Слово говорящего - Олег Котенко

* * *

Тэссай, занявший место Дзюбэя, смотрел гордо. Будто говорил взглядом: "Хватит, я наведу порядок!" И люди обращались к нему не иначе, как Тэссай-доно. Кагэро стоял так, чтобы все могли видеть его, освещенного пламенем костра. И уж в его лице и взгляде не было ни гордости, ни вообще чего бы то ни было. Только однажды по лицу Кагэро пробежала тень недовольства: когда люди боязливо раздвинулись в стороны. - По твоей вине оборвались жизни троих. Как ты думаешь, бакаяроо, твоя жизнь стоит тех трех? - Прошу прощения, Тэссай... - Кагэро замешкался. - Тэссай-сан, но по моей вине погибли только двое: враг и согрешившая с врагом. Не вижу в этом ничего страшного. А Дзюбэя вы сами убили. Правда, я не совсем понимаю, за что. - Если бы мы убивали друг друга за каждый имеющий хоть какую-то важность проступок, то, наверное, в деревне остались бы одни немощные старики! Кто ты? Пришел неизвестно откуда да еще со своими порядками! - Не я предложил наказать дочь Дзакуро, - пожал плечами Кагэро. - Но не так же! А ты подумал, что будет с нами? Ведь в той деревне тоже не дураки живут. Они ведь догадались, кто убил Дакуана, а если не догадались еще, то это случится в ближайшее время. Тэссай потер лоб. - Дакуан жил один? - неожиданно спросил он. - Ну, говори, один? - Нет, он жил с матерью. По кругу прошелся судорожный вдох. - И... она видела тебя? - Нет, - покачал головой Кагэро. - Ее я убил первой. Кто-то из женщин, стоящих за оградой, которой была обнесена площадка, сдавленно вскрикнул. - А что? - Кагэро обернулся. - Вы с готовностью расправились с вашим старейшиной, а меня порицаете? - Тэмаэ... - прошипели рядом и на спину Кагэро опустилась палка. Следом вскочили все, кто сидел вокруг костра, и у каждого в руках оказалась либо палка, либо дубинка. Тэссай что-то невнятно кричал, размахивал руками, но люди смешались в один сплошной шевелящийся ком. - Нет! Остановитесь! Хлипкая ограда рухнула и к костру выбежала молодая женщина со спутанными волосами и в не очень опрятной одежде. - Ацуко, - зашептали женщины. Ацуко бросилась к людям, но ее тут же отшвырнули в сторону. Может быть, нечаянно, но Ацуко ударили по руке и, видимо, сломали, потому что она побледнела, застонала и схватилась за плечо. - Довольно! - заорал Тэссай и глухие удары, перемежаемые всхлипами и гневными возгласами, прекратились. Мужчины разошлись в стороны. У костра остался лежать Кагэро. Кажется, у него было сломано почти все, что вообще можно сломать, только голова чудом уцелела. Правда, нос был перебит и свернут набок, а в разбитых губах белели костяные обломки. Ацуко кинулась к мужу, забыв о руке, упала на твердую глину. Мужчины ошалело смотрели на рыдающую женщину и чуть живого Кагэро. При каждом вздохе на его губах вздувались красные пузыри, в расплющенной груди что-то сипело и булькало. - Надо позвать врача, - сказал кто-то из женщин. - Какой врач! Не видишь, ему жить осталось минуты две. - Врача! - заверещала Ацуко. - Позовите! Врача! - Ну позовите для успокоения, - тихо сказал Тэссай. Лекарь сначала посмотрел на умирающего Кагэро, а потом обвел недоуменным взглядом людей. Тэссай пожал плечами и кивнул на рыдающую Ацуко. - Давно? - спросил врач, опускаясь на колени рядом с Кагэро. - Да не очень... - Странно, что он живой. Глядите, вы же все ему разбили! Что-то я такого раньше не видел в деревне. А? Он поднял голову и посмотрел на Тэссая. - Это такие твои новые порядки? - Потише, Сидзима-сан, не я велел бить его! Врач снова посмотрел на Кагэро. Тот все еще дышал. - Не знаю, - покачал он головой. - Не имею ни малейшего понятия, как можно вылечить его, но он до сих пор жив! Поразительно! Было бы кощунством погубить такую жизнь. Не знаю, что получится, но я попробую.

