Пожар - Иероним Ясинский

Она заплакала и перестала смотреть на звезды.

В окне брезжил свет восковых свеч и монотонно читал псалтирь белокурый дьячок.

Лидия Фадеевна вошла в комнату, в которой лежал покойник, и почти не узнала Сергея Ивановича. Огромная черная борода его словно выросла и покоилась на запавшей груди, плотно приникая к ней. Усы насунулись и закрыли нижнюю губу. Нос заострился, глаза далеко ушли в орбиты. Лицо приняло выражение, какого при жизни некогда не имело. Сергей Иванович как будто улыбался — неподвижной, вдумчивой улыбкой.

Лидия Фадеевна поцеловала его холодную плоскую руку и, перекрестившись, ушла в кабинет и долго сидела там при свете керосиновой лампы, смягченном молочным стеклянным абажуром. Вся жизнь с Сергеем Ивановичем припомнилась ей. Пока он был жив, она не думала, что так горячо любит его. В уме ее возникли картины прошлого — вспомнилась ей первая встреча с Кремневым на студенческом балу в Киеве, куда Лидия Фадеевна только что вернулась из-за границы с своей младшей сестрой и братом-радикалом, адъютантом Гарибальди. Какое это было счастливое и светлое время! Но вот Сергей Иванович по окончании университета приехал к ним в деревню и, погостив две недели, сделал предложение Лидии Фадеевне; это случилось во время прогулки верхом. Была сыграна свадьба, и, боже, как отплясывали на ней все соседи и соседки! Даже гарибальдиец вальсировал. Началась счастливая супружеская жизнь. Пошли дети. Сергей Иванович работал для них. Супруг и супруга стали донельзя бережливы и расчетливы, чтобы обеспечить свою старость и обеспечить детей. Но Сергей Иванович остался верен преданиям своей молодости. Он посвятил свою жизнь земству. Разве он не был другом народа, разве не враждовал он с исправником и духовенством? Он никому не был должен в своей жизни, потому что считал взять деньги взаймы и не отдать грехом хуже воровства. Ни разу не изменил он жене, хотя в принципе он был против брака.

Ей стало горько; отчаяние опять охватило ее. Казалось, вот-вот войдет в комнату Сергей Иванович и заговорит с ней. Ей представился знакомый огонек его глаз, и она видела его улыбку. "Что, если обернусь, а он стоит живой" — спрашивала она себя, оборачивалась и вздрагивала… Никого не было. По-прежнему тишина царила в доме, и среди нее сонное чтение дьячка раздавалось с зловещим и томительным однообразием.

Заснуть было нельзя. Как огромная туча, подползло горе и прогоняет сны от Лидии Фадеевны. Она уже оцепенела, все ее тело охватила усталость, но трудно забыться, ни на минуту не покидает измученного мозга мысль, что Сергея Ивановича уже нет и что вместе с ним умерла лучшая часть жизни Лидии Фадеевны. Существовал человек, который знал ее еще девушкой молодой и даже красивой, он любил ее молодость, ему достался первый цветок нетронутого девичьего сердца; любя ее в настоящем, он еще больше любил ее в прошлом. Теперь вычеркнуты из книги жизни эти страницы светлых воспоминаний молодости. Никто больше не полюбит Лидию Фадеевну. Нет того, кто знал ее, когда она еще цвела, как роза, и кто за это знание не был строг к ее быстро поблекнувшей наружности, к ее расплывшимся формам, в которых самый снисходительный судья не отыщет и следа былой прелести…

Чтение дьячка замолкло. Лидия Фадеевна вздрогнула от наступившей тишины. Из залы послышался легкий храп. Лидия Фадеевна, преодолевая смутный ужас, на цыпочках прошла туда. Она увидела, что восковая свеча сильно нагорела и красная светильня распространяет легкий чад. Тень, откидываемая покойником на стену, зыблилась. Казалось, что борода Сергея Ивановича стала еще чернее, он сам побледнел еще больше. Лидия Фадеевна не могла подойти к нему. Ей хотелось разбудить дьячка, но и этого она не решилась сделать. Объятая паническим страхом, она почувствовала, как по спине бежит у ней волна какого-то холодного веяния — словно кто дышит ей на затылок ледяными устами. С крепко забившимся сердцем выбежала она в переднюю, где спала безмятежным сном горничная девчонка. Лидия Фадеевна села на кровать к девочке, и ей стало не так страшно. Мало-помалу она даже совсем успокоилась. Девчонка так крепко спала, что Лидия Фадеевна не пробудила ее, прилегши возле нее. В другое время она ни за что не легла бы на постель горничной, да еще рядом с ней. Но теперь она забыла свою брезгливость. Она лежала и все думала о своем горе и о том, что делать теперь, и как жить без мужа, и как воспитывать детей.

Должно быть, было уже очень поздно. Пели петухи. Лидия Фадеевна внезапно заснула.

