Маршал Жуков - Владимир Карпов

С некоторыми из них я встречался не только по службе, но и в неофициальной обстановке, где велись личные беседы, и в каждой тема войны была одной из главных.

Внимательно изучил я мемуары военачальников и художественные произведения писателей, посвященные войне. Побывал на полях многих сражений, в том числе и тех, в которых сам участвовал. Осмотрел места, где работал и бывал Жуков: в ставке, в Кремле, в кабинете Сталина и на даче его под Москвой, во дворцах, где проходили международные конференции, – в Ялте и в Цецилиенхофе в Потсдаме. Осмотрел залу, где была подписана капитуляция гитлеровской Германии, штабы наших союзников: ставку Черчилля в Лондоне; Эйзенхауэра и Монтгомери на побережье Ла-Манша; в Берлине и в Цоссене здания, где работали генеральный штаб и другие высокие военные инстанции фашистской Германии.

Авторы многих книг могут узнать в моем тексте «свои эпизоды», но я думаю, они меня правильно поймут и не посетуют на это, ведь работа, которую я взвалил на свои плечи, огромна: я не считал нужным прятать или маскировать факты, цифры, документы, а порой и сцены, взятые из книг других авторов. Я говорю об этом открыто. Ничего не присвоил, в каждом случае указываю, от кого мне это стало известно, где прочитал, кто рассказал. В своем труде я даю подробные сведения об авторах и книгах (вплоть до страниц), из которых заимствован текст. Даны сведения об архивных делах – точные их адреса, фонды, номера и страницы, где что взято. Но при публикации это доведено до минимума, так как, если приводить все эти библиографические и справочные сведения, книга, при множестве цитат, превратится и по объему, и по внешнему виду в нечто похожее на справочник. А это ведь художественное произведение!

Я повторяю, не корыстные и меркантильные помыслы двигали мной в этой работе, а желание собрать в единую картину все, что есть, и создать таким образом литературную мозаику. Я не претендую ни на роман, ни на эпопею и прошу судить о моей работе по законам жанра литературной мозаики, который если я и не изобрел, то, во всяком случае, стремился это сделать и считаю своевременным активизировать его в литературе.

Все компоненты мозаики объединены моими суждениями, объяснениями, комментариями, они-то и должны, по моему замыслу, связать все в единое целое. Не помню, кому принадлежит мысль, но мне она кажется правильной, я ее разделяю: комментарий – это уже мировоззрение. В связи с этим могут возникнуть у читателей опасения, что мои описания будут субъективными. Наверное, такое опасение закономерно. Но все же в самом начале хочу предупредить, что я старался избегать субъективности и быть в доступной мне степени объективным.

Допускаю, что у профессиональных историков чтение моей книги ничего, кроме раздражения, не вызовет, потому что они знают больше меня и вряд ли найдут в моем повествовании что-то для себя новое, а некоторые суждения мои, возможно, будут восприняты ими как ненаучные. Но книга эта в первую очередь рассчитана на самый широкий круг читателей, и особенно на молодежь.

Мне очень хочется дать читателям возможность самим познакомиться с документами, услышать голоса очевидцев. Потому что не каждый из вас имеет доступ, да и время на то, чтобы рыться в архивах, доставать необходимые книги в библиотеках, ну и конечно же не каждый может встречаться с теми, кто участвовал в сражениях и был близок к историческим личностям и простым людям, участникам событий, о которых пойдет разговор. Я надеюсь, кто-нибудь раскроет эту книгу, когда уже не будет ни меня, ни участников войны, живущих сегодня. Вот тогда ценность бесед и свидетельства очевидцев возрастут еще больше.

В моей мозаике описано далеко не все; события, личные поступки и качества людей рассмотрены мной преимущественно в военном аспекте: я писатель военный и стремлюсь не выходить за пределы моей компетентности. Возможно, есть в книге и огрехи. Мне бы очень хотелось получать от читателей замечания, поправки и особенно какие-то новые факты, эпизоды из жизни Георгия Константиновича, которые оказались мне неизвестны при работе над книгой. Все это я учту с благодарностью.

Часть первая

ЖИЗНЬ И СЛУЖБА ДО ВОЙНЫ

Начало ратного пути

Как это ни странно звучит сегодня, но будущий маршал, вступая в жизнь, даже не помышлял быть военным. И родители, назвав его при крещении Егорием, вовсе не думали о внесенном в святцы воине Георгии Победоносце.

