Судьбы Серапионов - Борис Фрезинский

Понед.<ельник>.

4–6 Лернер Ист.<ория> р.<усской> поэз.<ии>

6–8 Шилейко Ритмика

8–10 Лозинский Студ.<ия> по пер.<еводу>

Вторник

4–6 Шилейко — Мифология

6–8 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (раз.<бор> ст. <ихов>)

8–10 Чуковский Сем.<инар> по крит.<ике>

Среда

4–6 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (разб.<ор> ст.<ихов>)

6–8 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (разб.<ор> ст.<ихов>)

8–10 Чуковский Сем.<инар> по крит.<ике>

Четверг

4–6 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (разб.<ор> ст.<ихов>)

6–8 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (занятия с 2 гр.<уппой>)

8–10 Шилейко Ритмика

Пятн.<ица>

4–6 Шилейко Поэтика

6–8 Гумилев Теор.<ия> поэз.<ии> (занятия с 1 группой)

8–10 Чуковский[27]…

Перечень лекторов и темы их курсов впечатляют независимостью от того, что творится в стране, и кажущейся терпимостью к этому городской власти. Продолжалось так недолго: пока Горький был в Питере, но и тогда идеологически ортодоксальные чиновники высказывались о Студии резко. Обвинение было четким: вокруг Дома Искусств идет «централизация буржуазии»[28]. Чуковскому все время приходилось убеждать власти: они заблуждаются, имеет место какое-то недоразумение. Это стало настолько привычным, что даже в 1960-е годы, перечисляя в воспоминаниях самых запомнившихся тогдашних студистов, К. Чуковский, наряду с тремя будущими Серапионами, рефлекторно указал никому не известного Глазанова — «коммуниста, широкоплечего и рослого, в кожаной куртке, в сапогах до колен»[29]…

337 слушателей Студии были расписаны по семинарам и лекциям; будущие Серапионы посещали (не все и не всё одновременно):

— семинар Е. И. Замятина — Л. Лунц, И. Груздев, М. Слонимский, Н. Никитин, М. Зощенко, («Длинная, с колоннами, комната в Доме Искусств: студия. И тут они — вокруг зеленого стола: тишайший Зощенко; похожий на моего чудесного плюшевого Мишку — Лунц; и где-то за колонной — Слонимский; и Никитин — когда на него смотришь, кажется, что на его голове — невидимая бойкая велосипедная кэпка» — из воспоминаний Е. Замятина[30]);

— семинар Н. С. Гумилева — Е. Полонская, В. Познер и Н. Чуковский; семинар К. И. Чуковского — М. Зощенко, Е. Полонская, В. Познер, М. Слонимский, Л. Лунц, Н. Тихонов;

— семинар В. Б. Шкловского — Л. Лунц, Е. Полонская, М. Слонимский («Занимался в студии „Всемирной литературы“, читал о „Дон Кихоте“. Было пять-шесть учеников, ученицы носили черные перчатки, чтобы не были видны лопнувшие от мороза руки» — из «Сентиментального путешествия»[31]).

— семинар М. Л. Лозинского — Е. Полонская. Н. Чуковский вспоминает, что слушателями этого семинара были одни только дамы, не юные и поголовно влюбленные в своего руководителя[32]. Отметим среди учениц Лозинского ставшую известной переводчицей А. И. Оношкович-Яцыну; мы цитировали её подробные дневники (они относятся к 1919–1927 годам[33]). На занятиях студисты Лозинского переводили сонеты Эредиа[34].

Постепенно среди слушателей выявились люди литературно одаренные. К. И. Чуковский вспоминал (возможно, его слова относятся к концу не 1919-го, а 1920 года): «Среди студистов стали появляться такие, которые нисколько не интересовались мастерством перевода. Не переводить они жаждали, но создавать свои собственные литературные ценности… Студия мало-помалу стала превращаться в их клуб и, как теперь выражаются, в корне изменила свой профиль. Не столько затем, чтобы слушать чьи бы то ни было лекции, приходили они в нашу Студию, сколько затем, чтобы встречаться друг с другом, читать друг другу свои литературные опыты, делиться друг с другом своими пылкими мыслями о будущих путях литературы, в создании которой они страстно мечтали участвовать»[35]. Горький, практической работой со Студией не связанный, но делами её интересовавшийся, писал в 1924 году: «Вскоре обнаружилось, что среди учеников „Студии“ некоторые обладают несомненными литературными дарованиями… Руководители „Студии“ выделили этих людей в отдельную группу и занялись развитием их способностей»[36]. Видимо, он имел в виду тоже конец 1920 года, когда группа постепенно формировалась и на литературные её сборища уже приходили писатели…

Участникам группы было интересно общаться друг с другом; собираясь, они читали свои сочинения, а это уже становилось интересно и писателям (в частности, жившим в Доме Искусств).

Молодым, понятно, хотелось печататься, но в сезон 1920–21 годов печататься им было негде. Впрочем, эту трудность испытывали тогда и дореволюционные авторы. Кому-то (скорей всего, Горькому) удалось найти средства и, подготовив в конце 1920 года первый номер альманаха «Дом Искусств», в начале 1921-го его напечатать. Редколлегия альманаха — М. Горький, М. Добужинский, Евг. Замятин, Н. Радлов и К. Чуковский. Номер напоминал о забытых временах — вышел на хорошей, еще дореволюционной, бумаге, с иллюстрациями. А главное — литературный уровень альманаха был высочайший: проза А. Ремизова, Е. Замятина и М. Кузмина, статьи К. Чуковского («Ахматова и Маяковский»), Замятина (легендарная «Я боюсь»), речь Блока к актерам БДТ о «Короле Лире», стихи Ахматовой, Гумилева (лучшее у него — «Заблудившийся трамвай»), Мандельштама, Ходасевича, Кузмина. Обложку выполнил М. Добужинский; наряду с его работами были напечатаны виньетки Митрохина и Верейского, репродукции картин и рисунков Добужинского, Серебряковой, Чехонина, Кустодиева (выставку его полотен провели в Доме Искусств) и др. Мирискуснический стиль оформления альманаха, акмеистический тон поэзии — все это говорило читателям, что дореволюционная культура жива вопреки всему, что происходит в городе и стране.

Альманах этот, понятно, создавался не для молодых авторов, хотя в нем можно обнаружить статью М. Слонимского, и публикацию семинара Лозинского (коллективные переводы из Эредиа), и массу литературной хроники, подготовленной, кажется, Лунцем (напечатана без подписи)…

Спустя восемьдесят лет альманах «Дом Искусств» ни капельки не потускнел.

На одну фразу в информационной заметке о Студии Дома Искусств обратим особое внимание: «Учащиеся Студии устраивают каждую неделю литературные собрания, в которых, кроме студистов, участвуют писатели»[37].

Фактически, это было первое печатное сообщение о Серапионовых Братьях, хотя ко времени написания заметки группа еще не назвала себя; во втором номере альманаха (составлен летом 1921 года) её имя уже будет оглашено и с тех пор станет от группы неотделимым: Серапионовы Братья.