Конец "Зимней грозы" - Георгий Ключарев

— По комсомольскому призыву? — машинально переспросил Сыроежкин, оставив без взаимности активность Чижиковой, что немного ее огорчало. Ей давно не представлялась возможность отвести душу, тем более с располагавшим к этому человеком.

— То-то я смотрю, зелена вроде. Школу-то хоть закончила?

— Ага-а! Я…

— Ну добро! Здесь будешь, Чижикова, — оборвал излияния санинструктора Сыроежкин, все еще сидевший на подоконнике в своей немыслимой позе, — держи фонарик вот! — пошатнувшись, протянул он руку, не вставая. — Иди, иди сюда, не бойсь. Кольцо в полу вон видишь? Запрятали мы в подполе, что уцелело. Для большей сохранности. Разберись-ка там покудова, только не ройся. Так, общий порядок. Ясно? Я скоро! — добавил он вслед наклонившейся к люку Гале, поспешно завертывая в портянки свое богатство. Та, поднимавшая тяжелую крышку, как ему показалось, ничего особенного не заметила.

В погребе были свалены никелированные круглые коробки со стерильными бинтами и хирургическим инструментом, пара костылей, несколько шин и жгутов, да еще полупустая канистра с чем-то булькающим внутри.

Протерев полки и вытряхнув за дверь с помощью обнаруженного здесь же старого мешка собранный с них сор, Галя, аккуратно все расставила, в том числе и свои сумки. Закрыв крышку и сняв шинель, она натаскала в комнату снег и, подоткнув юбку, протерла мешком пол. Совсем умаявшись, девушка устроилась у стола в углу на табуретке. Поджидая военфельдшера, Галя понемногу грызла «железный» сухарь и, положив голову на локти, незаметно задремала. Разбудил ее гром бомбежки…

Едва только последняя фугаска, багряно блеснув в выси будто отполированными боками, душераздирающе отвизжав, трескуче грохнула взрывом где-то в исковерканных бомбами окопах, которые полукружиями опоясывали Верхне-Кумский, со стороны Аксая неожиданно совсем близко и сразу во многих местах в степи показались грузные, угловатые, приземистые силуэты. В первый момент не опомнившиеся после бомбежки люди приняли было танки за свои, вернувшиеся с Аксая, и этого мгновенного заблуждения оказалось достаточно, чтобы события развернулись необратимо. Серо-желтые машины, стремительно приближаясь, то пестрели появлявшимися и исчезавшими на ослепительно заблестевшем зеркале снегов длинными, прыгающими тенями, то скрывались за облаками снега, взвихренными гусеницами или пушечными выстрелами, сверкавшими частыми блицами. Окутанный многоцветной паутиной трасс танковых пулеметов, передний край обороны Отдельного стрелкового полка подполковника Диасамидзе кипел разрывами. Запоздало, перебивая друг друга, в разных местах недружно затявкали сорокапятки, раскатисто ударили 76-миллиметровые пушки полковой артиллерии, защелкали противотанковые ружья, но первые танки уже достигли линии окопов, благополучно преодолев минные поля, в которых немецкие саперы ночью сумели сделать для них проходы.

Растекаясь по окопам в стороны, танки пропустили вперед тяжелые бронетранспортеры. Грузно покачиваясь и кивая тупорылыми радиаторами, они заклокотали белым пламенем венчавших их крупнокалиберных пулеметов. Грубый, отрывистый стук временами перекрывал общее кипение звуков боя. Пока танки, накреняясь, утюжили окопы, вертелись на месте и вдруг, мертво замирая, чадно горели, бронетранспортеры прорвались в затопленный дымным варевом поселок. Из чрева их угловатых туш наземь тяжело спрыгивали гренадеры в низко надвинутых касках и, пестря светляками пламени гремевших «шмайсеров», мелькали меж стен в узких улочках поселка. Выскакивая повсюду и снова пропадая, они, понукаемые офицерами, стягивались к немногим очагам сопротивления.

Устремившись следом за Сыроежкиным из щели, Галя с внезапно подступившей к горлу дурнотной тошнотой обмерла перед лежащим на обугленной земле почти голым солдатом, чуть прикрытым дотлевающими, зловонно дымившими клочьями одежды. В глазах у нее все поплыло, но, боясь потерять военфельдшера из виду, Галя, собрав силы, не чувствуя ног, спотыкаясь, побежала вверх по улочке. В упор увидев впереди гренадеров, распластавших по ветру полы зеленых шинелей, она инстинктивно прижалась к какой-то стене. Отвлеченные офицерской шинелью высокого Сыроежкина, а может быть, просто пренебрегая девушкой, немцы позволили ей юркнуть за угол, во двор, где она притаилась за деревянным сарайчиком. Переведя дух, Галя снова метнулась на улочку, но там, тяжело топая короткими подкованными сапогами, снова вереницей бежали гренадеры. Как только последний скрылся, она, бегло оглянувшись, выскочила и кинулась вверх.

