Папина автобиография - Павел Тельнин

Глава 18. Продажа старого и постройка нового дома

А уже квартиру-то мы продавали. Продавали и собирались в поселок Калинина. Ну, тогда поселка не было, а просто места, где люди могли строиться. Пустырь был, голое место. И выделили отдельные места. И нам выделили место. Как новостройки, что ли: строить себе должны. Это дом, квартира. Раньше ведь строили таким образом: надо строить – вот строй себе дом, городи там, делай, как хочешь, что хочешь, а не так, чтобы там квартиры какие-то выделяли, получали. Ну, может быть, кому-то и выделяли, но в то время было так, что сами строили, сами себе. Ну и мы тоже сами стали строить. Вот, они, значит, себе построили домик – ну дом какой-то, крышу сделали. В общем, что за лето сделали, осенью уже скашивали – там траву скашивали, затем эти всякие – собирали картошку и все прочее оформляли.

И мы на свежем месте, где вот раскопано было – картошка, на картофельном поле дом-то и постоял у нас. Построенный там был. На картофельном поле. И рядом ходили трактора. Я помню, вот шел, значит, (колесники трактора – не гусеничные, а колесники) колесный трактор, за собой тащил плуг. Там два—три лемеха, ну, сколько-то лемехов. Они, значит, землю вырывали и выкапывали картошку, а люди собирали ее. А мы, ну мне четыре года, а Владимиру два года примерно (примерно – так возраст такой был осенью). И я помню, что вот машины эти – плуг шел, выкапывал, а за ним летели вороны да там всякие птицы какие-то большие. И они, значит, плугом выковыривали землю, разрушали гнезда, в которых мыши летом жили. И они бежали, а эти летели, видели, что бегут, ловили их и там пожирали.

А —тракторист-то, значит, мужик большой который: «Иди мальчик, садись». Мне: «Садись со мной, и поехали». Посадил меня, значит, к себе в кабину, а она открытая такая – все это и, значит, руль. «На вот руль. Крути руль – все такое». Я взял его: ух, ты – и так и сяк – не мог никак – крепкий такой. А мужик ехал и запросто, значит, поворачивал. Какой, думаю, мужик сильный! Как это он руль этот крутит, и трактор этот самый поворачивает и все такое! Вот этот я момент запомнил: что он такой сильный и что он так это может.

А родители тут где-то около дома, и мы там какое-то время проехали – круг или два ли там, сколько он там ездил. Они же не то, что бог его знает, куда они кругами как-то ездят, тоже что-то там делают. И когда ехал – все это смотрел по бокам: как это сзади летали эти вороны, как они ловили этих – это интересно же, страшно интересно! Что ты! Тебя вот ребенка такого запусти, и ты бы поехал. В общем, мы какое-то время проехали, я знаю, что затем меня выпустили около дома тут, и я пошел домой. А спать – ночевать-то мы, видно, на место сюда в город приходили, а днем туда переходили. Вот это я помню, как строили. Затем, когда этот дом построили, ну как построили? Так построили, что можно ночевать там. Печку уже затопили, спать можно. Уснешь там, и все такое. Ну, было еще так это. Можно было: там кровати поставили, мы спали. Зимовали.

Как мы там зимовали первый год – я не помню. Я знаю, что мы там как-то зимовали, уже полностью освоились. Был дядя Ваня – это муж тети Поли, поляк по национальности. Вот он что-то такое говорил: что-то сладкое – значит «лехмусье». «Лехмусье». Вот это я помню. «Лехмусье» – сладкое что-то значит такое. Ну, а так он чисто по-русски говорил и все. А в армию его не брали, потому что он был, как бы не русский, иностранный гражданин. И не военнообязанный.

А мать оттуда уволилась, где кем-то она работала и на железную дорогу поступила. В багажную кассу. А первое-то время, когда вот мы жили, была «односторонка» улица. Вот наши дома только – крайние дома, – а мы были на северной стороне улицы. Была одна канава такая, а тут все открыто поле было, и эти самые почтальоны, которые носят почту, они по нашей стороне шли. После на той стороне стали строить дома. Анатолий, еще часть людей стали выстраивать дома. На той стороне улицы. На южной стороне улицы. Если вот так вот смотреть на нее, мы на северной стороне. Но она, освещенная солнцем, она как южная. А здесь, значит, середина была такая. Была. И вот под весну-то за зиму уже там начали строить дома. Начали строить. И уже как бы улица стала принимать свое такое, историческое что ли или какое положенное ей место. Что по обе стороны улицы дома, по ту сторону отдельные строения были уже. И Анатолий уже построил домишко маленький, а у нас уже были дома более-менее достроенные. Такие – первый год. Вот когда весна пошла первый год, начало топить нас, потому что стоки там, все перегорожено так было, захламлено. И стоков таких не было организовано, канав не было по ту сторону, и воде деться некуда, и она начала разливаться. Улицу заливала. Заливала улицу, нас заливала. Я помню, мы как-то проснулись рано утром, руку так на сторону – раз, раз и там вода. Через пол вода к нам поступала. В дом прямо вода заливала нас. И мы, значит, лежали. В воде лежали. Вода выступала и к нам. И мы, значит, так рукой могли в лужу прямо заляпаться вот таким образом.

