Ошибка Марии Стюарт - Маргарет Джордж

– Милосердная королева, – начал он. – Минуло четыре года со времени нашей последней встречи. За это время многое произошло, и мы стали другими людьми. Однако я утверждаю – а я не льстец, – что ваша красота стала поистине несравненной, наряду с вашей властью и репутацией. Теперь вы истинная королева. Шотландии очень повезло.

– Прошу вас, встаньте, – сказала она.

– Слушаюсь, – Хепберн выпрямился, и Мария жестом разрешила ему приблизиться. Он направился к ней пружинистым шагом, выдававшим энергию и целеустремленность. Сейчас ему было тридцать лет, и какие бы лишения он ни претерпел в тюрьме, французское гостеприимство, очевидно, стерло их следы. Он излучал силу и уверенность в себе.

– Лорд Босуэлл, вы прибыли в Шотландию без нашего разрешения, – сказала она.

Он улыбнулся.

– Прошу прощения, Ваше Величество. Мне очень хотелось вернуться, а вы занимались другими делами, – он приподнял бровь. – Кроме того, я хотел избавить вас от другой утомительной задачи: подписывать мои бумаги.

Она не удержалась от смеха:

– Нет, вы решительно неисправимы! Не говорите мне, что это было настоящей причиной.

Он шутливо взмахнул рукой.

– Но каковы бы ни были ваши причины, вы доказали свою верность во время последнего мятежа, – продолжила она. – Мы благодарны за это и возвращаем вам должность командира пограничной стражи. Мы восхищаемся недавней бдительностью, которую вы проявили на страже наших южных рубежей, когда они подверглись угрозе.

– Никто не направлялся в мою сторону, – возразил он. – Мятежники перешли границу в Карлайле на дальней западной стороне, за пределами моей юрисдикции. Правда, с тех пор они переместились на восток. Я слышал, что теперь они обосновались в Ньюкасле и пытаются прожить на ничтожное пособие от королевы Елизаветы.

Мария невольно вздрогнула. Значит, Елизавета все-таки поддерживает их, несмотря на высокомерные заверения?

– Ньюкасл – унылый городок, но с крепким замком, – продолжал Босуэлл. – Кроме того, там есть руины древней стены, привлекающие поэтов и ученых. Возможно, лорд Джеймс найдет там утешение. Он может сидеть на замшелом кургане и размышлять о ходе времени, королях и королевах, – он помедлил и склонил голову набок. – Елизавета публично велела ему покинуть свое королевство как изменнику. Однако он остается в Англии и даже получает поддержку от нее.

Это был вопрос?

– Тогда положение не такое, каким кажется на первый взгляд, – наконец произнесла Мария.

– Не могу не согласиться с вами, – ответил Босуэлл.

– Но кому можно доверять? – послышался из угла тонкий голос Дарнли.

– Не смею ответить, пока не узнаю, кто говорит, – с улыбкой произнес Босуэлл. – Это может оказаться слишком опасно.

– Говорит король, – снова раздался высокий голос.

– Ах! – голос Босуэлла, наоборот, сделался более звучным и глубоким. – Тогда я должен сказать, что доверять можно лишь тем, кто любит вашу супругу и королеву так же преданно, как вы сами. Хотя она прекрасна, добра, умна и достойна всяческого доверия, есть люди, которые недолюбливают ее за эти достоинства и хотят причинить ей вред. Было бы ошибкой полагать, что хороший правитель будет любим всеми. Ее достоинства могут возбудить зависть и ненависть среди недостойных.

– Теперь у мятежников значительно меньше людей, – сказала Мария. – Они лишатся своих земель и титулов, как только соберется парламент. Джеймс Стюарт превысил свои полномочия и утратил право носить титул графа Морэя.

– Опасная вещь, Ваше Величество, – Босуэлл казался приятно удивленным. – И хороший урок для нас всех.

– Тогда не превышайте собственные полномочия, милосердно дарованные королевой! – вскричал Дарнли и внезапно вскочил на ноги.

– Не смею и думать об этом, – с серьезным видом парировал Босуэлл. – Я довольствуюсь тем, что угодно Ее Величеству.

Когда Босуэлл ушел, в очередной раз заверив королеву в своей преданности, она повернулась к Дарнли.

– Тебе не стоило быть таким грубым с ним, – сказала она, опустившсь на стул.

– Я не доверяю ему, – холодно ответил Дарнли.

