Хаджибей (Книга 1. Падение Хаджибея и Книга 2. Утро Одессы) - Юрий Трусов

— Встань, — поморщился генерал-аншеф, но Селим не понял и поднялся на ноги только по знаку Кондрата.

   Красивое лицо ордынца, его смелый открытый взгляд понравились Гудовичу.

— На лазутчика никак не похож, — усмехнулся он. — Что ж, пожалуй, я возьму его к себе. Татары — люди услужливые, аккуратные. Что ты на это скажешь? — обратился он к Хурделице.

— Ваше сиятельство! — воскликнул Кондрат. — Ведь я обещал Селимке, что он со мной будет. Оставьте его при мне!

   Просьба Хурделицы привела в веселое настроение Гудовича, и он расхохотался.

— Ох, и потеха с тобой! Я вижу, что ты к басурману успел привязаться. Пусть по-твоему будет. Бери его в денщики. Только помни: за него — твоя голова в ответе.

   Хурделица, решив, что разговор закончен, хотел было уже выйти из шатра, но Иван Васильевич жестом руки остановил его.

— Надо спешить в Килию, чтобы к штурму поспеть. Ты дорогу туда знаешь — тебе повелеваю и вести нас. Понял? Так вот — даю тебе час на сон и еду. А экипировкой твоей да басурманом этим мой интендант займется. Уж очень-то вы оба одеждой поиздержались.

VII. НА ВЫРУЧКУ

Через час Хурделица в тщательно вычищенном и отглаженном, словно новом, мундире, побритый, в завитом напудренном парике выехал из лагеря во главе отряда разведчиков-гусар. Позади трусил на своем татарском коньке Селим.

   За ними из лагеря потянулись походные колонны пехоты и артиллерии, составлявших главное ядро арьергарда.

   Хурделица со своими конниками произвел глубокую разведку, но нигде не обнаружил следов неприятеля и доложил об этом Гудовичу.

— Видно, генерал-майор и кавалер Голенищев-Кутузов со своими егерями успели перерезать коммуникации между Килией и Измаилом. Татарская конница из крепости и носа высунуть не смеет! — весело промолвил Иван Васильевич, вспомнив донесение разведчиков.

   Путь на Килию был в самом деле свободен. По дороге, проложенной вдоль топких берегов и камышовых зарослей, с огромным трудом двигались тяжелые осадные пушки, дальнобойные шуваловские гаубицы-единороги. Орудия по самые лафеты проваливались в болотистый грунт. Тощие артиллерийские лошаденки порой не в силах были вытащить их из цепкой грязи, и только дружные усилия солдат помогали — грозная артиллерия то под забористую ругань, то под залихватскую песню медленно приближалась к турецкой крепости.

   Всю ночь длился каторжно трудный марш. Командирам не надо было подгонять людей. Измученные тяжелой работой и бессоннницей, солдаты и не помышляли об отдыхе. Лишь бы скорее прийти на помощь товарищам, которые начали штурм вражеской твердыни!

   Только утром колонне Гудовича удалось выйти на холм, откуда виднелась осажденная Килия. Ветер доносил грозный гул битвы.

VIII. СРАЖЕНИЕ ЗА РЕТРАНШЕМЕНТ

(Ретраншемент - вторичная преграда внутри земляных укреплений, дающая возможность войскам, отступая, удерживать за собой внутреннее пространство)

   Весь день 5 октября 1790 года Меллер-Закамельский с нетерпением ожидал прихода артиллерии и появления военной флотилии. Он мог бы еще на несколько часов отложить штурм — подождать прихода артиллерии Гудовича. Ведь приказ Потемкина «скорее достать Килию в руки» не был призывом к немедленному штурму. Тем более сам-то Потемкин всегда по месяцам топтался с войском около каждой вражеской крепости прежде, чем решиться на штурм. Командующий армией должен быть и решительным и осторожным. Таким был всегда Суворов. Но желание взять турецкую крепость без помощи Гудовича и де Рибаса пересилило в нем осторожность.

   И вот на другой день рано утром он появился перед выстроившимися войсками на огромном белом коне, одетый в полную парадную форму, при всех регалиях. Построив полки в боевой порядок, он отдал приказ штурмовать Килию.

   Турецкую крепость со стороны поля окружали пояса окопов и отдельное невысокое земляное укрепление — ретраншемент. Главный удар армии Меллер-Закамельский и нацелил на этот ретраншемент, направив туда свой любимый Херсонский полк.

   В белых волнах рассветного тумана, принесенного ветром с реки, гренадеры с примкнутыми к ружьям штыками, под барабанную дробь, двинулись в атаку.

   Турецкие пушки с крепостных стен и боевых кораблей, стоящих на Дунае, открыли сильный перекрестный огонь по наступающим херсонцам. Но гренадеры, смыкая редеющие шеренги, молча, без единого выстрела добрались до земляного укрепления и здесь стремительным штыковым ударом выбили неприятеля из ретраншемента. Турки бросились бежать. На плечах противника гренадеры ворвались в окопы. Завязалась рукопашная схватка.