Выстрел в Сараево 28 июня 1914 года, которым был убит наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц-Фердинанд и с которого принято считать начало Первой мировой войны, перевернул судьбы не только императоров, но и деревенского парня, каким был Егор Жуков.

Я начинаю свое повествование с того дня, когда Георгий впервые, еще не надев военной формы, столкнулся, как сказали бы сегодня, с военной проблемой.

Произошло это так. С началом боевых действий произошел всплеск патриотических чувств, особенно у молодежи, быстрее других поддающейся романтическим мечтаниям: война, мол, это подвиги, геройство, награды…

К этому времени Жуков семь лет проработал в скорняжной мастерской. Из мальчика-ученика он уже стал мастером, получал «целых десять рублей»! И как он сам вспоминает: «Хозяин доверял мне, видимо, убедившись в моей честности. Он часто посылал меня в банк получать по чекам или вносить деньги на его текущий счет. Ценил он меня и как безотказного работника и часто брал в свой магазин, где кроме скорняжной работы мне поручалась упаковка грузов и отправка их по товарным конторам.

Мне нравилась такая работа больше, чем в мастерской, где, кроме ругани между мастерами, не было слышно других разговоров. В магазине – дело другое…»

Нравилось! Глядишь, и вырос бы из Жукова не наш великий полководец, а купец или крупный коммерсант. Но вспыхнула война, взбудоражила юношей, захватила возможностью отличиться. Одним из таких был сверстник Георгия, 17-летний парнишка Александр Пилихин, он предложил бежать на фронт. Но более рассудительный Георгий решил посоветоваться с самым авторитетным для него человеком – мастером Федором Ивановичем. Тот сказал:

– Мне понятно желание Александра, у него отец богатый, ему есть из-за чего воевать. А тебе, дураку, за что воевать? Уж не за то ли, что твоя мать с голоду пухнет? Вернешься калекой, никому не будешь нужен.

Так старый мастер преподал первый урок социального мышления на военную тему будущему полководцу.

Жуков на фронт не убежал, и, следовательно, первое его соприкосновение с делами военными было не в пользу ратной карьеры. Коммерческое будущее пока взяло верх. А незадачливый друг его все-таки бежал на фронт, и через два месяца его привезли тяжело раненного.

Георгий надел военную форму по призыву, 7 августа 1915 года, в городе Малоярославце Калужской губернии. И тем сделал первый шаг к маршальскому жезлу, который, как известно, находится в вещевом мешке каждого солдата.

Я не буду подробно описывать его боевые дела на фронте, да и нет о них подробностей, напомню только, что за храбрость и умелые действия Жуков был произведен в унтер-офицеры и награжден двумя Георгиевскими крестами.

В одной из бесед, которые в конце жизни маршал вел с Константином Симоновым, он так подводит итог началу своей военной биографии:

«Я иногда задумываюсь над тем, почему именно так, а не иначе сложился мой жизненный путь на войне и вообще в жизни. В сущности, я мог бы оказаться в царское время в школе прапорщиков. Я окончил в Брюсовском, бывшем Газетном, переулке четырехклассное училище, которое по тем временам давало достаточный образовательный ценз для поступления в школу прапорщиков… Но мне этого не захотелось. Я не написал о своем образовании, сообщил только, что окончил два класса церковноприходской школы, и меня взяли в солдаты. Так, как я и хотел.

На мое решение повлияла поездка в родную деревню незадолго перед этим. Я встретил там, дома, двух прапорщиков из нашей деревни; до того плохих, неудачных, нескладных, что, глядя на них, мне было даже как-то неловко подумать, что вот я, девятнадцатилетний мальчишка, кончу школу прапорщиков и пойду командовать взводом и начальствовать над бывалыми солдатами, над бородачами и буду в их глазах таким же, как эти прапорщики, которых я видел у себя в деревне. Мне не хотелось этого, было неловко.

Я пошел солдатом. Потом кончил унтер-офицерскую школу – учебную команду. Эта команда, я бы сказал, была очень серьезным учебным заведением и готовила унтер-офицеров поосновательнее, чем ныне готовят наши полковые школы…

Роль унтер-офицера в царской армии была очень велика. По существу, на них лежало все обучение солдат, да и немалая тяжесть повседневного руководства солдатами, в том числе и руководство ими в бою. Среди царских офицеров были настоящие трудяги, такие, которые все умели делать сами и делали, не жалея на это ни сил, ни времени. Но большинство все-таки сваливали черновую работу на унтер-офицеров, полагались на них. И это определило положение унтер-офицеров в царской армии. Они были хорошо подготовлены, служили серьезно и представляли собой большую силу…