Горький хлеб (Часть 6) - Валерий Замыслов

Казы-Гирей снял с головы золотой китайский шлем, повернулся лицом к солнцу и, воскликнув - с нами аллах - жадно припал губами к чаше.

На горе раздались мощные ратные кличи багатуров.

Глава 63

НА ПОЛЕ БРАНИ

Близился час битвы.

Ратники, переминаясь с ноги на ногу, еще раз проверяли на себе доспехи, поправляли шеломы, натягивали кольчуги, панцири и тревожно поглядывали на гору.

Пушкари встали возле подвижного дощатого тына. У них все наготове чугунные ядра, мешочки с зельем, фитили.

Здесь же прохаживается знатный литейный мастер государева Пушечного двора - Андрей Чохов. Он в суконном кафтане, осанистый, кряжистый, русобородый. Зорко поглядывает на пушкарей и затинщиков26, дает скупые советы.

- Не посрамим матушку Русь, Андрей Иваныч. Не пропустим басурман в Москву, - заверяли знатного мастера пушкари...

- Ты бы поостерегся, Андрей Иваныч. Голова27 велел тебе во дворе оставаться. Татары метко стрелу пускают. Зашибут, чего доброго, - вымолвил старый, жилистый затинщик с опаленной рыжей бородой.

- Где как ни в ратном бою литейное дело проверять. Здесь мое место, Акимыч, - строго произнес Чохов и пошел дальше вдоль деревянного тына, мимо многопудовых громадных пушек.

Вместе с пушкарями приготовились к бою пешие стрельцы с ручными пищалями и самопалами.

- Татары иду-у-ут! - вдруг пронесся по Передовому полку зычный возглас.

С Воробьевых гор услышали русские воины дребезжанье рожков, гулкие удары боевых барабанов, пронзительный вой труб.

Московское войско зашевелилось. Вершники по приказу сотников взмахнули на коней, а пешие ратники построились в десятки и тесными сплоченными рядами, поблескивая шеломами и красными остроконечными щитами, панцирями и кольчугами, с волнением ожидали грозного врага.

Размахивая кривыми саблями, прижавшись к гривам низкорослых, но быстрых и резвых коней, с дикими воплями неслись на русское войско монгольские тумены.

Когда татары приблизились к дощатому городку, из бойниц укрепленного стана, с крепостных стен Данилова, Новоспасского и Симонова монастырей дружно ударили тяжелые пушки, пищали, единороги.

Ордынцы не ожидали столь громогласной огневой встречи. Многие ядра достали передние ряды конницы и внесли заметное замешательство среди джигитов. Улусники рассыпались по полю и повернули вспять к холму, отойдя на безопасные рубежи.

Казы-Гирей, встревоженный громом урусских пушек, спешно послал гонцов к темникам, приказывая им явиться к его шатру.

Когда начальники туменов появились перед разгневанным повелителем, Казы-Гирей, размахивая мечом, закричал:

- Презренные шакалы! Бог войны Сульдэ не любит, когда багатуры показывают неверным спины. Я даю вам еще один тумен. Идите на Урусов и разбейте город!

И теперь уже тридцать тысяч джигитов, издавая свирепые вопли, ринулись на русский стан. Сотники, темники и мурзы, увлекая за собой воинов, страшно визжали:

- И-ойе! И-ойе! Уррагх!28

И вновь дружным огнем встретили яростно напиравшего неприятеля русские пушки. Над песчаной равниной заклубились тучи пыли. Кони шарахались в стороны, ржали, поднимались на дыбы, выкидывая из седел всадников, которые погибали под копытами испуганных лошадей.

Но все же татары упорно неслись вперед. Приблизившись к дощатому городку, воины на полном скаку метали через тын копья, спускали тетиву, поражая меткими калеными стрелами ратников Передового полка.

Но тут ударили в гущу конницы две тысячи пеших стрельцов из пищалей и самопалов.

Монгольские тумены остановились, а затем, резко повернув коней, вновь понеслись назад, оставив на поле брани тысячи поверженных наземь трупов.

Русское воинство ликовало. Опытный воевода Федор Иванович Мстиславский, неторопливо поглаживал окладистую пушистую бороду, сказал степенно окружившим его князьям и боярам:

- Непривычно ордынцам под ядрами и пулями скакать. Лихо пушкари и пищальники басурман бьют...

- Нашим пушкам нет равных. Ливонцы и свейцы до сих пор помнят их силу. Андрейку Чехова и затинщиков следует наградить щедро за радение, - произнес князь Андрей Телятевский.

- До награды еще далеко. Монголы упрямы. Орда их несметна. Вначале надлежит бой выиграть, - посуровев, проговорил воевода, поглядывая из-под ладони на отступавших татар.

Узнав о больших потерях и поняв, что урусов смять нелегко, крымскому повелителю пришлось согласиться с доводами Сафы-Гирея.