   И здесь произошло то, что не предвидел командующий русской армией. Из обоих распахнувшихся ворот турецкой крепости, подобно потоку бурлящей реки, внезапно хлынули толпы вооруженных ятаганами янычар. В один миг орды турецких солдат окружили и смяли боевые порядки гренадеров. Разрозненные группы русских солдат, отстреливаясь на ходу от наседающих султанцев, стали беспорядочно отступать.

   Меллер-Закамельский, увидев, что янычары опрокинули херсонцев и всему нашему фронту угрожает прорыв, выхватил саблю и поскакал на своем белом коне в самый центр сражения. За ним, обгоняя его тяжеловесную привыкшую к медленному бегу лошадь, устремились солдаты и егеря лифляндского корпуса. Опередив командующего, они успели сомкнуть ряды и заслонить его от передней волны янычар. Встреченные ружейной пальбой, турки с воем отпрянули назад. Но тотчас нахлынула новая орда султанцев и отчаянным натиском прорвала русскую шеренгу.

   Первый плутонг (взвод) роты Херсонского полка был мгновенно вырублен янычарами. Меллер-Закамельский понял, что настал решительный миг схватки. Он пришпорил коня и, крикнув солдатам: «За мной, ребята!», ринулся на наседающих янычар. Встреченный градом пуль и ударами ятаганов, огромный белый конь главнокомандующего встал на дыбы, но тут же рухнул с перерезанным горлом на землю вместе со своим всадником.

   Горбоносый янычар с торжествующим воплем подскочил к распростертому на земле командующему и занес над ним ятаган. Но отточенное лезвие кривого клинка скользнуло по стальному стволу солдатского ружья: это вовремя подоспевший ефрейтор Иван Громов отпарировал удар ятагана своей фузеей. В следующий миг он обрушил приклад ружья на голову горбоносого турка, а штыком поддел другого наседающего янычара.

   Но наверное, плохо пришлось бы и самому Ивану Громову, и не помогли бы ефрейтору ни его богатырская сила, ни воинская выучка, если бы за его плечами не раздалось дружное русское «ура». То поручик Василии Зюзин со своим взводом бросился в контратаку.

   Яростный штыковой удар отбросил янычар, и они в беспорядке стали отступать.

IX. ПОМОЩЬ

Травушкин и еще несколько пехотинцев освободили из-под храпящей в смертельной агонии лошади главнокомандующего. Но генерал-аншеф не мог встать на ноги. Расшитый золотом мундир, украшенный алмазными и золотыми звездами, намок от крови. Травушкин перевязал ему рану и солдаты, сделав из ружей носилки, положили на них Меллер-Закамельского. Зюзин построил свои взвод в каре, и солдаты сомкнулись живой стеной над командующим.

   Янычары также успели перегруппироваться в боевую колонну и снова начали наступление. Они со всех сторон теснили русских, во что бы то ни стало стараясь разорвать их железный строй. Но горстка храбрецов, отстреливаясь и отбиваясь штыками, пробивалась к лагерю, унося раненого полководца.

   Положение русских полков продолжало оставаться опасным Турки стремились развить успех. Из Килии прибывали все новые и новые отряды янычар. Увлеченные фанатиками-дервишами и муллами, которые распевали стихи из корана, турки, не обращая внимания на ружейный огонь, вступили в рукопашную схватку и в нескольких местах потеснили наши колонны. Некоторые турецкие отряды пробились к самому лагерю. Русских солдат охватило смятение. Неотвратимую беду почувствовали многие ветераны. Даже Василии Зюзин, всегда улыбающийся и веселый, сейчас побледнел...

   В это время раздался внезапный гром пушечной пальбы, заглушивший все звуки сражения. Этот нарастающий грохот слышался со стороны русского лагеря. Зюзин оглянулся и увидел: всю степь заволокло густыми клубами черного порохового дыма, прорезанного языками пламени.

   «Гудович подошел с пушками. В самый раз», — мелькнула радостная мысль у Василия, и в его зеленоватых глазах снова вспыхнули веселые искорки.

   Зюзин не ошибся. Увидев отступление наших войск, Гудович приказал немедленно палить изо всех пушек по наступающим янычарам. И осадные орудия-единороги, и мортиры, стреляющие двухпудовыми ядрами, и полковые пушки развернулись с хода жерлами в сторону противника и открыли огонь. Картечь и ядра произвели страшное опустошение в рядах янычар. Немало полегло и русских воинов, попавших под обстрел своих же орудий. Первые залпы остановили турецкие орды, заставили их медленно податься назад а затем броситься в паническое беспорядочное бегство. Казаки и гусары начали преследовать и рубить бегущих, но Гудович остановил кавалеристов.