* * *

Месяц Кагэро лежал пластом и неизвестно, как держалась жизнь в искалеченном теле. "Хочет жить - вот и живет", - отвечал Сидзима на вопросы Ацуко, которая за этот месяц постарела лет на тридцать, почернела лицом и Сидзима уже испугался, как бы ему не пришлось возвращать к жизни еще и ее. Кое-как сраслись собранные по кусочкам Сидзимой кости. Сраслись вкривь и вкось. Ацуко со страхом смотрела на врача, а тот лишь разводил руками: "Хромой и косой будет, и кривобокий, но что я мог сделать? Хорошо, хоть вообще живой". Через три недели, когда Кагэро, наконец, пришел в себя, Ацуко упала в обморок. Сидзима покачал головой и сказал больному: - Почти все время рядом с тобой сидела. Не спит, не ест... Кагэро повел глазами, опустил взгляд на свою вдавленную грудь, неглубоко вздохнул и снова уснул. И вот, через месяц Кагэро смог двинуть рукой. - Больно? - спросил Сидзима. Тот лишь сморщился в ответ. - Ненавижу... - прохрипел и сжал зубы, чтобы не закашляться. - Ты это брось. Куда тебе. Не знаю, сможешь ли ходить нормально, а ты уже и вон что надумал... Больно? Тебе надо двигаться. Мало, но надо, иначе все там срастется и ты вообще разогнуться не сможешь. Кагэро не слушал. Он лежал, закрыв глаза и погрузившись в собственные мысли. Сидзима покачал головой по своему обыкновению и вышел из дома. Еще через две недели Кагэро сел. Подавившись стоном, но сел, и швы не разошлись, не открылись уродливые раны. Он порывался встать, но Сидзима не позволил. - Рано, - сказал он. - Лучше лежи пока и двигай потихоньку руками, ногами. И сам поворачивайся, только плавно, нерезко. Кагэро и впрямь оказался кривобоким. Левое плечо находилось гораздо ниже правого и оттого все туловище было искривлено, согнуто влево. Левая нога стала короче прежнего, правая кисть почти не двигалась, будто закостенела. - Так навсегда останется? - спросил он однажды у Сидзимы. - Боюсь, что да. Не знаю, есть ли на свете такой врач, который смог бы переломать все твои кости и срастить их заново. Разве что лечить тебя возьмутся сами боги. Настал день, когда покалеченный Кагэро встал на ноги. Он ожидал встретить боль, но ее не было. Правда, суставы работали нехотя, с хрустом. Кагэро подошел, опираясь на плечо Сидзимы, к окну и посмотрел на улицу. В деревне, может быть, уже и забыли о нем. Может, они вообще считают его мертвым. Но ему с этим телом жить! _И пусть они не валят вину на меня, я поступил правильно, я убил врага!_ - Отойди. Сидзима осторожно отошел в сторону, а Кагэро попытался выпрямиться. Спина его так и осталась выгнутой набок, отчего сам Кагэро стал ниже ростом, но во взгляде его скользил прежний холод. _ВСЕ, ЗАКОНЧИЛИСЬ ДНИ СТРАДАНИЙ, ГРЯДУТ ДНИ МЩЕНИЯ_.

* * *

То была лунная ночь, спокойная и тихая. Притаившаяся. Ждущая. Ацуко прижимала ладонь ко рту, чтобы не заголосить на всю деревню. Кагэро сидел на кровати и молчал. Сидзимы не было в доме, он ушел, чтобы принести сумку покрепче, новую одежду и обувь. Зажженная свеча мешала свету Луны заполнить собой комнату.

В теснинах гор Сквозь ворох кленовых листьев Проходит олень. Я слышу стонущий голос. До чего тогда осень грустна!