Ее пробудило протяжное чтение псалтири. "Кто это читает?" — подумала она с изумлением, но сейчас же все вспомнила. Солнце озаряло своим бледно-золотым светом всю комнату; Лидия Фадеевна вошла к покойнику. Покойник за ночь еще больше изменился. Лицо посинело, руки похолодели и пожелтели.

"Боже мой, если бы скорей кончились эти тяжелые дни!"

Ваня прибежал от соседки и стал тоже плакать.

— Мамаша, — спросил он, — ведь бывает будущая жизнь?

Мать слегка толкнула его.

— Отстань от меня.

— А когда похоронят папашу, я буду ходить в школу?

— Уйди.

С девяти часов стали приходить и прощаться с покойником служащие в управе, разные уездные чиновники, знакомые Сергея Ивановича, просто любопытные. Некоторые низко кланялись, другие скорбно качали головой, как бы вдруг открывшие, что на земле все бренной преходяще. Даже исправник, с которым по долгу службы враждовал Сергей Иванович, приехал взглянуть на покойника и поцеловал у него руку.

Вскоре привезен был гроб. При взгляде на этот массивный дубовый ящик, обитый черным сукном и украшенный посеребренными ножками и ручками и позументным крестом, Лидия Фадеевна, которая на время было успокоилась, вдруг снова заплакала.

К выносу тела мало-помалу собрался почти весь город в лице своих наиболее богатых и уважаемых представителей. Приехал наконец протоиерей о. Митрофан и, облачась в траурные ризы, стал отпевать покойника.

Все гости не могли поместиться в зале и многие стояли во дворе. Кадильный дым плыл над головами. Все молчали, только одна Лидия Фадеевна рыдала навзрыд. Шаповалов, в матерчатой перчатке на левой руке, франтовато крестился правой и по временам перешептывался о чем-то с другим членом управы, пожилым и толстым, человеком.

Когда Сергея Ивановича положили в гроб, Лидия Фадеевна огласила воздух таким пронзительным криком и, следуя ее примеру, так громко закричали дети, что у всех сжалось сердце и у некоторых дам судорожно передернулись губы.

— Мы сами понесем гроб! Господа, земцы должны выносить!

Неуклюже задвигалась вверху темная масса гроба, который громоздили себе на плечи товарищи покойного; голова его качалась на жесткой подушке. Гроб сейчас же пришлось опустить, чтобы вынести из дверей.

— Полегче, послушайте, легче! Господа ведь так же нельзя!

Толпа с гробом, предшествуемая священником, имевшим убитый, страдальческий вид (о. Митрофан очень хорошо и сердечно служил), вышла на улицу и направилась к церкви. Пели певчие, уныло звонили колокола и заглушали собою плач Лидии Фадеевны.

Дом вдруг опустел. Его сторожили одни только собаки.

Процессия медленно подвигалась на площадь к собору. Провожающие разбились на группы. Все ждали Лидию Фадеевну и удивлялись любви, которую она проявляла к своему мужу, так искренно и горько оплакивая его.

— Сорок лет — помилуйте, какие же это лета. Детей жалко! — говорил седой член управы.

— Знаете что, это так, по человечеству, жалко, — заметил ему Шаповалов. — Но ведь и то надо сказать, что покойник состояньице сколотил кругленькое.

Старик подумал и, раскинув умом, сказал с завистливым выражением своих выцветших глаз:

— Тысяч на сто.

— Пожалуй.

— Воздержанный был человек Сергей Иванович, — со вздохом произнес старик.

— Можно сказать, каждый кусок сахару считал, — пояснил Шаповалов. — Однако же, я вижу, Кононов устал — надо пойти сменить его!

Шаповалов ускорил шаг, сменил Кононова и, подпирая гроб плечом, стал басить вместе с певчими:

"Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас!"

Нищие голодной толпой, врассыпную, тянулись за гробом.

Лидия Фадеевна шла за прахом мужа, окруженная детьми. Она была в черном платье, которое сделала себе зимой для визитов, но не успела обновить его из бережливости. Креповая вуаль ниспадала по ее плечам; в руках она держала белый платок, весь мокрый от слез.

Ваня дернул ее за платье.

— Мамаша, мамаша! Отчего это дым?

— Ах, Ваня, молчи!..

— Нет, мама, ты взгляни, вон, направо… Вон и отец Митрофан туда смотрит… посмотри же, мамаша!

Лидия Фадеевна машинально повернула голову направо. Там зловещим, сизым облаком клубился дым. Кто шел ближе к Лидии Фадеевне, тоже повернул голову к дыму. Пожар был сейчас же за городом, и горело что-то легковоспламеняющееся, судя по дыму. Процессия подвигалась вперед, но головы одна за другой поворотились направо. Все стали смотреть туда. Иные отстали от процессии и бросились на пожар.