Тринадцатый ученик Дьявола (СИ) - "Violetblackish"

— Брось, — прошептал Маркус, обнимая Арчи и настойчиво подталкивая его к парте. — Этот задохлик и сам споткнется и облажается. Он и так огребает через раз от Грохана. Уверяю тебя, именно он окажется последним в назначенный день и час.

— Ты совсем дурак, Маркус, раз не видишь очевидного, — почти простонал в губы Маркусу Арчи и послушно присел на парту, разводя бедра, между которыми тут же пристроился его раскрасневшийся от возбуждения партнер. — Этот Ноэль не так прост, как кажется на первый взгляд. Он может часами спать на уроках или задумывать очередную пакость, но у него с первого раза получается то, что мне приходится часами зубрить по ночам. Ненавижу его за это!

— Заткнись уже наконец, — шикнул на него Маркус, расстегнул ширинку на брюках Арчи, выпуская на свет длинный тонкий член, прошелся по всей длине и сжал в ладони. Арчи прикусил губу, глуша стон, и настороженно покосился на дверь.

— Ты уверен, что никто не войдет?

— Уверен, — голос Маркуса прозвучал глухо, потому что он уже опустился на колени и зарылся лицом в пах Арчи. Тот окончательно сдался и откинулся на парту спиной. Одной рукой он неловко задел серебряную чернильницу, над которой так усердно колдовал Ноэль всего пятнадцать минут назад. Крохотная крышечка слетела, и помещение потряс оглушительный хлопок. Густое облако отборных вестафских чернил окутало обоих учеников, окрашивая тела в ярко-синий цвет. Этого Ноэль выдержать уже был не в силах. Он бросился к выходу из классной комнаты мимо двух застывших в изумлении фигур, зажимая ладонями рот, но все же не в силах сдержать отчаянный гогот, который рвался наружу. Фурло черной молнией рванул за ним в распахнутую дверь, оставляя позади себя незадачливых любовников, и понесся за Ноэлем по длинному коридору, не разбирая пути, пока парень не остановился, хватаясь за бок. Фурло с размаху налетел на него сзади.

— Видел?! — провыл сквозь слезы Ноэль, тыкая пальцем в ту сторону, откуда они прибежали.

— Видел, — Фурло внимательно посмотрел на него. — Ты откуда заклятие невидимости знаешь?

— А я и не знаю… — растерялся Ноэль, — я просто очень сильно пожелал исчезнуть и…

— И исчез, — кивнула животина, мотнув длинными ушами.

— А тогда почему опять появился? — не понял Ноэль.

— Заклятие рассеивается, стоит тому, кто обратился невидимым, издать малейший звук, — любезно объяснил Фурло. — Грохан будет учить этому как раз на следующем занятии, но тебе это уже вроде как и не нужно, да?

Парень в ответ в недоумении хлопал глазами, пытаясь осмыслить услышанное.

— Что и требовалось доказать, — задумчиво пробубнил Фурло и, не прощаясь, потопал вглубь коридора, оставляя собеседника в глубокой задумчивости.

========== Глава Третья, в которой на Ноэля не действует сонный морок ==========

Остаток дня и всю ночь Ноэль провел в раздумьях. Вот уже шесть лет он учился у Грохана колдовству и многое узнал. Но к семнадцати годам в его душе прочно поселилось чувство, что чем больше он постигает, тем больше укрывается от его внимания. Да и сама атмосфера в школе заметно изменилась за последний год. Если в самом начале обучения одиннадцатилетние мальчишки были безалаберными и беззаботными шалопаями, то к выпускному классу неотвратимость расплаты за полученные знания наложила на них зловещий отпечаток, превратив бывших друзей в конкурентов. Ноэль в общей массе выделялся не только фактом странного поступления, но и умением попадать в нелепейшие ситуации на ровном месте и тем, что всегда был не к месту, не в лад и невпопад. А еще тем, что несмотря на то, что бо́льшую часть суток отрабатывал наложенные Гроханом наказания, половину материала знал наперед. Подобная чертовщина творилась с ним с самого рождения. Ноэль спокойно относился к тому, что стоило ему мысленно приказать брехливой шавке заткнуться, как наступала тишина, что сухая палка, воткнутая в саду ради смеха в землю, зацветает на следующий день, и что свежеиспеченная булка сама плывет к нему по воздуху под возмущенные вопли матушки Пибблс. Он воспринимал это как должное и скорее был удивлен тем фактом, что остальные люди не имеют подобных навыков и, самое неприятное, постоянно тыкают пальцем, называя его странным мальчиком. Колдовство было у него в крови и учиться не составляло труда, в отличие от остальных студентов. Но это никак не способствовало его популярности, отнюдь.

