Каятан - Кирилл Довыдовский

Я с трудом разлепил глаза. Настали сумерки. Теплый летний ветерок устало теребил верхушки деревьев, здоровенный комар беззастенчиво упивался моей кровью, обгоревшая волчья туша лежала рядом… Если бы не боль в ноге, можно сказать, что чувствовал я себя не так уж и плохо… Но она все-таки болела. Собрав силы в кулак, я оттолкнул волка в сторону.

Немного приподнявшись на локтях, я облокотился спиной о ближайшее дерево. Оглядев свое тело, я убедился, что заживление ран проходит с необычной, даже слегка пугающей скоростью. Они не зажили полностью, но уже совсем зарубцевались, и кожа почти не болела, только нещадно чесалась. О волчьих укусах напоминали мелкие рваные цепочки бледных шрамов на локте и икре. Хотя последней полагалось быть, как минимум, наполовину откушенной…

Есть хотелось страшно.

То, что осталось от волка, лежало в полутора метрах от меня. Большой кусок обгоревшего мяса с очень четким черным отпечатком человеческой пятерни в области шеи.

С одной стороны, я, конечно, был рад, что не стал чьим-то обедом или ужином, но с другой… Я вспомнил жар, пронзивший все тело перед тем, как я потерял сознание. Выходит, это я его поджарил… Мысль была немного диковатой. Я всегда был сильнее своих сверстников, да и реакция неплохая, но чтобы вот так запросто кого-нибудь испепелить… Я ведь не маг, хотя было бы неплохо. Но не проявлял я никогда подобных способностей, хоть и рановато вроде – в шестнадцать-то лет… Вот бы Ирвин удивился…

Я старательно поморщился. Этот день был неудачным не только для меня…

Проснулся я, как и всегда, рано. Точнее, очень рано для себя. Мне всегда почему-то казалось, что вставать с восходом солнца – в шесть, а то и в пять часов утра – это не просто странно, это чересчур, но, тем не менее, каждый день вставал вместе со всеми. Возмущало меня подобное положение дел не потому, что я был такой уж соня или лентяй, тут все скорей наоборот, а потому что просто не было здесь ничего такого, чего нельзя было сделать днем или вечером. Я еще мог понять тех жителей деревни, кому нужно было ухаживать за чайными деревьями – хотя что можно там делать целый день? – но дяде Ирвину-то почему не спалось? Он, конечно, родился в Чайной – название хоть и логичное, но дурацкое, – зато ведь всю жизнь провел далеко отсюда, и на него эта любовь к ранним подъемам распространяться не должна бы… Но нет, Ирвин просыпался в пять утра и заставлял вставать меня. Вот и получалось день изо дня: поднимаясь на ноги в пять, просыпался я в лучшем случае часов в восемь-девять, а ложась вечером в постель, до половины ночи не мог уснуть. Просто физически не получалось.

Зато, протекая в легком тумане, ранние часы казались не такими уж обременительными. Ирвин очень любил поручить мне что-нибудь такое… не слишком обременительное для мозга.

Сам он мне не помогал, я думаю, исключительно из принципа. Он, конечно, был уже стар, но тренировать меня это ему не мешало. Впрочем, на что, на что, а на тренировки я никогда не жаловался. Они совсем не были скучными.

Но больше занятий фехтованием мне нравились другие уроки, открывающие для меня неизвестный, иной мир. Разительно отличающийся от, казалось, остановившейся жизни нашей деревни.

Ирвин рассказывал только о том, что видел сам, но и этого было немало. Моря: Зеленое, Серединное и даже Беспокойное, по которому дядя, конечно, не ходил, но видел собственными глазами, горы: недоступные Игские и изрезанные киркой и зубилом Тратские, степь Данхары и Трихры, а также Тавлия, Каранут, Кастор и Кимская империя, – и все это лишь по правую сторону Серединного. А ведь была еще и западная сторона, и целый ворох легенд, преданий, пророчеств… еще более захватывающих и манящих.

Правда, Ирвин учил меня и менее интересным вещам: счет, письмо, аанский язык… Это было у него какой-то навязчивой идеей – постоянно учить меня чему-то.

– Пригодится еще, не вечно же тебе тут сидеть, – говорил он. – А аан – вообще, язык вероятного противника, так что скажи-ка мне еще…

Его уверенность в том, что деревню мне придется покинуть, причем скорее рано, чем поздно, тоже была не слишком понятна. Я хоть и был не из этой деревни, но все равно – из крестьянской семьи, и меня не могло ждать ничего, кроме ста десяти – ста двадцати лет скучной и одинаковой деревенской жизни… Но Ирвин тоже родился в деревне, а ведь он сумел добиться многого. Многого? Мне и самому не терпелось испытать что-нибудь невероятное, но не ясно пока, что именно…

– Где ты опять витаешь? – голос Ирвина был полон недовольства. – Мне десять раз повторять вопрос?

– Э-э, я задумался… А королей в Термилионе было тридцать шесть штук. Тридцать семь, если считать два года, когда правили близнецы Тэриан и Франко.

Ирвин был солдатом далеко не всю жизнь и за пару десятков лет в должности секретаря успел впитать себя массу информации, хоть она и была во многом отрывистой. Например, он мог мне пересказать имена и даты правления всех королей нашей с ним общей родины, но не способен был ни слова добавить о том, кто из них и чем прославился. Чему я радовался втайне: слушать рассказы о дальних странах было намного интересней, чем запоминать безликие даты.

– «Штук»… – повторил за мной Ирвин. – Знаешь, будь я сейчас на действительной службе, получил бы ты десяток плетей за непочтительность к Короне, притом абсолютно заслуженно.

Что верно, то верно. Заставить себя испытывать пусть самую малую толику уважения, не говоря уже о преданности, к правящей фамилии – я не мог. Очень уж далеко находилась маленькая Чайная от величественного Туалона.

– Ладно, – после небольшой паузы произнес он, – иди… гуляй.

Уговаривать меня не надо. Выйдя наружу, я по привычке залюбовался на открывающийся отсюда вид. Наш дом стоял на самом краю деревни и был той точкой, что отделяла небольшое расчищенное плато, где располагалась сама деревня, от широкого изумрудного ковра, медленно стекающего вниз. Дорога была не больше пяти метров в ширину и через двадцать-тридцать метров полностью утопала в зеленой гуще деревьев. И меня снова посетило завораживающее и, как и тысячу раз до этого, непонятное чувство непередаваемой близости к Миру. Казалось, что еще секунда, и я смогу любым уголком самого себя слиться с каждым его краешком… Наваждение исчезло. Э-э… слишком я впечатлителен. Зато, так веселее.

Я пошел в обратную сторону. Наверное, опять будем с парнями в «легионеров и кочевников» играть или во что-нибудь еще, не сильно отличающееся. Последнее время все стало жутко надоедать. Не то чтобы я стыдился своих друзей, но… это было не так легко объяснить. Некоторые из них были лучше – правильнее и честнее, другие хуже, но все они от жизни хотели немногого и очень походили на своих родителей.