Двенадцать друзей Бошена (СИ) - Багрянцева Влада

Да уж, только пидор может лепить жвачки к стульям, подумал Говард и поставил мысленно жирную галочку в списке на одиннадцать человек прямо напротив Дарена. Но вычеркивать его оттуда не торопился, ошибиться было очень легко. Часто натуралы были те еще пидорасы.

2

========== 2 ==========

Перенервничав и эмоционально выгорев за два часа поездки, все альфы угомонились и зашевелились, только когда комфортабельный автобус, свернув с трассы, проехал через массивные ворота по лесной дороге. Участок вокруг особняка оказался довольно большим, утопающим в зелени. Из автобуса, кроме леса и асфальта дороги, ничего не было видно. Все, как обещали, — полное уединение на двенадцать недель.

Автобус остановился, и Джесси ласточкой вылетел из плотно набитого альфьим духом салона, встрепенулся у подножки и, улыбнувшись, пригласил всех на выход.

Особняк с виду представлялся роскошным, с открытыми террасами по второму этажу и бассейном на третьем. Рядом с беседкой на углу здания располагался небольшой загон для павлинов, и Харви, выйдя первым, тут же перевел взгляд на окна, молясь богам, чтобы окна его комнаты не выходили на эту сторону.

Побывав много где за границей, он, как и все поначалу, тоже умилялся этим красавцам с волшебными перьями и царственными хвостами. До первой ночи. Проснувшись в три утра от жутких криков, идущих прямо из преисподней. Вначале Харви показалось, что кого-то убивают, и, вооружившись складным ножом, он, крадучись, спустился на ресепшен защищать постояльцев от маньяка, режущего омег под окнами отеля. Там к тому моменту собралось порядочно взбудораженного народа в пред-, а то и обморочном состоянии и сильно пахло валерьянкой. Бета с ресепшена профессионально раздавал успокоительное в одноразовых малюсеньких стаканчиках и объяснял, что это не вторжение инопланетян, а у павлинов сбились внутренние часы — наступило собственное утро и они просят завтрак, сейчас их покормят, и снова будет тихо и красиво. В тот день Харви понял, что павлины это не только красота, но и «ну на хер такое счастье».

Будучи пилотом вот уже одиннадцать лет, Харви, при всей его харизме и располагающем характере, все еще оставался один. Случайных связей у него был миллион — пилотов любили все, одна форма чего стоила. Да и без формы он был оч-чень интересным альфой. Но к своим тридцати пяти он изрядно наелся гулек и перелетов, и где-то с полгода назад его остро скрутило в бараний рог вечное одиночество. Можно смело летать в бурю и мглу, если знаешь, что тебе есть куда возвращаться. А в его одинокой квартире, кроме кактусов, никто не водился. Не мог он ни кота завести, ни собачку, ни даже черепашку с улитками. Никому он не был нужен, никому не было интересно, какие у него планы и желания, что он съел вчера, сколько кругов намотал по стадиону и в какую страну полетит завтра. Никто не желал ехать с ним в ебеня на рыбалку, кормить комаров и мошку — одно дело сладко потрахаться и пошопиться, и совсем другое слушать про подступающие болячки и маячившую на горизонте зрелость. Воды не хотелось и о спиногрызах все еще не мечталось, а вот в родной душе ощущалась острая нехватка и невероятная потребность — до ночных слез и пьяных истерик.

Поэтому за этот шанс — поучаствовать в передаче — он ухватился со страстью измученной бессонными ночами души. Он готов был даже поставить крест на святом — на карьере, если его открывшаяся в передаче гомосексуальность станет поперек горла начальству: уйдет в частную авиацию, пока молод и на него есть спрос. Вот таким образом он решился изменить свою жизнь, потому что все, что делал раньше, как жил, как искал знакомства, ни к чему хорошему не привело — достаток есть, но кому он нужен, если внутри него гулкая дыра, куда проваливается вся радость и счастье.

Харви внимательно присматривался к участникам. И если быть честным, больше, чем выиграть, найдя натурала, он желал найти тут свою половинку. Пока что увиденное ему нравилось. Теперь главное было не спешить, не выделять кого-то особо, но и не тянуть кота за хвост, чтобы не увели более расторопные коллеги.