Ноэль глянул в темноту через проход между кроватями на единственного друга — полноватого и доброго Мориса Кавилля, сладко похрапывающего и причмокивающего губами так, словно его сны были наполнены душистыми яблочными пирогами с корицей. А впрочем, так, скорее всего, и было. С Морисом они с самого начала обучения сидели за одной партой, и про добродушного толстячка Ноэль знал почти все. Он с детства хорошо различал намерения окружающих, а недавно узнал, что в науке колдовства есть целый раздел магической психологии, позволяющей не только проникать в чужие мысли, но и внушать свои, и, самое главное, ставить блок на собственные помыслы — и тут Ноэль был приятно поражен, поняв, что у него такой блок стоит по умолчанию. А вот Мориса можно было читать с легкостью букваря с картинками. И понять, что в последний год друг стал сторониться его, видимо, всерьез задумавшись о том, кому предстоит оставить Грохану душу, не составило труда. Теперь еще Фурло непонятными намеками совсем лишил Ноэля сна. Нелепое существо определенно что-то знало.

Ноэль повозился в постели и крепко сомкнул веки, пытаясь вздремнуть хоть чуть-чуть до подъема. Но ничего не получалось, даже при том, что под потолком спальни висел простенький, но эффективный сонный морок, сотворять который было прямой обязанностью дежурного ученика-монитора, отвечающего за порядок. Однако сегодня морок творил не кто-нибудь, а Ронни Киррик, воспитанник сильный и плечистый, больше увлеченный боевыми видами магии, нежели тонкими заковыристыми заклинаниями. Парню, целыми днями метавшему огненные шары на заднем дворе, стоило немалых трудов сотворить что-то приличное из искрящейся пыли чужих радужных снов, внушительную банку которых выдавал дежурному Фурло каждый вечер. Ноэль однажды кокнул такую и проспал неделю кряду, по счастью не услышав, как орал Грохан, поскольку сонную пыль можно было купить исключительно у ночных подлянок-фури и стоила она баснословно дорого, ибо хорошие сны нынче большая редкость. Но у бедолаги Ронни Киррика даже из такого высококачественного материала не особо получалось. Его морок разве что не разваливался на глазах. Лучше, конечно, того раза, когда Арчибальд Петель подпустил в морок кошмары и всю ночь стены школы сотрясали крики учеников, которые и проснуться-то не могли, так и орали во сне, включая самого Арчибальда, заснувшего прежде, чем успел осознать, что кошмары предстоит ему видеть тоже. Но сегодня всем было наплевать на морок, мальчишки и так повалились к концу дня без задних ног, поэтому в помещении царило спокойствие и тишина. Кто-то похрапывал, кто-то неразборчиво бормотал. Если бы Ноэль не мучился сотней вопросов одновременно, он бы тоже спал. Но сон не шел, а корявое сонное заклинание Ронни было, как гоблину припарка бузины.

Ноэль снова открыл глаза и уставился на золотистую сферу сонного заклинания тяжелым взглядом. Как по команде в глубине и так призрачного, но все же святящегося шара что-то коротнуло, сфера замигала и, тихо хлопнув, осыпалась прямо на лежащего под ним и сладко похрапывающего Мориса, оседая тому на подушку и лицо легкой звездной пылью чужих снов. Спальня погрузилась в непроглядную темень. Ноэль решительно откинул одеяло и сел на кровати, понимая, что все попытки уснуть бесполезны. Следовало немедленно найти Фурло и вытрясти из этого комка шерсти все, что тот знал. Ноэль тихонько прокрался на цыпочках к выходу, прошмыгнул наружу и как был — в длинной белой ночной рубашке и босиком — потрусил по длинному холодному коридору в поисках зверька. Его путь лежал на второй этаж, потому как именно в кабинете Грохана, у камина, в неком подобии гнезда и спало животное, которого шиворот-навыворот переколдовали поколения учеников школы. Ноэль легко преодолел лестничный пролет и встал как вкопанный: из-под неплотно прикрытой двери кабинета Учителя пробивалась тонкая полоска света и слышались негромкие голоса.