- Выманите неверных из лагеря и перебейте, как паршивых собак, - отдал хан военачальникам свой новый приказ, недовольный ходом сражения.

Такого прежде не бывало. Тумены обычно в степных боях, яростно налетев на противника, опрокидывали его и начисто уничтожали стрелами, копьями и мечами. А здесь - стена, о которую споткнулись джигиты. Урусы надежно укрылись в своем боевом городке, укрепившись сотнями пушек и тысячами пищалей. Их ядра и картечь летят в конницу из стана и монастырей.

О, аллах! Помоги низвергнуть язычников!

Из каждого тумена темники выделили по сотне багатуров и направили их к русскому стану. Джигиты придвинулись к вражескому городку и остановились на безопасном расстоянии, выжидая урусов.

От татарской конницы отделился огромный, словно копна, воин в серебристой кольчуге. На резвом и сильном степном коне, покрытом защитным кожаным панцирем, он дерзко приблизился к боевому городку и поднял над головой хвостатое копье, вызывая уруса на поединок.

На ратном поле застыла тишина. Лишь слышались предсмертные стоны раненых и хрипы умирающих коней. Замолкли пушки, пищали, походные трубы, рожки, бубны и барабаны. По отважному багатуру не стреляли, не пускали из тугих луков стрелы. Таков закон ратного поля: одинокий воин, требующий боя, пользуется с незапамятных времен полным неприкосновением. Иначе бог покарает любого, кто посмеет нарушить издревле заведенный обычай.

Тысячи глаз устремились на могучего, закованного в броню всадника, горделиво застывшего с поднятым копьем. Сердца русских воинов наполнились гневом и неумолимо звали их на бой с иноверцем. Многие с надеждой поглядывали на воеводский, расшитый золотом голубой стяг, ожидая, кого же выберет князь Тимофей Трубецкой из своего Передового полка на схватку с татарином.

Но все знали - ордынцы выставили самого сильного и искусного воина, повергшего разящим мечом уже не один десяток ратоборцев. У кочевника тяжелая рука, верный наметанный глаз и свирепое сердце завоевателя, не ведавшее и тени страха.

Бой будет нелегок. Нужен славный витязь - стойкий, мужественный, чтобы не осрамиться, не уронить чести русского войска.

Это понимали ратники, об этом думали воеводы. К белому шелковому шатру князя Тимофея Трубецкого прибыл из Большого полка сам Федор Иванович Мстиславский. Глянув на князей и бояр в сверкающих дорогих ратных доспехах, молвил:

- Уж больно спесив басурманин - под Москвой гуляет. Не пора ли поганому и на свое место указать, бояре? Наши удальцы-молодцы в поле рвутся. Кого против злого нехристя выставим?

Вышел вперед князь Андрей Телятевский - статный, широкоплечий. Высказал твердо:

- С татарами у меня особые счеты, князь Федор. Вотчину мою когда-то испепелили, над сестрой надругались. Зол я на поганых. Отпусти меня с татарином биться...

- Спасибо тебе, княже. Воистину обрадовал. Не перевелись, знать, среди князей ратоборцы. Ведаю о твоих поединках по ливонским походам. Добрый воитель. Одначе на поле тебя не пущу. Твое место здесь. Ежели Тимофей Трубецкой голову в битве сложит - тебе в Передовом полку воеводой быть. Так с Борисом Федоровичем и великим государем порешили. Ты и родом своим высок и воин отменный, - проговорил Мстиславский.

Телятевский хотя и был польщен словами князя, но все же решением воеводы остался недоволен. Уж очень хотелось выйти в поле к ордынцу. Однако вслух промолвил:

- Волю государя не смею рушить, воевода. Спасибо за честь.

К боярам протолкался крупный большеголовый дворянин в шеломе и стальном панцире. Низко поклонился князю Мстиславскому и запальчиво заговорил, ударяя себя тяжелым кулаком в грудь:

- Мочи нет смотреть на похвальбу басурманскую. Дозвольте, бояре, мне с татарином поразмяться. Силушкой меня господь не обидел. Застоялся я тут в городке.

- Имя свое назови, молодец.

- Митрий Капуста - дворянин поместный. Выпускай, воевода, а не то сам пойду. Я поганого единым ударом наземь свалю.

К Федору Мстиславскому наклонился один из ближних челядинцев, сказал негромко:

- Сей дворянин навеселе, князь.

Воевода крякнул с досады. Дворянин - виду богатырского, чисто Илья Муромец. Такой бы не осрамился. Да жаль - зелена вина хватил.

Федор Иванович нахмурился, сказал строго:

- На татарина надлежит без хмеля ходить, братец. Здесь одной силы мало. Нужна сноровка и голова разумная. Так что посиди покуда, Митрий.