Раздражал его, пожалуй, только один персонаж — альфонсик в красном. Кажется, его звали Шон. Он еще ему ничего не сделал, но острая неприязнь разливалась в груди пилота только при виде лощеного мужчины. Харви допускал, что альфа может быть любым — и нежным и игривым, и манерным и жестким, но только не альфонсом. Это уже не альфа. Одно дело, если Харви скажет своей половине — сиди дома, я для тебя в лепешку расшибусь. И совсем другое, если здоровый лось «не определился» по жизни. Порхайте вокруг него, любите, цените, а он будет с писюном играться. Тьфу, бля.

К его несказанному удовольствию, их комната для второй четверки участников, в которую входили еще Дарен, Арчи и Боб, оказалась по другую сторону от вольерчика со спящими павлинами. Парни вроде подобрались нормальные, и Харви решил сходить к соседям, чтобы поближе познакомиться с первой четверкой. Для близкого знакомства не хватало общего застолья — обычно оно многое раскрывает и объясняет. Но у Харви с собой было — летчик он или где? Поэтому, даже не разобрав вещи, он засунул в оба кармана джинсов по бутылке виски и отправился в комнату напротив.

Швырнув рюкзак с вещами на верхнюю полку шкафа-купе, Дарен первым делом принялся запихивать в ящик выделенной ему тумбы предметы первой необходимости: дезики, упаковки жвачек, жидкость для линз — ну не своего же цвета у него были синие-синие глаза, — блокноты с набросками, карандаши разной степени жесткости и различную мелкую ерунду. Когда на пол при этом высыпались фольгированные цветные квадратики, он хмыкнул, потому что Боб, устраивающийся напротив, едва заметно смутился и отвернулся. Но Дарен заметил — он всегда был внимателен к деталям.

— Целка? — поинтересовался он, расшнуровывая ботинки.

— Ты это мне? — встрепенулся тот. — Ты о чем?

— Спрашиваю, в твой волшебный улей еще не залетала ни одна пчелка? Тоннель не пробивали шахтеры? Из Мариинской впадины еще не всплывал ни один ихтиозавр?

Боб моргал непонимающе, и Арчи, организатор свадеб, занятый развешиванием своих многочисленных костюмов, снизошел до пояснения:

— Он спрашивает, был ли у тебя секс.

— Был, конечно! — возмутился Боб. — Иначе б я сюда не пришел.

Дарен не знал, правду ли говорит этот альфа с нежной даже на вид кожей и длинными омежьими ресницами, но он знал, зачем сам пришел на проект — за вдохновением.

У Дарена, ставшего известным еще тогда, когда он учился в колледже искусств, заполучив внимание благодаря поразительно натуралистичным портретам, сейчас в жизни был застой. Картины он писал так же легко, как и прежде, набрасывая основу за пару бессонных ночей с банкой кофе — его он варил про запас, — но ничего как прежде живого в них не было. Черты клиентов — весьма обеспеченных, к слову — казались ему тошнотворно однотипными. Жизни в сидящем на кушетке в его мастерской альфе или омеге было ни на штрих, ни на мазок, писать их было скучно, и Дарен понял, что близок к тому, что в их кругу называлось «исписался».

— Тебе надо потрахаться, — авторитетно заявил его друг Питер, заявившись в один из вечеров с пиццей. — Спустить пар.

— Спустить пар я могу и с аквалангом или на скейте, — отозвался Дарен, рассматривая пятна от краски на ладонях, которые пытался оттереть растворителем. — Сунуть в кого-то член — не мой способ отдыха, прости.

— А если в тебя?

— Пошел на хуй! Больной мудак.

— Вообще-то, — подмигнул Питер, открывая коробку и роняя на пол кружочек охотничьей колбаски, — вдохновение зависит от уровня либидо. Чем ниже либидо, тем скуднее твои таланты.

— Кто тебе этот бред впарил? — Дарен бросил грязную тряпку на стол рядом с коробкой и забрал себе кусок пиццы.

— Джесси. Помнишь, мы зависали на курорте на островах? Он еще телеведущим оказался?

— Кайтавенький такой? Помню. Я его задницу по памяти рисовал еще неделю, хотя он так никому и не дал. С принципами, сучка рыжая.