Бенони (пер. Ганзен) - Кнут Гамсун

— Нечего тутъ больше дѣлать. Уйдемъ отсюда ночью.

Они отчалили втихомолку, гребли и шли на парусахъ. Ночь была сырая, холодная; они держались береговъ. Забрезжило утро. Бенони уже собирался бросить руль и улечься съ горя спать, какъ вдругъ услыхалъ какой-то отдаленный шумъ съ моря. Онъ посмотрѣлъ внимательно на востокъ, посмотрѣлъ на темный западъ — никакихъ признаковъ бури. «Что же это за странное гудѣнье?» — подумалъ Бенони. Онъ остался на рулѣ и продолжалъ править вдоль берега, оставляя море въ сторонѣ. Разсвѣтало; день вставалъ туманный. Странный шумъ какъ будто приближался. Бенони вдругъ приподнялся и сталъ высматривать. Высмотрѣть, собственно, онъ немного высмотрѣлъ, но догадался теперь, по долетавшему издалека птичьему крику, что такое неслось имъ навстрѣчу. Въ ту же минуту онъ разбудилъ артель и велѣлъ приниматься за дѣло.

Съ моря шла сельдь.

Шумная масса китовъ, тысячеголосый крикъ птицъ гнали ее во фьордъ.

Лодки Бенони оказались слишкомъ въ сторонѣ, почти у самой суши, и, прежде, чѣмъ онъ успѣлъ добраться до середины фьорда, масса китовъ и птицъ пронеслась мимо. Море казалось бѣлымъ отъ китовыхъ фонтановъ и морскихъ птицъ.

— «Не надо бы намъ уходить съ мѣста», мрачно подумалъ Бенони.

Теперь ничего другого не оставалось, какъ, ловя вѣтеръ, плыть обратно въ глубину фьорда, чтобы захватить хоть остатки пира.

Совсѣмъ разсвѣло. Мимо съ шумомъ проплывали отдѣльные отставшіе киты. Но вдругъ Бенони увидалъ большую тучу птицъ, летѣвшую назадъ съ фьорда имъ навстрѣчу; сельдь повернула, описывая большую дугу, и киты продолжали ее гнать. Бенони находился у входа въ одну изъ бухтъ, когда что-то заставило сельдь разбиться на два косяка; поднялась кутерьма. Пожалуй, это запоздавшіе киты встрѣтили главный косякъ и врѣзались въ него. Сельди сверкали, какъ миріады звѣздъ, вокругъ лодокъ Бенони. Нечего было и думать выметывать неводъ при этой массѣ китовъ. Бенони просто задыхался отъ волненія. Вдругъ онъ замѣтилъ, что вся бухта словно кипитъ и надъ ней стоитъ бѣлая туча птицъ, — бухта была биткомъ набита сельдями! Бенони бросилъ нѣсколько отрывистыхъ приказаній и самъ съ быстротой молніи дѣйствовалъ то тутъ, то тамъ. Неводъ выбросили и перегородили имъ всю бухту, отъ одного берега до другого; сельдь выпирало на самую сушу. Тутъ большой неводъ сдѣлалъ свое.

Страшный шумъ, производимый китами и птицами, продолжалъ стоять надъ моремъ, указывая направленіе второго косяка сельдей.

Бенони былъ весь въ поту, и колѣни у него тряслись, когда онъ садился въ челнокъ. Онъ велѣлъ грести вдоль невода, чтобы посмотрѣть — хорошо ли онъ притоненъ и плотно ли запираетъ выходъ изъ бухты.

«А, пожалуй, все-таки хорошо, что мы ушли съ того мѣста», думалъ онъ.