«Взы-ы-ывз!.. Тиу-тиу-чвик! Взж-ж!» — на все лады пел воздух. Короткие, упругие удары взрывов ручных гранат обрывали заливистый лай автоматов.

С детства Галя больше всего боялась мертвых и теперь, то и дело шарахаясь от трупов и обмирая, потеряв сбитую пулей ушанку, мотая в воздухе короткими светлыми косицами, она из последних сил превозмогала себя, чтобы бежать, бежать! Ноги заплетались, девушка шаталась; у поворота упала на колени, судорожно глотнула широко открытым ртом горячий воздух и вдруг увидела совсем близко, прямо перед собой полуоткрытую дверь знакомого домика; обдирая колени о шершавую мерзлую землю и не чувствуя боли, непонятно из каких уже сил поползла вперед, перевалилась через порог и потянулась к кольцу крышки погреба, белевшему на полу.

Железный звон, давящий вой и свист пикирующего «юнкерса», пронзенные пульсирующим, истошным рыданием сирены, стремительно взлетающим до грани слухового восприятия штыком пробили сознание. В него впечаталась зажатая сверкающими дисками ограненная полусфера штурманской кабины с парой черных точек голов пилотов. Плохо ориентируясь в своих действиях, Кочергин соскочил с танка и, выдергивая ноги из глубокого снега, побежал, размахивая пистолетом. В опустошенной груди застрял вдох, под ноги стремительно метнулись сухие стебли бурьяна, а он, как в дурном сне, казалось, прирос к месту, был бессилен выполнить властный приказ самому себе бежать к танкам, чтобы рассеять их по степи. Слюна забила глотку, железно-кислый привкус судорогой свел челюсти. Яростно сплюнув, Кочергин, распяливая рот навстречу хлещущей в лицо холодной струе, что-то кричал и ругался, когда, ошалело мотнув головой, задрал кверху лицо и круто остановился. Да, взрывов бомб не было! Гитлеровские асы отбомбились над Верхне-Кумским, возвращались на базу порожняком, без фугасок и не устояли перед соблазном имитировать бомбежку стягивающихся в ромб танков, чтобы разогнать их, навести панику.

Значит… Значит, им очень важно задержать танки в степи, не дать им вернуться в поселок! Что в Верхне-Кумском?

Широко расставив ноги, он без толку вертел головой, следя за праздно пикирующими самолетами, и беззвучно шевелил губами, кляня свою нелепую поспешность, оставившую его снова в одиночестве в голой степи. Уколола мысль, что танкист из него, видимо, так и не получился, иначе не забыл бы про рацию.

Снизу и сверху еще слышался барабанный перестук пулеметов, но карусель пикировщиков уже размашисто раскручивалась на курс к базе. Тут, мазнув тенью и оглушительно рыднув над головой невыключенной сиреной, близко показал черные кресты в белых угольниках на дымчато-серых крыльях «юнкерс», идущий как бы на посадку. Подняв каскады искристого снега и пробив в нем широкую траншею, самолет неподалеку замер, нагло задрав высокий стабилизатор с косой черной свастикой в желтом пятне. На снег тут же спрыгнули суетливые фигурки. Пилоты!

— А-аа-а! Достукались, мать вашу! — что есть силы бежал к сбитому «юнкерсу» Кочергин, ища глазами куда-то сгинувших летчиков.

Он подбежал уже близко и, опасаясь неожиданной пистолетной пули, пригнувшись, замедлил шаги, когда снег между ним и самолетом вскипел от множества разрывов. Мелькнула мысль, что огонь ведет стрелок-радист, оставшийся на борту, но пронзительный шипящий посвист над головой заставил посмотреть вверх. Сверкая плоскостями, в небе вертелись истребители прикрытия. Они вроде бы пытались отсечь ближайшие танки, повернувшие к самолету. В стылой сини суматошно стучали пушечные очереди. «Мессершмитты», рявкая моторами и мельтеша, мгновенно исчезавшими тенями заходили и заходили от солнца на цели. Там и тут брызгали огнем трескучие разрывы, малиновые трассы полосовали пространство, оставляя в зажмуренных глазах зеленые зигзаги. Уткнувшись в снег, Кочергин видел, как «восьмая» и две семидесятки, замедляя ход и рыская в стороны, подходили все ближе. Вылетая из люков башен, в зенит вонзались искорки пулеметных трасс. Воспользовавшись сумятицей, вызванной истребителями, гитлеровские летчики, очевидно, все дальше отползали от самолета, и эта беспокойная мысль заставила Кочергина вскочить, но он тут же снова бухнулся в снег. Очки при этом свалились, и их не сразу удалось нащупать окоченевшими руками в рыхлой льдистой постели.