожно присаживаюсь рядом, стараясь поймать его блуждающий взгляд.

— Против генов не попрешь. Отвратительно зрелище. Правда? — усмехается он, — Ты прости, но я сейчас не в самой лучшей форме для…для разговора. Тебе лучше уйти.

— Гонишь?

— Нет, — качает головой, — Просто, сейчас я сам себе кажусь мерзким.

Он говорит тихо, а, кажется, кричит. Этот сильный благородный мужчина, который никогда ни у кого не просил поддержки и помощи.

Осторожно забираю у него их рук бутылку, ставлю ее стол, возвращаюсь на место подле его плеча.

Нестерпимо хочет обнять его, провести рукой по всклокоченном прядям волос, но я сдерживаю этот порыв, боясь, что он примет его за жалость.

— Расскажешь, что случилось?

Он поворачивает ко мне голову. Наши глаза сейчас так близко, от него несет дорогим спиртным. Если бы это был кто-то другой, я бы скривилась от отвращения, но его близость всегда приятна, желанна.

Взгляд Громова тяжелый и обреченный. Он поднимает руку, проводит ею по моей щеке, едва касается плеча.

— Ты случилась, в моей жизни.

— Это…плохо?

Он не отвечает, продолжая буравить меня остротой своего взгляда, пока, наконец, не произносит:

— Зачем ты пришла, рыжуль?

Я заготовила с десяток фраз, мысленно повторила их про себя по пятьдесят раз, но сейчас они все вылетели из головы, язык, словно деревянный отказывался сотворить что-то вразумительное.

Скользнула рукой по его щеке, чуть царапаясь за отросшую за день щетину.

— Я…

Слова «люблю», «нуждаюсь» или «не могу без тебя», кажутся мне фальшивой банальностью в этот момент.

Привстаю на колени, чтобы стать чуть повыше — на одном уровне с мужчиной, смотрю ему в глаза и целую. Так как он научил, без оглядки на скромность, мораль и собственное стеснение, вкладывая те чувства, что теснят мою грудь. Всего долю секунду он кажется растерянным, а после перехватывает инициативу, прикасаясь так как никогда раньше — глубоко, сильно, порывисто, словно хочет задушить меня.

— Я разобью морду твоему придурку-дружку, — зловеще сверкая глазами, выдыхает Шурик, — Какого хрена, я удостоился чести лицезреть этот концерт?

— Как ты догадался?

— Главное — ты здесь. Остальное легко домыслить, выстроив простейшую логическую цепочку, особенно знаю твою поразительную наивность. Я пьян, но не тупой.

Упрек в голосе мужчины, неприятно резанул по самолюбию.

— Вообще-то, хочу тебе напомнить, что это не я скрывала «невесту» или кем там тебе приходится эта змея силиконовая.

— Рит, это мое прошлое, которое никак не хочет смириться с тем, что оно им стало.

— Ты сейчас говоришь прямо, как мой дружок-придурок. Словно, тебя, кто арканом держит.

— Не держит, — уверенно парирует Громов, — И от этого еще больше бесится. Моя вина есть. В том, что не предусмотрел Аськину мстительность, не забрал у нее ключи от собственного дома, не был с тобой до конца откровенен.

Он подхватил мои ледяные от волнения ладони и, согревая их свои дыханием спросил:

— Ты простишь меня за это?

Слово «конечно» уже готово было сорваться с моих губ, как картина за окном прямо поверх плеча Громова, неожиданно привлекла внимание всей трагичностью.

— Рит? — забеспокоился мужчина, оборачиваясь, чтобы проследить за моим взглядом.

— Шурик, — произнесла я, севшим от жалости голосом, — Я прощу тебе все что угодно. Только если ты спасешь котика.

За окном на большом высоком тополе сидел отощавший кот, а напротив него на той же ветке пристроилась здоровая ворона. Она методично клевала бедолагу, пытаясь бросить, тот изворачивался, пригибаясь к ветке. Дерево шелестело, раскачивалось, под гнетом сильного ветра, а кот выглядел таким обессилевшим, словно вот-вот сорвется.

— Как его бедолагу угораздило туда забраться? — недоуменно поинтересовался у меня Громов, — Тут пятый этаж.

— Пожалуйста, — умоляюще вцепилась в мужчину я, — Он же погибнет.

Громов чертыхнулся, со вздохом поднялся на ноги, отряхнул брюки и набрал кого-то по телефону.

— Здорово, Палыч. У нас там на базе подъемник остался? Отлично! Давай ноги в зубы и шуруй сюда. Водителя с категорией нет? Так сам сядешь, тебе в первой что ли? В бане…А не прифигел ли ты Палыч. У нас тут кот на дереве дохнет, а он в бане! Шуруй давай!

Уже через пару минут мы в сопровождении охранников и Василича выбежали на улицу.

— Кот что ли? — прищурился сбэешиник, — Так он там уж третий день заседает. Девки из бухгалтерии даже хотели скинуться отделом, чтобы его сняли бедолагу. Но мы такую самодеятельность не одобрили — дороговато выходит. А животина дурная — что с нее проку?

— Изверги! — в сердцах прорычала, — Вас бы всех на Эверест закинуть — я бы на вас поглядела. Его собаки туда, скорее всего, загнали. Бедненький.