Бенони послалъ двухъ людей къ Макку въ Сирилундъ съ письменнымъ сообщеніемъ о своей удачѣ. Онъ описалъ и качество улова, представлявшаго хорошую смѣсь, и глубину бухты, позволявшую не бояться дурного привкуса отъ дна. Въ общемъ онъ видѣлъ въ событіи какъ бы перстъ Божій: сельдь повернула въ самомъ фьордѣ, повалила и словно сама заперла себя прямо на его глазахъ… «Что касается величины улова, то не осмѣлюсь выставить число: Единый, ведущій счетъ звѣздамъ на небѣ, знаетъ его. Но оно весьма огромно. Съ почтеніемъ Бенони Гартвигсенъ, — собственное имя».

Маккъ и тутъ, какъ всегда, оказался для него добрымъ другомъ, разослалъ отъ себя нарочныхъ и на востокъ, и на западъ, чтобы добыть Бенони покупателей. И во фьордъ начали ежедневно приходить и парусныя суда, и пароходы, бросая якорь передъ тоней Бенони. Приходили и рыбачьи лодки изъ его родного селенія запастись наживкой для ловли трески у Лофотенскихъ острововъ. Съ этими покупателями Бенони не торговался, за ничто отмѣривалъ имъ рыбы, сколько нужно.

То-то жизнь закипѣла въ тихой бухтѣ! Появились торговцы, евреи съ часами, канатные плясуны и дѣвушки легкаго поведенія изъ городовъ; ярмарка да и только! На пустынныхъ берегахъ выросъ цѣлый городокъ изъ ларей, палатокъ и сараевъ. И у всѣхъ въ рукахъ поблескивали, словно сельдяная чешуя, монеты…

IV

Маккъ самъ заговорилъ съ Бенони весною:- Вотъ что я скажу тебѣ, любезный Гартвигсенъ: тебѣ надо бы жениться.

Бенони, услыхавъ это, съ униженнымъ видомъ отвѣтилъ:- Никто за меня не пойдетъ.

— Но тебѣ, разумѣется, надо жениться по своему званію и состоянію, а не на комъ попало, — невозмутимо продолжалъ Маккъ. — Я знаю одну барышню… Но не будемъ пока говорить объ этомъ. А скажи мнѣ, Гартвигсенъ, много ли ты потерпѣлъ убытку на своихъ дѣлахъ со мной?

— Убытку?

— Да, вѣдь согласись самъ, странно выходитъ: казалось бы, ты могъ скопить кое-что, но ты ничего не отдаешь мнѣ на сбереженіе.

— Не Богъ вѣсть сколько у меня и накоплено.

— Значитъ, ты держишь капиталъ въ сундукѣ? Диковинно. Твои предки отдавали деньги на сбереженіе моимъ, и тебѣ бы слѣдовало придти ко мнѣ. Я это ни къ чему другому не клоню, а говорю только, какъ у насъ сложился обычай.

Бенони не сразу отвѣтилъ:- Въ томъ-то и дѣло, что старики запугали меня.

— Вотъ какъ? Вѣрно, наговорили тебѣ про банкротства послѣ войны? Мой отецъ былъ крупный торговецъ, и онъ не былъ банкротомъ. Я тоже не изъ мелкихъ торговцевъ и тоже не банкротъ. Надѣюсь на Господа Бога!

— Я и то подумывалъпридти къ вамъ съ моими крохами, — сказалъ Бенони.

Маккъ опять повернулъ къ окну и задумался, по своему обыкновенію, стоя спиной къ Бенони. Потомъ заговорилъ:- Здѣшній народъ идетъ ко мнѣ, какъ къ отцу. Отдаютъ мнѣ на сбереженіе свои денежки, пока не понадобятся опять. И я выдаю имъ росписки за своей подписью: Сирилундъ, такого-то числа, Фердинандъ Маккъ. Потомъ, много-ли, мало-ли спустя, они приходятъ опять и спрашиваютъ свои деньги, — вотъ, дескать, росписки. Ладно, говорю, и отсчитываю денежки, — извольте получить! «Да тутъ больше», говорятъ они. А это проценты, отвѣчаю я.

— Да, проценты, — невольно повторилъ Бенони.