– Он ничем не заслужил недоверие в отличие от всех остальных. Мне пришлось отозвать полномочия посла Рэндольфа за его лояльность к мятежникам. Мортон остается здесь, но я знаю, что он заигрывает с мои братом, переписывается с ним и сообщает, куда ведет мои войска, будучи государственным канцлером. Правда, Аргайл не стал открыто поддерживать мятежников. Он не привел обещанное подкрепление и не бежал в Англию вместе с ними, но все равно обманул мое доверие. Фактически, он предал обе стороны.

– Значит, доверие так дорого для тебя?

– Дороже всего остального. Когда кто-то предает меня или даже остается в стороне и не поднимает свой голос или меч, чтобы остановить предателей, он навсегда потерян для меня.

– Потерян для тебя… – повторил Дарнли и поцеловал ее руку. – Как это печально.

Он слегка прикрыл свои красивые глаза с длинными ресницами. Теперь, когда он был с нею нежен, Мария наконец решилась рассказать ему о беременности.

– Генри, нам предстоит радостное событие. Мы ожидаем наследника… Видишь, я уже стала сильно уставать. Мне потребуется больше отдыхать. Следующие семь месяцев мы должны провести в тишине и покое, чтобы создать самую лучшую обстановку для нашего будущего ребенка.

Лицо Дарнли озарилось счастьем:

– Ребенок! О, Мария, любовь моя! Ребенок, наш ребенок!

Она почувствовала облегчение, потому что втайне опасалась реакции мужа. В последнее время он вел себя совершенно непредсказуемо.

Дарнли обнял ее:

– Я буду с нетерпением ждать родов и горд быть отцом твоего ребенка. Я стану отцом короля! Короля по праву рождения. Ему не понадобится получать одобрение парламента для подтверждения своего титула или полагаться на жену, которая только тянет время!

– Ах, оставь это. Ты похож на пса, выпрашивающего кость.

– Ты приказываешь мне оставить тебя? Хорошо же! – он повернулся и быстро направился к двери.

– Я велела тебе не оставить меня, а сменить тему.

Шпалера хлопнула, когда он закрыл за собой дверь. Это был знакомый звук и привычное зрелище.

Мария покинула зал для аудиенций и направилась в свою спальню. Она устала и шла довольно медленно. До сих пор беременность напоминала о себе лишь тем, что Мария часто пребывала в полусонном состоянии и время от времени ощущала упадок сил. Она не страдала от тошноты и не падала в обморок, как предсказывал Бургойн. Она по-прежнему выполняла свои обязанности, которые после «гонки преследования» переключились с поля боя на политические решения. Но это было утомительно.

Из-за вынужденного ограничения подвижности она в последнее время увлеклась шитьем, особенно созданием эмблематических узоров. Сначала она относилась к этому просто как к рукоделию, избавлявшему от скуки и позволявшему скоротать время, но постепенно это занятие превратилось в упражнение для ума и возможность ускользнуть в мир, где все было упорядочено в соответствии с некими тайными принципами. Сейчас она работала над декоративной панелью с символическим изображением ее и Дарнли: к основанию пальмы, увенчанной короной, подползала сухопутная черепаха. Черепахой был Дарнли, а она – деревом. Когда фрейлины попросили ее раскрыть смысл рисунка, она отказалась. Это являлось достоинством эмблематических панелей: считалось, что они могли означать что угодно.

Она опустилась в кресло с мягкой стеганой обшивкой, удобно расположенное у окна, и взяла свою коробку с шитьем. Рисунок отражал ее растущее беспокойство по отношению к Дарнли: был ли он всего лишь сухопутной черепахой, стремившейся занять более высокое положение с помощью брака? Его требования о получении статуса полноправного монарха и соправителя становились все более настойчивыми… Почему парламент не утвердит их? Почему она так жестока, что не хочет созвать парламент и сделать это?

Между тем Дарнли совершенно не уделял внимания своим королевским обязанностям. Он никогда не подписывал документы, поэтому пришлось изготовить факсимиле его подписи. Он постоянно выезжал на охоту, любил прогулки верхом или…

Мария достала полоску плотного коричневого шелка и начала отделять нити. Она продела в игольное ушко требуемое количество нитей и поднесла вышивку к свету.

… или куда-то уходил по ночам. Но куда? После ужина она часто спускалась по спиральной лестнице в его покои, надеясь застать его в одиночестве, но никого не находила там даже в самую ненастную погоду. Когда она спрашивала об этом, он отказывался отвечать. Иногда поздно ночью она слышала шум во дворе, когда он стоял у ворот и требовал впустить его. Его голос был громким и невнятным. Даже днем его иногда окружали винные пары.

Мария начала заполнять темно-желтые точки на панцире черепахи. Продеть иглу, вынуть нитку, снова вдеть иглу… эти движения успокаивали ее.