Разборки в Японском море - Михаил Серегин

Завтракали молча. Даже пришедший боцман, постоянно отпускающий скабрезные шуточки и разговаривающий на специфическом морском языке, только изредка поглаживал лысину да дымил своей неизменной сигарой. Рок, сидя во главе длинного стола, напротив Череватенко, быстро проглотил завтрак и собирался покинуть кают-компанию, но боцман остановил его.

– Погоди, кэп, морского ежа мне за пазуху, – негромко, но внятно произнес он, – команда желает с тобой говорить.

Поднявшийся уже было Рокотов снова опустился на свое место.

– Ну, – помолчав немного, упер он в боцмана пронзительный взгляд, – в чем дело?

– Дело в том, капитан, – боцман с трудом выдержал его взгляд, но все же выдержал, – что мы бы хотели тебя кое о чем спросить.

В кают-компании повисло напряженное молчание. Даже кок, который сел за стол позже других, положив ложку, добродушно глядел на капитана.

– Если вы про «дурь», которую я выбросил за борт, – Рокотов понял, о чем должна пойти речь, – то я не хочу обсуждать этот вопрос. Я здесь командир, и мне решать, на чем мы будем делать деньги.

Он собрался встать, посчитав инцидент исчерпанным, но боцман снова остановил его.

– Командир, конечно, ты, сто морских чертей и каракатицу мне в дышло, – повысил он голос, – но ребята правы, когда говорят, что рискуют своими жизнями неизвестно за что. Каждый из нас понимает, – он бросил короткие взгляды направо и налево, словно ища поддержки, – почему мы оказались в одной команде. Все мы принимаем условия игры. Все мы здесь вне закона, искатели удачи, приключений и воздуха свободы, но все мы хотим знать, и мы имеем на это право, почему ты так поступил с товаром, ради которого все рисковали своими жизнями, хоть и грош им цена в базарный день? Не хочешь же ты сказать, что мы должны подставляться под пули за здорово живешь. Даже сдав товар за полцены, мы могли бы существенно поправить свой бюджет. Я говорю не только о наших собственных карманах, ты знаешь, что топлива осталось от силы на двое суток похода. Наша посудина жрет за час сотню литров солярки, за которую теперь придется платить по полной программе, потому что у военных моряков у самих ее не хватает. Нам не мешает и пополнить запасы продовольствия. Так что хотелось от тебя что-то услышать по этому поводу. Я правильно говорю? – Боцман окинул взглядом помещение кают-компании.

– Да. Правильно. Точно, – со всех сторон послышались одобрительные возгласы.

Череватенко сунул в рот сигару, покрутил ее вокруг своей оси и, пуская клубы дыма, тяжело опустился на стул.

– Ладно, – Рокотов поднялся и, плотно сжав рот, обвел глазами всех присутствующих, – если вы так настаиваете, я скажу. – Он сделал глубокий вдох, откинул назад волосы и немного помолчал. – Я никогда не буду делать деньги на наркотиках и не потерплю их на борту. Это всем ясно?

– Ясно-то ясно, капитан, – ответил за всех Дед – русоволосый бородач Гена Кирильчик, исполнявший обязанности главного механика, – только вот, может, ты нам объяснишь, какого хрена мы этого краболова целую неделю пасли? Только для того, чтобы ты эту «дурь», из-за которой столько людей погибло, за борт выкинул?

– Из-за этой «дури» народу гибнет больше, чем на войне, – упрямо отрезал Рокотов.

– Я не спорю, – Дед пожал плечами, – только мы-то здесь при чем? Мы же не отдел по борьбе с наркотиками. Нам за это деньги не платят.

– Если кому-то не нравится, как я командую кораблем, – Сергей злобно сверкнул глазами, глядя исподлобья в какую-то точку за спиной боцмана, – могут катиться отсюда хоть сейчас к чертовой матери. Еще вопросы есть?

– Ладно, кэп, не горячись, – Палермо, теребя себя за кончик носа, примирительно улыбнулся со своего места, – мы просто хотели узнать…

– Теперь вы узнали, – Рокотов сбавил обороты, – и давайте больше эту тему не поднимать. Думаю, сегодня мы можем позволить себе немного расслабиться. Ким, – он посмотрел на кока, – у тебя найдется в кандейке что-нибудь покрепче пива?

– Конечно, капитан, – круглое лицо корейца расплылось в улыбке.

– Тогда тащи, – махнул Рокотов рукой, – нужно обмыть удачно проведенную операцию.

Команда повеселела в предвкушении выпивки, но у некоторых членов этой пестрой компании все же остался в душе неприятный осадок. Кок с Шуриком вышли и вскоре вернулись, неся в руках бутылки с ромом, виски и медицинским спиртом.