— Разумѣется, проценты. Я пускаю деньги въ оборотъ и наживаю, — продолжалъ Маккъ и повернулся отъ окна. — Что до тебя, Гартвигсенъ, — твоя сумма будетъ покрупнѣе, и тебѣ я выдалъ бы не простую росписку, а настоящее обязательство, закладную. Я это ни къ чему другому не клоню, а только такъ у меня заведено. Съ капиталистами нельзя обходиться, какъ съ мелюзгой. Имъ нужно обезпеченіе. Твоя сумма, вѣрно, не изъ такихъ! чтобы я могъ взять да выложить тебѣ ее изъ кармана, когда угодно; поэтому ты получишь закладную на усадьбу Сирилундъ со всѣми угодьями и на торговыя суда мои.

— Вы смѣетесь! — воскликнулъ Бенони, ошеломленный. Затѣмъ поспѣшилъ загладить свою неучтивость:- Я хочу сказать, что не слѣдъ вамъ говорить такъ. Это ужъ чистая несообразность.

Бенони съ дѣтства наслышался о богатствѣ Макка и великолѣпіи Сирилунда. Одно торговое дѣло Макка, его амбары и мельница, винный складъ, пароходная пристань, пекарня и кузница — стоили куда дороже всей мошны Бенони; а если еще прибавить къ этому усадьбу и землю со всѣми угодьями — птичьими островками, морошковыми болотами, площадками для сушки рыбы и, наконецъ, шкуну и двѣ яхты?!

Къ пущему замѣшательству Бенони, Маккъ мягко и снисходительно отвѣтилъ:- Я говорю только, что такъ у меня заведено. И ты могъ бы быть спокойнымъ за свой капиталъ. Но не будемъ больше говорить объ этомъ.

Бенони пробормоталъ: — Позвольте мнѣ немножко подумать. Не запугай меня такъ старики… Но ежели вы… За охотой дѣло не станетъ.

— Не будемъ больше говорить объ этомъ. Знаешь ты, о чемъ я думалъ сейчасъ у окна? О своей крестницѣ, фрёкенъ Розѣ Барфодъ. Она пришла мнѣ на умъ… Ты когда-нибудь думалъ о ней, Гартвигсенъ? Чудной народъ эта молодежь! Она уѣхала на югъ послѣ Рождества и хотѣла пробыть тамъ съ годъ, а теперь вдругъ вернулась. Какъ будто что ее потянуло назадъ. Ну прощай, Гартвигсенъ! Подумай, коли хочешь, насчетъ денегъ… А то — воля твоя…

И Бенони думалъ, да день за днемъ оттягивалъ сдѣлку съ Маккомъ. — «Время терпитъ», вѣрно, думалъ въ свою очередь Маккъ, этотъ скользкій угорь въ торговыхъ дѣлахъ; «пусть его соберется съ мыслями», видно, разсуждалъ онъ и не посылалъ за Бенони.

А Бенони былъ малый не промахъ, отлично понялъ намеки Макка на пасторскую Розу. Продумавъ нѣсколько дней и ночей, онъ таки и надумался обойти Макка, обдѣлать дѣльце самъ. Что-жъ, коли нѣтъ у него такихъ капиталовъ, какіе навязывалъ ему Маккъ; откуда бы они у него взялись? Хо-хо! Бенони не даромъ слылъ въ свое время ловкачомъ.

Онъ разодѣлся въ двѣ куртки и въ праздничную рубаху и пошелъ общественнымъ лѣсомъ черезъ кряжъ. Направился онъ прямехонько къ пасторскому двору, а самъ заранѣе высчиталъ, что пасторъ теперь въ отлучкѣ.

Онъ зашелъ на кухню и прикинулся, будто ему надо переправиться на ту сторону пролива — такъ нельзя-ли занять у пастора лодку?

— Пасторъ уѣхалъ, — отвѣтили дѣвушки.