Затем они там как-то организовали, все это заделали: как-то воду стали отводить, куда-то ручьи там всякие проводить, прокапывать, чтобы вода не заливала нас, и обеспечить нас, чтобы мы там внутри могли жить. И сделали таким образом, чтобы откопали, что все, вода куда-то мимо стала. Стоки сделали не только мы, но и соседи все сделали. Но мы жили не там, где ты помнишь, а мы жили где-то напротив Анатолия. Анатолий напротив нас на другой стороне жил. Мы сперва там жили. А затем, значит, уже там вода всегда заливала, дорогу всю переливала – весной там ни пройти, ни проехать – ничего не было возможно. На лошади только можно было проехать. И то, когда уже вода стечет.

Ну вот, «односторонка» была, а после «двухсторонка». Полностью нормальная улица стала. Нормальная улица – и мы там жили. Декабристов. Декабристов «штрассе». А там поселок Калинина, еще там такие улицы – уже другие были. Все эти организовались улицы. Это еще до войны было дело. Еще войны не было. А потом уже, когда началась-то она, мы уже там основательно жили.

Глава 19. Заселение нового дома

И уже… этих помнили, там уже я в школу пошел. В школу ходили на ту сторону железной дороги. Потому что там, где мы поселились, школы не было. Ни школ, ни зданий, ни садиков не было, ничего там не было. А садики были только по ту сторону железной дороги. И вот у нас первый детский сад – это один был дом высокий, угловой дом, в котором детский сад был. На втором этаже детский сад был. И вот, я ходил туда.

А Владимир был еще маленький, он еще дома сидел с тетей Полей, с дядей Ваней. А дядя Ваня работал, как бы… он тоже на железной дороге работал. Но кем он работал там – или грузчиком, или кем там. В общем, он тоже там работал. Но ни кассиром никаким, а… просто, я даже не знаю кем. Он болел, туберкулез легких у него был. Побаливал. Так себя неважно чувствовал дядя Ваня. Дядя Ваня, затем там была тетя Вера, Вера Ивановна Слепова и ее муж. Они приехали туда. Приехали и к нам в дом поселились. Тетя Вера, значит, она одну комнату занимала. Мы, значит, другую комнату. Как-то разделили квартиру пополам. В общем, жили так, что, тетя Вера жила (у нее родилась дочка), и ее муж. Он в армии был. Служил там. После армии, когда кончилась война, он работал этим… скотом занимался который.

Глава 20. Первая зимовка в новом доме

В общем, когда вот трактор останавливался, меня выпускали. Я, значит, к родителям бежал, а тут которые строили дом строители, потому что строили дом-то не мы лично, а какие-то строители. Они бревна складывали, а мы только тут смотрели, как они, что делали. Мы приезжали, меня привозили, Владимира привозили (по-моему), но они только не столько пользы, просто сколько мешались. Но факт тот, что мы приезжали туда, и я это дело помню, что вот мы там приезжали, что нас возили на тракторе, и что вот этих мышей выкапывал трактор, а они бежали, и вороны там всякие ловили их. И затем, уже когда дом сделали, мы в этом доме в первую же зиму ночевали – зимовали там. Зимовали.

«Односторонка» улица была – «односторонка». А зимой уже там приезжали строители на ту сторону. Это Анатольевы родители и затем там еще кто-то был. А вот снегом замело – мы на краю, когда были в поле (второй стороны еще не было) – вот нас с поля-то снегом и замело. И нашу ограду замело, и дом, вровень с крышей, и все это так не то, что вровень с крышей, а наклонно замело, и ниже дома туда так, что можно было там копать. Прямо прокапывать. Вот где окна – здесь можно было копать. И ниже туда дальше. Ходы можно было делать. Но мы конечно этого еще не делали: у нас и народу не было, да и возможности не было, чтобы такие раскопки делать. Но вообще-то уже было так это занесено, что можно было это выкапывать. А на санках мы с крыши катались. Прямо с крыши, с крыши, и где окна, через это дело проскакивали, и дальше катились. Там твердый снег, твердый такой был. Когда ветром укатывало его, он твердым становился, не проваливался.

И, как мы – дядя Ваня… дядя Ваня и еще там кто, короче говоря, мы воду возили. Где-то выкопали место, что санки выкатить можно было. Грузили бочку и туда – к железной дороге ехали. Там водокачка была. Водокачка. Водопровод такой. И вот там мы набирали. А мне и не под силу было ведро поднять. И взрослые только ведром накачивали в бочку воды и везли все. И, значит, дядя Ваня и остальные взрослые везли. И к нам везли. А там, значит, несколько кварталов надо было, квартала три. От водокачки до нашего дома. Довезти и поворачивать направо на Декабристов. И здесь вот мы и жили. А у нас там примерно пятый дом был. Примерно, так это.