Глава 2

Войдя в привычный полумрак специальной каюты, где его ждала ненасытная Агды, лежащая на застеленной оленьей шкурой низкой кушетке, Луганов-младший привычным, небрежным и даже каким-то дикарским жестом повесил свой пиджак от Гуччи на оленьи рога, служившие вешалкой, и потянул за узел галстука. Агды смотрела на него своими черными глазами, маслянисто-блестящими, бесстыдными и вопрошающими. Сегодня она была хороша как никогда. На ней был камуфляжный жилет с накладными карманами, черная кожаная мини-юбка и унты на босу ногу. Рядом покоилась ее знаменитая плетка. Здесь, в царстве восточного шика, который изо всех сил старалась имитировать Валентина, хозяйка заведения, этот слегка осовремененный чум выглядел более чем экстравагантно. Да и сама Агды, родом из Эгвекинота, могла бы смело пройтись по парижскому подиуму, если бы не была, конечно, такой тяжелой и кривоногой. Ее полное скуластое лицо, которому пристальный взгляд и томно приподнятый подбородок придавали напряженно-хищное выражение, своим жирным блеском затмевало единственный светильник, чье мягкое мерцание рождало на укрывших пол оленьих шкурах озерца жидкого золота.

Луганов с животной жадностью втянул ноздрями знакомый возбуждающий запах. Агды, как обычно, натерлась тюленьим жиром, и его слегка тошнотворный рыбий аромат будил в Игоре плотскую страсть, в которой смешались сыновняя любовь, страх и отвращение.

Он быстро разделся.

– Давай расслабимся, – Агды поманила Луганова к себе. Он покорно подошел и опустился рядом с миниатюрным столиком. На его гладкой черной поверхности лежал глянцевый порножурнал, а на нем – кучка белого порошка и лезвие.

Агды сыпанула щепоть кокаина себе на руку и, взяв лезвие, ловко сделала дорожку. Луганов нагнулся к ее запястью и втянул в себя белую волшебную пыльцу. Потом настала очередь Агды. Она нюхнула два раза и, закатив глаза, откинулась на шкуру. Луганов испытал сперва легкое головокружение, затем почувствовал жар в области сердца. Вскоре жгучая поволока облекла его желудок, потом кишки, перед глазами заплясали разноцветные пятна.

Луганов лег у ног Агды, на расстеленной на полу шкуре. Это послужило Агды сигналом. Она пробудилась, взяла плетку, довольно легко поднялась, приблизилась к Луганову, встала над его бледным внимательным лицом. Он смотрел на нее снизу вверх, завороженный темной бездной, разверстой между ее кривых, но сильных ног. Она присела, еще шире раздвинув ноги. До него донеслось дыхание ее горячего лона.

– Мальчик мой пришел навестить свою Агды, – раздался ее хриплый голос с едва сдерживаемой плотской интонацией, – он поцелует свою Агды?

Она изловчилась и буквально уселась Луганову на лицо, едва не сделав шпагат. Между его губами и ее «райским садом», издававшим терпкий запах, напоминавший не то смрадное дыхание ламинарий, не то прокисшее молоко, осталась щелка шириною в фалинь. Жесткие вертлявые волоски защекотали его губы. Он лизнул языком этот жаркий кустарник и застонал. Тогда Агды, как Луганов ни удерживал ее своими цепкими руками, поднялась и легонько пнула его в бок меховым сапогом. Луганов дернулся, поймал ногу, снял сапог и, перевернувшись на живот, заскользил языком по потной ступне Агды. Потом его язык, точно змей, жадно вклинился меж пальцев, обсасывая каждый в отдельности. Но блаженство Игоря длилось недолго. Агды выдернула ногу и, зычно засмеявшись, лягнула его в пах. Луганов издал резкий вопль, который, казалось, расшевелил в Агды самые темные желания.

– Ты будешь моим псом, беложопым псом, – надсадно проревела она, – псом, наделавшим в мои унты. На!

Она швырнула ему в лицо снятый им в порыве страсти меховой сапог. Луганов быстро сел на шкуре и поймал его.

– Сри! – жестоко приказала Агды.

– Не могу, – жалобно посмотрел на нее Луганов.

– Тогда игры не получится, – с раздражением сказала Агды, – собирайся и уходи.

Опечаленная, она вернулась на кушетку. Испугавшись, Луганов подставил под задницу сапог Агды и стал изображать акт дефекации. Он морщился, заискивающе глядя на холодную Агды, выкатывал глаза, словно его настиг запор.

– Вот, насрал, – поднялся он и, демонстрируя мнимо загаженный сапог, подошел к Агды.

– Мало! – осекла его Агды.

Луганов продолжил спектакль с дефекацией. Наконец, удовлетворенная его «работой», Агды встала с кушетки. Она неторопливо, поглаживая свои короткие, обесцвеченные, черные на концах пряди, подошла к Луганову. Тот не мог сдержать дрожи предвкушения. Сладострастие и страх избороздили его лицо, он как будто состарился. Жалкий и трепещущий, стоял он перед усмехающейся Агды, которая все вытягивала и вытягивала в липкие дудочки свои разделенные на пряди, смазанные тюленьим жиром волосы. Ее голова, похожая на морского ежа, казалась неким бездушным объектом, узкие щелки глаз вытянулись в черточки. Луганов так и называл их про себя «бесовские черточки». Он видел, что Агды довольна. Оставаясь по-прежнему в одном сапоге, она сорвала с себя жилетку, освободив свой гигантский бюст, который вместе со складками на ее по-тюленьи растекающемся животе рисовался Луганову неким первобытным пейзажем, подверженным медленному тектоническому сдвигу. Она схватила сапог и, понюхав его, швырнула в угол, едва не угодив в стоявший на полу телевизор.