Обмен времени - Стасс Бабицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зиг, сосед по койке, немецкий солдат-дезертир. Он заступил в караул как раз в тот день, когда началась война. Наблюдал на экране гибель мира, слышал панические сообщения по секретной связи — генералы союзных и вражеских армий кричали, молились, рыдали. Не выдержал, сбежал… Теперь каждый месяц отбывает в прошлое на четверть часа. Выбирает один и тот же бар в Берлине 1924 года. Залпом выпивает рюмку шнапса и приглашает незнакомую фройляйн на медленный фокстрот, который наигрывает маленький оркестрик — кларнет, скрипка и пианино. Танцует Зиг неважнецки, иногда наступая своей нелепой ножищей на лаковые туфельки Гретхен или Труди, а может быть и вовсе Баси. Но это не важно. Он зарывается носом в белокурые локоны, жадно вдыхая ароматы духов, чувствует трепет изнеженного тела под тонким платьем, когда проводит рукой по спине или сжимает ладонь на талии. А в награду за столь явный интерес получает от барышни влажный поцелуй в плохо выбритую щеку. Почти всегда. И потом у него остается целая минута, чтобы выйти на улицу, прямо в мирную весну, купить мороженое у веселого торговца на углу, отсчитывая звенящие пфенниги. С этим белоснежным чудом и возвращается в реальность, но никогда не ест. Просто смотрит, как оно тает и жирные липкие капли стекают по рукам.
Или, к примеру, Хан. До войны он был актером, прямо скажем — средненьким. В рекламе снимался, каких-то телесериалах. Зомби играл, в боевиках мускулами тряс. Для многих теперь это был пустой звук. Да и раньше, в принципе, тоже. На шахты пришел одним из первых, ради мечты — раз в полгода улетать в золотой век Голливуда. Киф не знал, что это за страна такая, но понял, что там постоянно снимают кино. Актер попадает в массовку каких-то важных лично для него фильмов и возвращается счастливым. Охотно делится подробностями в столовой, в батискафе, в душевой, в спальном отсеке — уже отбой, всем охота на боковую, а его не заткнешь… Приходится терпеть. Все знают, что на следующее утро Хан снова замкнется в угрюмом молчании на полгода: лишнего слова не выжмешь. Будет сидеть и пялиться в афишу, которую захватил из прошлого.
Привезти оттуда что-то стоящее, — пистолет или золотое колечко, — невозможно. Вдруг отсутствие именно этого кольца в ювелирной лавке не позволит стеснительному молодому человеку сделать предложение вовремя, и не родится какая-нибудь Важная Историческая Личность. Или, что еще неприятнее, без оружия не погибнет другой Ключевой Персонаж. Любой предмет вплетен в ткань пространства-времени и способен повлиять на ход истории. Кроме мусора. Поэтому привозили путешественники сломанные безделушки, скоропортящуюся еду или оборванные уличные афиши.
— Кто это? — спросил Киф.
— Клеопатра, — старик уже замкнулся в своем внутреннем бункере, потому и цедил слова в час по чайной ложке.
Но если набраться терпения, за несколько дней такими темпами можно набрать целый стакан. Хан рассказал о царице Египта — который и до войны-то считался древним. Молодая, красивая и очень порочная: выбирала себе любовника на одну ночь, но чтобы после не хвастался в тавернах и кабаках, ну и не докучал алчными просьбами, травила их особым ядом. Выпил чашу — и в постельку, а на рассвете умрешь во сне, с улыбкой…
Вот оно! Киф понял — это то, что нужно. Только так можно избежать последующих мучений и терзаний. Корпорация заманивает их миражами, подсаживает как на наркотик. Все ради того, чтобы вернувшись, они с удвоенной силой вгрызались в пласты породы, наполняя закрома. А он разорвет этот круг. Чем возвращаться в постылую реальность, лучше умереть в прошлом, испытав прежде неземное блаженство. Здесь его ничто не держит, какой смысл цепляться за серый мир?!
Киф влюбился. Не в вульгарную брюнетку с афиши. Не в королеву древних песков, которую скудное его воображение не могло даже представить. Влюбился в мечту. Не отказался от нее даже когда узнал сколько еще придется откалывать эребус ради столь далекого прыжка.
— Три тысячи долбанных дней в шахте обменять… На одну ночь, — удивился бригадир, окончив расчеты. — Ты в своем уме? Почти десять лет жизни…
— Разве тут жизнь? — парировал Киф. — Настоящая жизнь начнется с Клеопатрой.
«С нею же и закончится», — добавил он про себя.
Мечта Кифа быстро переросла в навязчивую идею, такое рано или поздно происходило со всеми в Куполе. Подобная идея еще наполняет радостным предвкушением, но от нее всего один шаг до болезненной мании.
Такого он тоже навидался у Стены. Шахтер из второго отряда, — кажется, Джек, — горбатится, чтобы раз в год улетать на один вечер в Лондон 1888 года. Там режет горло первой встречной проститутке. Они ведь с точки зрения истории такой же мусор, как и сломанные игрушки или обрывки афиш — режь, сколько хочешь, на будущем это никак не отразится… Дальше Потрошитель (так его прозвали лондонские газетчики) сидит в пабе, попивая темное пиво, пока не выдернут обратно в будущее. Таким вот образом завалил пятерых шлюх. А в промежутках между путешествиями всем и каждому рассказывает в подробностях, как смердят викторианские трущобы, и всего хуже несет от гулящей Энни и других продажных девок — поскольку те льют на себя какие-то дешевые духи, которые должны бы маскировать неприятные запахи, но на деле наоборот, только подчеркивает тошнотворную мерзость…
Настоящий маньяк, кто бы спорил. Вбил себе в голову, что должен очистить Лондон от всех этих вшей, ползающих среди его длинных и спутанных волос-улиц. Трудится как проклятый, но убивает каждый раз только по одной лахудре. Такими темпами и за десять жизней не управиться.
— Слушай, Джек, а правду говорят, что ты пробовал задержаться в прошлом? — спросил однажды Киф, когда они поднимались в батискафе.
— Да, — ответил тот.
— Получилось?
— Нет.
Каков, а? О своей маниакальной страсти готов часами рассказывать, наловчился крики и хрип жертв изображать, вполне натурально. А по делу слова не вытянешь. Но Киф сумел собрать правду по обрывкам фраз и полунамекам.
Доктора Корпорации делают укол каждому путешественнику во времени: вводят точно отмеренную дозу жидкого эребуса. Никто не знает, как они превращают камень в жижу, да и какая разница?! Главное, что это работает. Под воздействием излучения машины времени, эта суспензия медленно растворяется в крови и как только последняя капля исчезнет — все. Человека выбрасывает обратно в настоящее. В то
